Дмитрий Багалей - Колонизация Новороссийского края и первые шаги его по пути культуры
Запорожские поселки (селения, зимовники и т. п.) были разбросаны, как мы видели, на громадном пространстве земель нынешних двух южных наших губерний: Екатеринославской и Херсонской. Число этих поселков все более и более возрастало, а параллельно с этим увеличивалось и число жителей. К сожалению, привести точные статистические данные о количестве селений и о числе жителей в них довольно трудно. До разрушения Сечи, по словам Н. Л. Коржа, было 17 селений, возникших по большей части из зимовников[67]. Гюльденштедт только в Поднепровье называет 30 селений женатых казаков (12 на правом и 18 на левом берегу)[68].
Но на самом деле их было гораздо более. А. А. Скальковский, на основании подлинных документов сечевого архива, насчитывает их в четырех паланках 64 и говорит, что в них было 3415 хат, или 12 250 душ женатых казаков и поспольства обоего пола[69]. По официальной ведомости, составленной Текелием в момент уничтожения Запорожской Сечи, в ней было (кроме Сечи в тесном смысле этого слова) 45 деревень и 1601 зимовник; всех жителей было 59 637 душ обоего пола, большую часть их составляло поспольство, т. е. женатые поселяне (именно 35 891 человек); впрочем, и большая часть казаков жила не в Сечи, а в деревнях и зимовниках, где занималась скотоводством, земледелием и другими мирными промыслами; часть казаков, как известно, имела семьи[70]. Нужно полагать, что цифры этой официальной ведомости значительно меньше действительных; нам будет совершенно непонятно, как это в более раннее время (о котором сообщает сведения А. А. Скальковский) было больше селений, чем в 1775 году (к которому относится официальная ведомость). Да и как мог Текелий точно сосчитать, например, число запорожских зимовников, разбросанных на громадном пространстве в разных уединенных местах? Неудивительно поэтому, что его показания расходятся с показаниями князя Мышецкого, который насчитывает всего около 4 тысяч зимовников[71]; есть известия, что запорожцы основывали иногда зимовники за границей своих владений на чужой земле; таковы, например, были хутора, устроенные ими в турецких пределах в виду Очаковской крепости[72]; такие населенные пункты не могли, конечно, войти в официальную ведомость, если мы приведем себе на память также нерасположение запорожцев ко всяким официальным статистическим запросам, которое должно было еще более усилиться в момент уничтожения Сечи, то, быть может, окончательно убедимся в том, что на самом деле в Запорожье было не 59 637 душ, а гораздо больше. По всей вероятности, ближе всего к истине будет цифра, приводимая А. А. Скальковским, – 100 тысяч обоего пола казаков и поспольства. Во всяком случае, для нас интереснее всего тот факт, что большинство населения Запорожской Сечи в год ее уничтожения составляли женатые казаки и посполитые, преданные почти исключительно мирным культурным занятиям; правда, среди них были и такие лица (скотари, табунщики, чабаны), которые вели полукочевой образ жизни: защищались от непогоды в так называемых кошах с очагом для разведения огня (кабыцей) или котигах, т. е. палатках на двух- или четырехколесных арбах, совершенно напоминающих ногайские[73], но, в общем, о населении Запорожья следует сказать, что оно в последние годы своего исторического существования решительно стало переходить на мирное положение и показывало склонность к культурным занятиям. Впоследствии мы сделаем более или менее обстоятельный очерк запорожской культуры; теперь же только заметим, что первыми зачатками своей материальной культуры Новороссийский край обязан Запорожью. Таким образом, Запорожье, с одной стороны являясь оплотом русского мира от мусульманского, немало потрудилось для отстаивания русской культуры, а с другой внесло свою лепту и в общую творческую деятельность русского народа, направленную к созиданию культуры. Чрезвычайно верно и метко определил роль Запорожья в истории колонизации Новороссийского края Г. П. Надхин; мы позволим себе привести здесь его образное сравнение: в степях Новороссийских, говорит он, есть целые кучугуры сыпучих песков; на них долго не могло укрепиться ни одно растение: всякую былинку, куст, деревце из рыхлой почвы вырывал ветер; но вот начал здесь расти шелюг (род красной ивы) – и он цепкими своими корнями укрепился на этом грунте и укрепил его до того, что вслед за ним начали расти и другие деревья и кустарники. Запорожье было для южной России таким шелюгом: оно первое тут успело укорениться на непрочной почве, первое укрепило ее под собой для жизненных посевов и, таким образом, первое дало возможность для постоянного на ней заселения и гражданского развития[74].
