Поль Зюмтор - Повседневная жизнь Голландии во времена Рембрандта
Эти в сущности земляные валы, под защитой которых жила Голландия, не отличались большой надежностью — их беспрестанно размывало. Поэтому поддержание их в должном состоянии представляло собой одно из основных общественных дел. Межевые столбы, расположенные на дамбе через определенное расстояние, показывали границы участка, вверенного заботам жителей той или иной прибрежной деревушки. Работы координировала и контролировала специальная администрация во главе с центральным советом, председатель которого именовался дюкграфом.
Плотины образовывали линию обороны. Когда борьба с водой входила в решающую стадию, в бой вступали насосы, приводимые в действие мельницами, — техника, проверенная опытом еще с XV века. Их применяли в конце каждой зимы для удаления просочившихся вод, которые во многих районах Голландии регулярно покрывали земли с ноября по февраль. В течение этого времени страна выглядела, как огромная скатерть, залитая водой и подернутая рябью в ветреные дни, из которой островками проглядывали дома, холмы и дамбы. В 1638 году, когда ледоход прорвал эйссельскую плотину, вода, затопившая окрестности, была полностью собрана мельницами-насосами.
XVII век не знал катастрофы, сравнимой с цунами «Всех святых» 1570 года.{272} Происшествия же, подобные наводнению 1638 года, не были чем-то необыкновенным. Самое неприятное случилось 16 ноября 1650 года. На этот раз прорвались рейнские льды, разрушившие на своем пути несколько дамб. Эйссель вышел из берегов. Большинство крестьян было захвачено врасплох и не успело бежать.
Спасаясь от воды на крышах собственных домов и изнывая от голода, они остались живы лишь благодаря помощи, наспех организованной властями, которые направили в район бедствия флотилию из лодок. На побережье море время от времени размывало землю, к которой прилепились рыбацкие деревушки, как это случилось с Катвюком. На протяжении всей зимы 1650/51 года из-за непрекращавшихся проливных дождей из берегов выходили реки и каналы; накануне мартовского равноденствия на побережье Голландии обрушился свирепый северо-северо-западный ветер; 5 и 6 марта буря неведомой силы штурмовала плотины. Все с тревогой следили за этим поединком. Плотины выстояли. Но из-за бреши в сент-антуанской дамбе чуть не был затоплен весь Амстердам. Воду удалось остановить только тогда, когда она уже залила подвалы, и значительные запасы продовольствия были затоплены в подземных помещениях складов.{273}
Лишь с 1550 года стали предприниматься широкомасштабные действия по осушению стоячих вод по всей стране.{274} Несокрушимое движение, имевшее главным образом демографические корни, заставило Нидерланды пойти по этому пути. Причины финансового характера также сыграли в первой половине XVII века далеко не последнюю роль в этом процессе, открыв новые возможности для вложения капитала. Таким образом, количество ежегодно осушаемых гектаров земли продолжало расти, достигнув в 1640 году около 1800 гектаров. Усовершенствование мельниц-насосов позволило осушить значительные площади. С 1609 года использовались цепи мельниц, расположенных на разных уровнях и позволявших поднимать воду постепенно, обеспечивая экономию энергии и увеличивая эффективность работ.
Первый широкомасштабный проект был выдвинут в 1607 году Дирком Ван Оссом, членом директории Ост-Индской компании. Заручившись поддержкой ряда других амстердамских капиталистов и высокопоставленных служащих, он обратился в Генеральные штаты с просьбой предоставить ему право осушить Бемстерское озеро к северо-востоку от Амстердама. Он подкрепил свое предложение различными соображениями социального и сельскохозяйственного характера. В действительности это была первая спекуляция, с размахом проведенная мощной финансовой группой. Работы начались в 1608 году. Было построено сначала 16, затем 32 мельницы. Но они сливали воды на окрестные земли, вызывая недовольство местных крестьян, попытавшихся устроить саботаж на плотинах. Штаты были вынуждены вмешаться. Летом 1609 года отсос воды практически закончился. Но в 1610 году жестокая буря прорвала дамбу Ватерланда, и море затопило только что осушенное Бемстерское озеро. Часть организаторов вышла из дела. Летом 1612 года на открытие нового польдера — осушенного участка земли — прибыла правительственная делегация.{275}
В то время еще надеялись использовать дно озера, но вскоре было установлено, что его почва мало пригодна для земледелия. В 1632 году запахивалась только четверть Бемстера, пятая часть отводилась под луга, треть составляли пустоши; все остальное было покрыто садами и фруктовыми деревьями.{276} Характерный факт — в 1640 году на этой местности выросло 400 домов, из которых только половина принадлежала крестьянам. 52 были усадьбами богатых коммерсантов. В осушение земель обычно шли доходы от торговли. Рентабельность таких инвестиций оставалась, как правило, низкой, и после 1650 года особо крупные вложения в эту сферу больше не делались, несмотря на такие льготы, как освобождение от налогов на 30 лет и вечное наследственное владение осушенной землей.
