Мурад Аджи - Без Вечного Синего Неба. Очерки нашей истории
Имя Ноя в моем сознании, как у большинства людей, было связано с Араратом, где обнаружены остатки судна, один фрагмент, как говорят, даже хранится среди реликвий Армянской церкви. Горячие головы убедили общественность в том, что Ной едва ли не армянин. А здесь какая-то Нахичевань… Лезть в споры двух враждующих соседей мне не хотелось, и я отказался от приглашения. Но, поразмыслив, изменил свое решение.
Легенда о Ное исподволь овладевала мною, моими мыслями. Я интуитивно понял: сообщение о потопе, вошедшее в Библию и Коран, несет в себе нечто важное, скрытое, вернее сказать, несет недоступную нам информацию, исток которой забыт, но символы ее сохранились – значит, их, как буквы на странице книги Времени, можно прочитать! Если, конечно, узнаешь правила прочтения «текста».
Мой интерес к теме просыпался не сам собой. Я знал, что по древним символам и легендам ученые Индии нашли истоки истории своей страны, ведь на Востоке к древним мифам самое серьезное отношение, там мифология – реальное звено исторической науки, она помогает понять то, что вроде бы исчезло, подзабыто, но веками хранилось в народной памяти. Неосознанно. Искаженно. Однако хранилось. И сохранилось! Эпос, в отличие от надуманных продуктов мифотворчества, – это трамплин, с которого порой начинался полет удивляющих мыслей, он – точка опоры, способная при умело подобранном рычаге перевернуть мир незнания… В народном эпосе все строго, да и просто по-человечески интересно, ибо речь идет не столько о восточной сказке, сколько о восточной традиции в хронологии. Отсюда, от этой традиции, сохранились пронесенные через тысячелетия «Манас», «Олонхо», другие жемчужины тюркской древности, которые мы и сегодня можем читать почти в их первозданном виде.
Почти… Погрешность информации минимальная, лишь в мелких деталях, хотя текст хранился в устном виде – в памяти поколений сказителей (акынов). Они представляли особый клан в обществе, считались едва ли не монахами, людьми замкнутыми, с феноменальной памятью, их готовили с детства, они жили среди легенд и историй, эти безымянные «архивариусы» Востока. То, что говорил акын в своих песнях, исполнялось перед царями и каганами, и было сущей правдой, а искажение любого исторического факта стоило сказителю языка. Ответственность, кстати, налагалась и на слушателей. Равнодушных осуждало Небо. Все знали, что у человека, не подбодрившего акына, ребенок или заболеет, или станет плешивым. Малейшая ошибка омрачала память ушедших предков, а это у тюрков считалось грехом, за который строго наказывали. Такое отношение говорит о многом.
Выходит, легенда – некий образ Времени, готовая его модель, его лик, и притом более достоверный, чем иной научный трактат или даже летопись, которые все-таки подпитывала и поддерживала политика, призванная восхвалять правителя, оправдывать его поступки. Легенда же не имела ни автора, ни редактора, потому что ее автор – народ и Время, они «шлифовали» текст.
Понятно, лишь несмышленый ребенок верил в натуралистическую реальность легенды, там все куда глубже, почти как в поэзии, где свои правила изложения мыслей и чувств. У восточной легенды особые меры весов и событий, своя иносказательность, которая, собственно, держит закодированную информацию на плаву в реке Времени.
Только самое главное, самое сокровенное доверял своему эпосу народ…
Заинтересовавшись Всемирным потопом и плаванием Ноя, я, человек, дорожащий своей репутацией, сначала подумал о сугубо земном, например, откуда было взяться воде, чтобы залить всю сушу? И куда потом делась та вода? Как Ной собирал «каждой твари по паре» и чем кормил их, если корм и все остальные твари были под водой? Что поделать, я прагматик, «сухарь», ищу даже в легенде корни физико-географического свойства, они мне понятнее, ближе, не дают оторваться от земли, от природных законов, которые никто никогда не отменял, потому что по этим законам живет мир, созданный Всевышним. Они, законы, – это Его законы, «начало начал»… Поэтому на чудеса смотрю с улыбкой. Не верю людям, особенно чудотворцам и фокусникам разных мастей.
Действительно, кто видел, что фрагмент именно ковчега Ноя попал в реликвии Армянской церкви?.. И как это доказали без соответствующего анализа?.. Все-таки наука есть реальная часть нашей жизни, она призвана освобождать общество от предрассудков и лжецов… Разные вопросы занимали меня, они рождаются сами собой, когда ты увлекся темой… Словом, я почувствовал, что не могу не принять предложение нахичеванцев, согласился, но с одним-единственным условием – без политики.
Мне обещали карт-бланш.
