Евгений Яровой - По следам древних кладов. Мистика и реальность
Более ста лет семейство Мииуно ищет фамильные драгоценности в горах Японии
Наглядным примером наследственности может служить и японское семейство Мицуно, живущее в одной из деревень префектуры Гумма. Вот уже более столетия его представители пытаются отыскать родовой клад — якобы 250 тысяч золотых монет. По фамильной легенде, еще в конце позапрошлого века его спрятал их предок — один из приближенных последнего военного правителя Японии Кэйки Токугава. Он якобы оставил завещание сыну, где говорилось, что в горах, в ста километрах от Токио, зарыты сокровища. Однако их точный адрес по какой-то причине в завещании отсутствовал. Пришлось начинать рыть землю наугад.
С тех пор не одно поколение семьи Мицуно заняты этой неблагодарной работой: в горах вырыто более сотни штолен и траншей общей длиной несколько десятков километров, истрачено чуть ли не полмиллиарда иен, но горы хранят «тайну вклада». Тем не менее упорное семейство не теряет оптимизма. Их надежду подогревает найденная много лет назад в окрестностях деревни золотая статуэтка, принадлежавшая, как они считают, все тому же их знатному предку, проявившему на склоне лет столь непростительную забывчивость.
О подобной семье П. в Херсонской губернии написал в начале XX века и В.И. Гошкевич. Он познакомился с ее главой, убежденным кладоискателем, который показал ему любопытные документы. Из них следовало, что и отец, и дед, и прадед этого украинского крестьянина также всю свою жизнь искали клады. Как минимум три поколения этой семьи упорно перекапывали степь в поисках сокровищ, но ничего не нашли. «Это последнее обстоятельство еще раз подтверждает странное на первый взгляд явление, что на склонность к кладоискательству не влияет явная убыточность этого занятия», — философски заметил в своей книге исследователь.
Сегодня мало что изменилось. Вирус кладоискательства чрезвычайно заразен и живуч, а «подхватив» его, очень трудно от него избавиться. С одной стороны, можно только приветствовать человека, стремящегося сделать открытие и желающего вырваться из рутины бесконечных будней. С другой — подобная зависимость приводит к вполне предсказуемым результатам. Как правило, кладоискатели, или так называемые «черные археологи», не имеют представления о значении каждой обнаруженной ими вещи и, самое главное, не уделяют никакого внимания условиям ее находки. А без этого даже уникальные открытия теряют свою научную, историческую ценность. Проходят годы и столетия, а результат нелегальных «изысканий» не меняется: присутствующий им дилетантизм и невежество традиционно приводят к самым печальным последствиям.
ПОСЛЕДСТВИЯ НЕЛЕГАЛЬНЫХ «ИЗЫСКАНИЙ»
В поисках кладов перепорчены тысячи курганов; вместо желанных денег кладоискатели находят ни к чему не нужные им вещи и безжалостно уничтожают эти научные драгоценности.
В.И. Гошкевич, 1903Неграмотные крестьяне, грабившие поселения и древние курганы, мечтали найти золото или, на худой конец, серебро. Изделия и монеты из благородных металлов представляли явную ценность и были понятны находчикам. Остальные же вещи, как правило, не вызывали у них интереса, и они даже не подозревали, что многие находки можно было бы выгодно продать. Часто раздосадованные отсутствием драгоценностей они не просто выбрасывали «ненужные» находки, а с остервенением крушили и ломали все подряд, избавляясь таким диким образом от несостоявшихся надежд и накопившихся эмоций. Отсюда огромные потери, понесенные мировой культурой от деятельности этих горе-кладоискателей. Об их нравах свидетельствуют дошедшие до нас документальные записи ученых и воспоминания некоторых рыцарей наживы. Они настолько красноречивы, что есть смысл привести хотя бы некоторые из немалого числа аналогичных сведений.
Показателен рассказ одного бугровщика, записанный в середине XIX века в Сибири. В течение многих лет он искал сокровища в степных курганах к югу от Омска. Вот лишь некоторые выдержки из его откровений: «Копал как-то Маринкин Городок, что около Кулагиной крепости. Там отыскал не то печь, не то горн, да ушат деревянный. Да еще глиняный горшок нашел — этот, проклятый, цел, но пустой. Я тут же с досады разбил его. И под Дуванный Яр подкапывался. Там нашел не то человечью, не то слоновую кость, твердую, словно камень — эту в воду забросил.
