Жан-Поль Креспель - Повседневная жизнь импрессионистов. 1863-1883
Но на этом история не закончилась: вначале младенец был отдан кормилице, а в 1863 году, после смерти господина Мане-старшего, даже не подозревавшего о существовании внука, малыш Леон поселился с родителями; с этого момента мальчик жил как нежно любимое, обожаемое дитя. Малыш часто служил моделью для Мане, что, несомненно, свидетельствует о необычайной отцовской привязанности. Еще одним примером подобной любви можно считать Пикассо. Но официально Мане так и не признал сына! Ребенка представляли как младшего брата его мамы, Сюзанны. Супруги очень боялись того, что могут сказать о них в обществе, и, конечно, не хотели, чтобы кто-нибудь узнал, что еще до свадьбы они стали родителями.
Комедия продолжалась даже после смерти Мане, умершего на руках Леона и оставившего ему все свое состояние. Сын, не желая ничем выдать проступок матери, только после ее смерти назвал наконец свое настоящее имя и вступил в брак; ему в то время исполнилось уже пятьдесят лет.
Еще одна запутанная историяМожно еще напомнить о похождениях Сезанна, боязливо-нерешительного в жизни и невероятно приверженного священным принципам буржуазной респектабельности, которую он ни в коем случае не желал нарушать, — и это притом что в обыденной жизни эта респектабельность была ему омерзительна.
Сезанн оказался в весьма сходных с Мане обстоятельствах. Он имел ребенка от одной из своих давних моделей — Ортанс Фике и сына назвал своим именем — Поль. Опасаясь отцовского гнева, он не только не вступил в брак с Ортанс, но, боясь разоблачения, жил отдельно от нее в Эксе. Чтобы в семье не возникли подозрения, он снимал жене и сыну квартиру неподалеку от Экса, где-нибудь в Эстаке, Гардане или Марселе, куда всегда приезжал тайком. В конце концов в 1874 году все открылось: банкир вскрыл конверт с письмом, адресованным сыну, и узнал о существовании Ортанс и маленького Поля. В те времена это был скандал… Отец был в бешенстве, метал громы и молнии… Он поклялся, что освободит сына от этой обузы. Такое поведение отца кажется еще более отвратительным оттого, что сам Сезанн родился прежде, чем его родители поженились… По-видимому, богатство совсем помутило разум старого банкира.
Сезанн, которого уличили в содеянном, вел себя как ребенок и продолжал отрицать очевидное — существование сына и Ортанс. В отместку банкир наполовину сократил выплачиваемый сыну пенсион, угрюмо и решительно заявив, что холостяку достаточно скромного содержания. Пришлось призвать на помощь Золя, который взялся помогать матери и ребенку, пока не утихнет буря. Поступок этот заслуживает похвалы, особенно учитывая, что к тому моменту Золя разочаровался в импрессионизме и смотрел на Сезанна как на неудачника. Однако чувство привязанности к другу детства, с которым они вместе бродили по горам в Сент-Виктуар и купались в реке Арк, не могло бесследно исчезнуть.
Это испытание оказалось для Сезанна долгим и мучительным, теперь ему приходилось особенно тщательно скрывать свои отношения с Ортанс. Случалось даже, что, опоздав на поезд, он пешком проделывал путь в 30 километров от Марселя до Экса, чтобы вовремя оказаться за семейным столом и не возбудить подозрений отца. Благодаря помощи Золя и Писсарро Сезанну удалось преодолеть этот кризис, хотя он не раз был в отчаянии; однажды он чуть было даже не отказался от живописи, решив покориться отцовской воле и поступить на службу в банк.
Время шло, и под давлением жены и дочери Мари, двух святош, пребывавших в отчаянии от того, что их сын и брат живет во грехе, отец Сезанна раскаялся в своем упрямстве и согласился на брак сына с женщиной, с которой тот прожил около пятнадцати лет. А шесть месяцев спустя, осенью 1886 года, старый банкир умер, оставив жене и троим детям в наследство 1 миллион 200 тысяч золотых франков и Жа-де-Буффан; к величайшему облегчению сына-художника, он не лишил его причитающейся ему доли наследства, чего Сезанн всегда опасался. Забавным и одновременно трагикомичным можно считать конец этой истории: ко времени получения наследства Сезанн, как мальчишка, влюбился в одну из молодых служанок Жа-де-Буффан. Ему приходилось тщательно скрывать эту страсть от жены, сестры и матери, и поэтому он пользовался почтовым ящиком Ренуара, который был в курсе его амурных дел, чтобы переписываться с девицей, которую звали Фанни.