Оказывается, к прочтению легенды о Всемирном потопе я шел много лет, и в Нахичевани почувствовали это после знакомства с моими книгами раньше меня самого, оттого позвали в экспедицию, которую организовали местное отделение Национальной Академии наук Азербайджана и Нахичеванский Государственный университет… Словом, отступать было некуда, я поехал покупать билет на самолет.
Три часа лету – и уже там.
Куда приплыл ковчег Ноя?
Город Нахичевань удивительный, буквально дышит историей, это бросается в глаза, он пропитан прошлым, а имя Ноя здесь на слуху, но его запрещали замечать. Такова была установка Москвы, которая почти два века, с 1813 года, определяла научную мысль Азербайджана и других российских окраин. Колониальная политика диктовала, что можно, а что нельзя знать аборигенам о своем прошлом: с этого и начиналась несвобода.
А достаточно сказать, название города с тюркского переводится как «пристанище Ноя» или «место, где объявился Ной», топониму, по самой-самой скромной мерке, более двух с половиной тысяч лет, а люди обжили это место того раньше, что уникально само по себе. Но об этом как раз и запретили помнить.
До советских времен худо-бедно сохранялась могила Ноя, целый пантеон, который за века посетили миллионы паломников, но его взорвали, когда коммунистическая Москва боролась «с пережитками прошлого» – людьми и памятниками. Нахичеванский край объявили режимным районом, приехать сюда мог не каждый. Только по специальным пропускам… Теперь о могиле говорят лишь старинные картины, уцелевшие после террора, сами люди плохо помнят о ней, потому что воспитаны советские поколения, для которых история – это предмет школьной программы. Или – объект политики. Не более…
Могила была около старого города, рядом с оборонительной стеной. Но я увидел там лишь непроходимые заросли кустарника и глыбы взорванного пантеона. Сюда уже не ходят люди, только птицы прилетают сюда.
Забыто, что о Нахичевани (Нуксуане) упоминал древнегреческий ученый Клавдий Птолемей, упоминал как о земле Ноя, или Нуха (так на Востоке произносят имя пророка). По преданию, он остался жить здесь, открыл соляные копи, которые поныне несут славу городу. О пророке говорят название окрестной горы – Гора Ноя и селение Ной, где в курганах, по легенде, похоронены его потомки, и об этом было известно всегда. Еще есть там гора Гямигая (Гора-Ковчег), к которой, по легенде, «пристало» судно Ноя… Все эти сведения очень и очень интересные, но о них дальше Нахичевани теперь не знают. Кто-то десятилетиями игнорировал их, утверждая свою точку зрения на легенду о Ное.
Однако времена меняются: Азербайджан стал независимым, ему правда о себе даже важнее, чем экономическое процветание, ибо сегодня просыпается память народа, возрождается дух молодого государства, входящего в мировое сообщество. Свободные люди должны иметь правдивую биографию, а не ту, что придумала им Москва. Таково одно из условий независимости, но его не понимают в Баку. Бакинские историки, воспитанники советской школы, ничего не заметили, никаких перемен. Они по привычке не видят Парфию – древнее государство, прародину Азербайджана и первых тюрков Кавказа. По-советски убого смотрят на Кавказскую Албанию, преемницу Парфии. Об исторической концепции своей молодой страны вообще ничего не говорят… Кормят общество старыми объедками, и общество молчит.
По-моему, история на постсоветском пространстве должна стать идеологическим ресурсом, который дороже нефти, дороже всего золота мира, потому что он и есть свобода. Для одних это свобода от имперского прошлого, для других – от имперских привычек.
Демократия при всех ее недостатках разрешила людям вслух говорить правду о себе, о своих предках, этим я объясняю возросший интерес к прошлому. Народы как бы вспоминают себя! Значит, можно надеяться, у них будет будущее, потому что рано или поздно проснется гордость за предков, за свою страну, в общество придет новая мораль – созидательная, уже не батрацкая… Но официальный Баку глух к моим словам.
Не стану описывать впечатления, которые оставил Нахичеванский край. После вялого московского лета местная жара тогда не сразу пришлась по душе, как и ход экспедиции, надо было втягиваться в походную жизнь, знакомиться с коллегами, а это с возрастом дается труднее, мешают привычки и убеждения, которые с годами крепнут в каждом из нас. Увы, привычки сделали нас такими, какие мы есть – себе врагами… Иногда бы смолчать, а не получается. До сих пор не улеглись чувства, рожденные после общения с азербайджанской наукой. Впечатление, как от прокисшего вина. Это – не порыв настроения, а моя личная обида и боль. Ведь наша экспедиция, о чем я узнал лишь в Нахичевани, по примеру армянских археологов не имела плана действий и была нацелена на поиск материальных находок, а их близко быть не должно.