Еще за Багырдаем, в мару, нашел лошадиный остов, с седлом и со всей седельной сбруей, да остов человека, старинного лыцаря должно быть, весь был в железном уборе. Только все, что было на лыцаре и что было на лошади, все это истлело, изоржавело. Уцелели кое-какие медные бляшки, да колечки, да шлычка (шлем. — Примеч. авт.) на лыцаре не совсем изоржавела, похожа была на воронку. Медные штучки я подобрал, и они по дому извелись, а железную шлычку бросил там же, где и нашел — на кой шут она годна!
Одно слово, изрыл-ископал маров довольно, но ни черта не нашел путного, кроме человечьих костей, да угольев, да глиняных кувшинов, да ржавых копьянок (наконечников стрел. — Примеч. авт.), да разной, с позволения сказать, фунды, ни к чему для нашего брата не годной».
Эти откровения лишний раз подтверждают основную цель поисков разномастных грабителей — золото или иные сокровища.
Описывая известные случаи грабительских раскопок в Херсонской губернии, краевед и археолог В.И. Гошкевич скрупулезно отмечал судьбу многих находок, обнаруженных на заре XX века. Читая приведенную им сводку с бесстрастной констатацией событий, легко представить себе нравы, царившие среди искателей древнего золота. Они приводят в уныние. Достаточно привести лишь несколько фактов из их бурной деятельности на юге Росии, чтобы понять, что она ничем не отличалась от подобной практики во всех губерниях великой империи.
Так, в 1876 году у села Андрусовка Александрийского уезда был разрыт один из трех курганов. В нем кладоискатели открыли склеп с пещерой, в которой нашли глиняную посуду, «котелок желтой меди» на ножке и чашку. Посуду с досады побили, а котелок продали заезжему купцу.
При деревне Троянке есть вал и курган «Довгая могила», в котором, по мнению крестьян, существует погреб, наполненный казацкими деньгами. Местный крестьянин Николай Маслов по какому-то «плану» раскапывал этот курган. Дорывшись до материка, он обнаружил грунтовую могилу, плотно забитую глиной. На дне могилы стоял больших размеров горшок, который он разбил, так как денег в нем не оказалось.
К западу от села Солонаго, саженях в 10 от «Высокой могилы» кладоискатели пробовали рыть клад: нашли глиняный кувшин громадных размеров; с досады, что в нем не было денег, его тут же разбили.
На хуторе вблизи города Вознесенска крестьянин Тихон Вакуленко выкопал бронзовые изделия: шесть топориков, кинжал, наконечник копья, серп и долото. Вещи эти утеряны.
Весной 1893 года, после наводнения, при спуске плотины в деревне Печеной вода вымыла кости человека, удила, стремена, меч длиною в аршин, пряжку и золотую монету византийского императора Гераклия (610–641). Все это было разломано, за исключением монеты, которая впоследствии поступила в Одесский археологический музей.
Три кургана на городской земле, в 9 верстах от реки Буг привлекли внимание грабителей. Один из них совершенно разрыли, а два были копаны сбоку местным жителем Ф. Куценко: вместо клада он нашел глиняный сосуд с тремя ушками, который и уничтожил.
Подобные археологические находки никогда не интересовали грабителей прошлого. Гравюра XIX в.
Осенью 1901 года крестьяне деревни Любовь-Александровки Ананьинского уезда разрыли курган, нашли в нем массивный котел из красной меди с двумя ручками и ножкой и по своему невежеству разбили его на множество кусков.
Подобные эпизоды можно приводить бесконечно. Было бы понятно, если бы разочарованные «искатели» просто выбрасывали непонятные, а потому ненужные им изделия. Но зачем их демонстративно и с остервенением уничтожать? Этой дикости я долго не мог понять, пока лично не столкнулся с подобным фактом.
Это произошло в одной из моих экспедиций в 1980 году. Исследуя курганы у старинного молдавского села Олонешты в низовьях Днестра, мы устроили полевой лагерь в лесу. За годы полевой работы в экспедиции родилась своеобразная традиция, получившая кодовое название «Операция Хрусталь».
Дело в том, что в лагерь нередко привозились различные напитки. Так как я запретил выбрасывать бутылки в лесу, их складывали в вырытом на территории лагеря подвале. Обычно их накапливалось изрядное количество, и в конце полевого сезона мы торжественно сдавали стеклотару в магазин. Это был ритуал, так как на вырученные деньги устраивалась «отвальная» — последнее застолье, подводившее итог очередных исследований.