Плоды любвиХотя случай с Мане и Сезанном совершенно особый по всем тем перипетиям, какие выпали на их долю, подобная судьба не была исключением для импрессионистов. Ренуар, например, много лет прожил с Алиной Шариго, прежде чем вступил с ней в брак и признал своего первенца. Правда, это не повлекло за собой никаких последствий, так как его семья не походила на семейства Мане и Сезанна: среди ремесленников не придавали значения условностям, все определяла сердечная склонность. Сестра и зять Ренуара были сторонниками передовых идей.
Моне и Камилла Донсье поженились лишь через пять лет после рождения их первенца, сына Жана. Они тоже пошли на обман, объявив себя мужем и женой при оформлении акта о гражданском состоянии сына. Все та же респектабельность буржуа!
Только Дега избежал любовных затруднений, так как был импотентом, что в полной мере объясняет его женоненавистничество. Можно не сомневаться в том, что он никогда не был замешан ни в каких любовных историях.
Нищета ли это?Бедняки влачили жалкое существование на протяжении всех двадцати интересующих нас лет. Тем не менее, сравнивая уровень жизни при Наполеоне III и в наши дни, мы вряд ли получим картину, отражающую реальное положение вещей. Таким способом нельзя определить степень материальной стесненности, испытываемой импрессионистами. Нужно учитывать и то, что сносный обед в дешевом ресторане стоил 18 су, включая вино, что на одно су и пять сантимов можно было приобрести пять почтовых марок, газету и круассан или две сигары. Посмотрим дальше: служащий в городском муниципалитете получал 1500 франков в год, а практикующий в буржуазном квартале врач — между семью и девятью тысячами франков. Тот факт, что после Коммуны, до кризиса 1874 года, Клод Моне продавал в год картин на сумму около 12 тысяч франков, не может не навести нас на некоторые размышления. Как видим, это явно была не та беспросветная нищета, которую можно было вообразить, если бы поверили письмам с мольбами о помощи, которыми Моне забрасывал своих друзей; подобного не случилось бы, если бы деньги задерживались в руках этого избалованного с детских лет молодца. Ренуар говорил сыну Жану, что Моне был рожден знатным вельможей, что в мастерской Глейра он поражал всех не только виртуозностью, но и манерами. Если у него появлялись деньги, он заказывал дорогие вина и ликеры целыми бочками, шил себе костюмы из английского сукна, которое стоило так же дорого, как и сегодня; Моне до конца жизни сохранил привычку носить рубашки с вышитыми манжетами, что даже во времена его юности считалось несовременным, нанимал кухарку и кормилицу для своих детей, дарил роскошные наряды Камилле… Ведь он был, слава богу, очень щедрым человеком.
Из-за своего легкомыслия несколько раз в жизни Моне пережил трагические моменты. Дважды его картины попадали в руки кредиторов и были проданы по 30 франков за каждую. Однажды он разрезал около двухсот полотен в надежде, что их не продадут, но их реставрировали и продали с молотка.
Летом 1867 года Моне был вынужден оставить Камиллу накануне родов совсем без денег и уехать в Гавр к тетушке Лекадр. Через несколько месяцев в Фекане в минуту отчаяния он попытался утопиться. Это случилось, как свидетельствует письмо Базиля, в июне 1868 года.
Трагическая смертьКамилла была очаровательной молодой женщиной, которой едва исполнилось восемнадцать, когда она встретила Моне. Камилла позировала ему для картин «Дама в зеленом» и «Женщина в японском костюме». Она ни разу не пожаловалась на то, что он растранжирил ее небольшое состояние. Она умерла от рака матки после рождения второго ребенка, сына Мишеля. Агония несчастной была мучительна, к тому же легкомысленный супруг оставил ее на попечение, если это можно так назвать, деревенского доктора и Алисы Ошеде, которая чувствовала себя госпожой в их доме еще при жизни Камиллы. Лишь когда Камилла умерла, на горизонте появился Клод Моне, который стал умолять доктора отправиться в Мон-де-Пьете за медальоном, принадлежавшим несчастной женщине; по мнению Клода, Камилла должна была быть погребена с этим медальоном. Даже в такой трагический момент Моне оставался художником: он решил изобразить Камиллу на смертном одре, окутанной голубой дымкой: настолько поразила его красота умершей. Так появилось одно из самых волнующих видений, вышедших из-под кисти импрессионистов. Настоящий шедевр!
Несколько лет спустя Моне женился на Алисе Ошеде и по указке этой властной женщины уничтожил все, что сколько-нибудь напоминало о Камилле; даже могила ее была заброшена. Приходится признать, что Клод Моне был человек весьма слабохарактерный.