С 1612 по 1640 год осушению подверглась большая часть озер провинции Голландия — Виренгервардское, Пурмерское, Вормерское, Хуговардское и Жермерское. Амстердамские власти за счет города осушили Дименское озеро, омывавшее город с юго-востока. В то же время земля была отвоевана у двух десятков болот. В целом было получено 45 тысяч гектаров полезной площади. Создается впечатление, что крестьяне, осваивавшие эти земли, вели образ жизни переселенцев.
Если верить источникам, осушение Бемстера явилось с технической точки зрения личным успехом инженера Лехватера. Современные историки, правда, высказывают на этот счет определенные сомнения, но Лехватер, видимо, умел себя подать с выгодной стороны. Его слава распространилась по всей Европе. К его советам прибегали в Бордо, Эмдене, Фрисландии, домах герцогов Эпернонских и Голштинских, и даже дворец самого штатгальтера открывал перед ним свои двери. Но Лехватер вынашивал еще более грандиозный план. Между Амстердамом и Лейденом раскинулось самое большое озеро в стране, получившее, однако, название Гарлемского. Его бурные опасные воды (в 1629 году один из сыновей короля Чехии нашел смерть в его волнах) сильно размывали берега. Полагают, что меньше чем за сто лет площадь озера выросла вдвое, достигнув 10 тысяч гектаров. Лехватер утверждал, что изучил природу дна и убедился в его плодородности. В течение долгих лет он улучшал свой проект, разрабатывал планы и карты. В 1641 году он представил доклад в Штаты провинции Голландия и бургомистрам заинтересованных городов. Возражения возникли немедленно, начались ожесточенные перепалки. В Амстердаме к проекту отнеслись благосклонно, но лейденцы наотрез отказались его утверждать под тем предлогом, что вся вода в город поступала из этого озера. Кроме того, противники проекта полагали, что осушение обойдется в 350 гульденов с гектара, что несравнимо меньше реальной стоимости земель, которые можно при этом получить. Они рассматривали общую сумму затрат, и их пугала цифра в 3,5 миллиона. И те и другие ссылались на технические трудности — для выполнения работ потребовалось 500 мельниц. Проект Лехватера канул в Лету.{277} Он оказался слишком грандиозным для технических средств XVII века.
Заключение
Сладость свободы
Описывая Нидерланды, куда его пригласил Лейденский университет, французский посланник Бузенваль в 1593 году в своем письме к Скалигеру прославлял царившую там «сладость свободы».{278} Эта «сладость» действительно поражала всех чужеземцев, едва они пересекали границы республики Соединенных провинций. На этом сходятся все отзывы об этой стране, и даже более или менее колкие замечания о нравах или характере нидерландцев редко опровергают то, что считалось в глазах европейских либералов неоспоримым.
Но только очень немногие из них, такие, как Темпл, смогли воочию увидеть политические институты Нидерландов и осознать их сложность, парадоксальность и противоречивость. Что понимало под «свободой» большинство сторонних наблюдателей, не слишком привычных к размышлениям социологического характера? Несомненно, для отдельного индивидуума речь прежде всего идет о большой свободе выбора и инициативы. Однако, как мы убедились, узкий конформизм, давящий духовный ригоризм, укоренившаяся формула «успех есть залог добродетели» придавали жизни в Нидерландах определенное единообразие. Торжество буржуазных ценностей — работы, экономии и благопристойности — сглаживало все шероховатости в обществе, подавляя всякое несогласие. Правительство выглядело вполне демократическим, в современном понимании этого слова. Зато в основе управления многих секторов экономики лежала монополистская структура. При этом Нидерланды на протяжении двух столетий служили прибежищем для гонимых со всего света.