Глава III
Русская государственная и народная колонизация в XVIII и первой четверти XIX века
Постройка укрепленных линий и крепостей. Постройка городов: Херсона, Екатеринослава, Николаева, Одессы. Основание селений: малорусские и великорусские казенные слободы; помещичьи села и деревни
Еще в эпоху самостоятельного существования Запорожья, в новороссийских степях, в ближайшем соседстве с казаками, водворились сербы; к ним вскоре присоединились другие иностранные поселенцы. Правительство строит здесь ряд новых городов, куда целыми массами стекается отовсюду население. Одновременно с этим возникает множество новых сел, деревень, хуторов, обязанных своим происхождением владельческой и народной колонизации. Одним словом, колонизация края идет теперь с лихорадочной поспешностью. Потемкин и другие деятели этого времени желают как бы наверстать то время, когда прилив населения в эти места извне был очень слаб и единственными «насельниками этого края» были запорожцы. Но, отдавая должное новым колонистам, мы не должны забывать услуг той бесстрашной дружины русичей, которая в течение более двух с половиной столетий вела упорную борьбу за обладание степями с татарами. Она подготовила почву для быстрейшего заселения области во второй половине XVIII века, в особенности со времени покорения Крыма в 1783 году.
Присоединение Крыма к России имело громадное и решительное влияние на успешный ход колонизации черноморских степей. С устранением этого важнейшего тормоза колонизации ход и размеры ее могли определиться различными естественными и историческими условиями, которые, в общем, должны быть названы весьма благоприятными. Теперь явилась возможность заселять и обрабатывать не только речные долины, но и чисто степные места, покрытие тучным черноземом; борьбу нужно было вести не с хищниками-татарами, а со степною природой, с теми условиями, которые препятствовали развитию земледельческой культуры. Только с присоединением к России столь желанного побережья Черного и Азовского морей, только с открытием доступа к морю, Новороссийский край, с его громадными естественными богатствами, мог получить настоящую цену. С построением портовых городов, пустынное дотоле побережье оживляется, отпускная и привозная (заграничная) торговля развивается с поразительной быстротой; вместе с тем возрастает население в промышленности. Спрос на хлеб и на другие предметы сельского хозяйства, в особенности в Одессе, в свою очередь должен был благоприятно отразиться на возрастании населения в самих степях – в увеличении там разного рода селений, в развитии земледельческой культуры и т. п.; появление новых сел и деревень благоприятно отражалось на росте городского быта и наоборот. Словом, история заселения Новороссийского края со второй половины XVIII века представляет любопытнейшую и характернейшую страничку в истории России вообще, и нашего юга в частности. Мы постараемся разобраться в сложной этнографии степей и представить общую характеристику колонизации с ее главнейшими типическими чертами и наиболее характерными ее особенностями. Уже в силу такой постановки вопроса мы не будем гоняться за исчерпывающею полнотой содержания и новизной фактического материала.
Изучая колонизацию Новороссийского края, мы в ней различаем два главных типа или вида: 1) русскую (правительственную и народную) и 2) иноземную. Конечно, такое деление может вызвать кое-какие возражения и замечания; но я его принимаю, потому что оно позволит ориентироваться в массе разнородных фактических данных и представить их в более или менее цельных исторических картинах и характеристиках. Колонизационная деятельность правительства проявилась, главным образом, в постройке в Новороссийском крае укрепленных линий и городов. Еще в царствование Елизаветы Петровны было образовано Ново-сербское и Славяно-сербское военные поселения с крепостями Елисаветградом, Бахмутом и Константиноградом (о них мы скажем несколько слов при обозрении иностранной колонизации). В начале царствования Екатерины II была построена так называемая Днепровская линия[75] (1770), явившаяся результатом успехов русского оружия в первую турецкую войну (Русско-турецкая война 1768–1774 годов. – Примеч. ред). В это время заняты были нами два порта, Азов и Таганрог, которые турки забыли укрепить; линия эта должна была отделять всю Новороссийскую губернию вместе с запорожскими землями от татарских владений; от Днепра она шла к Азовскому морю, проходя по рекам Берде и Конским Водам, и пересекая всю крымскую степь; последняя крепость ее (Святого Петра) находилась у самого моря близ нынешнего Бердянска и прикрывала небольшую бухту его; всех крепостей в этой линии было восемь. Устройством этой новой линии правительство надеялось (и надежды его отчасти оправдались) обезопасить тот край, который лежал за старой Украинской линией (шедшей от Днепра к Северскому Донцу в пределах нынешних Полтавской и Харьковской губерний) и отличался плодородием почвы и всяческими естественными богатствами, а между тем был очень слабо заселен. Так как крепости были основаны исключительно с военными, а не торговыми или промышленными целями, то и не имели задатков особенного развития в будущем; но под прикрытием их должны были быть заведены и мирные селения; охранять линии должны были три казачьи полка. Земли, захваченные новой линией, были утверждены за Россией по Кючук-Кайнарджийскому миру (1774, она получила Керчь, Еникале и Кинбурн со всей областью между Бугом и Днепром, т. е. юго-восточную часть новороссийских степей, а также Азов и Таганрог)[76]. Таким образом, Россия твердой ногой ступила на азовское побережье. Одному из этих городов – Таганрогу предстояла великая будущность. Это был первый шаг к расширению, а вскоре последовал и второй.