С.-Х. Нунуев - Чеченцы
Доведенные до отчаяния низы горских народов отвечали яростными восстаниями. В 20-х годах XIX века они переросли в Нахистане и в Дагестане в настоящую войну, длившуюся почти 30 лет. В начале 1859 года Шамиль — глава этого нового государства — теряет последние районы Чечни, сыны которой решили возвратиться к поискам своей судьбы на дороге мира с Россией.
Тягостны и драматичны были годы Кавказской войны. Но и они не смогли полностью убить тех ростков взаимного доверия и тяги друг к другу, что были заложены прежде в деле общений русских и вайнахов. Несмотря на жесткие законы войны, вопреки им, крепла тенденция постепенного сближения трудовых слоев двух народов.
В русских крепостях и вокруг них поселялись вайнахи. В центре «мятежных гор» возникали целые селения, состоявшие из русских беглецов от гнета царизма. Продолжается обмен товарами и торговля. Большое значение для ее развития сыграло открытие ярмарок в станицах Наурской, Николаевской, Калиновской, Слепцовской. По-прежнему «куначились» некоторые казаки и чеченцы (в том числе даже немирные). Передовые слои русского общества выступали против братоубийственной войны, против колонизаторских методов царизма, призывали к миру и дружбе русского народа с горцами. Об этом же, естественно, и вайнахи, привыкшие веками и тысячелетиями жить на своей исторической родине в мире и согласии с соседними народами.
Последующая история еще прочнее сплела судьбы чеченского, ингушского и русского народов. Горской бедноте импонировали идеи справедливости и свободы, декларируемые большевиками. Чеченцы и ингуши, как отмечал комиссар юга России Георгий Орджоникидзе, наиболее активно и предано поддерживали революционные события. Грозненский пролетариат получил решающую поддержку со стороны Чеченской Красной армии, которую возглавил революционер-романтик Асламбек Шерипов.
Я. Ахмадов, З. Алиева
Русская и Российская культура в судьбе вайнахов
Великие россияне в судьбе вайнахов
Оказавшись в тесном соприкосновении, а затем в составе России, у наиболее передовой части чеченского и ингушского общества появилась потребность приобщиться к российской грамоте, науке, культуре. До этого у вайнахов письменность была на основе арабской графики. Духовные школы-хижары были в каждом крупном селе. Учеными (шейхами) становились на основе восточной (исламской) науки. Надо отметить, что ученые (дешна нах) очень высоко ценились в вайнахском обществе. Их авторитет был настолько велик, что нередко их ставили на уровень пророков.
Российская, русская наука была очень праграмична, приближена к земным делам. Чеченцы и ингуши быстро оценили его значение. Тяга к этой науке и культуре была поистине огромной. Ортодоксальное духовенство просто не могло чинить этой тяге серьезное противодействие.
Надо отметить, что настоящие ученые царской России с большим уважением относились к покоренным народам, старались помочь в интеграции к российской и европейской культуре.
В 1856 году русский академик А. А. Шифнер впервые составил чеченский алфавит на основе латинского письма. В 1862 году П. К. Услар создал чеченский алфавит на основе русской графики. Но царская власть особенно не торопилась покрывать горную часть учебными заведениями. Вот характерный случай, когда жители села Урус-Мартан ходатайствовали в 1895 году об открытии начальной школы на 160 человек. Они обязывались на свои средства построить школы и оборудовать ее, выделив для этого 400 десятин из общественных земель. Но этот проект, как свидетельствует архив, так и застрял в недрах административной канцелярии.
Но не отношения чиновников определяла судьбу русско-чеченских культурных, духовных взаимоотношений. В мыслях великих русских писателей, ученых, общественных деятелей свободолюбивый Кавказ все больше обретал романтический, героический образ. Г орцев рассматривали как гордых, высоко одухотворенных людей с высоко развитым чувством чести и достоинства. И лишь зашоренные военными проблемами генералы типа Ермолова любили повторять, что не успокоятся, пока в живых останется хоть один чеченец.
Первые контакты вайнахов с русскими, казаками оставили свой след в народном фольклоре. Контакты эти были разные, но в целом обогащали культуру, работали на прогресс. Один современный летописец, не оставивший своего имени писал, что чеченцы и русские, «как и всякие соседи ссорились и мирились, угоняли скот и дарили лихих скакунов, менялись оружием и торговали хлебом, похищали девушек и пировали на свадьбах, запоминали кровных врагов и братались с кунаками». В сказании об удальце Ахмаре Автуринском, в сцене его встречи в вольной степи с удальцом — казаком говорится:
— Не будь сиротою,
Ахмад Автуринский,
Не сочти за трусость,
Выслушай, подумай.
Если ты успеешь
И меня зарубишь,
Люди просто скажут:
«Казака при встрече
Зарубил недавно
Ахмад Автуринский».
Если я успею,
От казачьей шашки
Ты в бою погибнешь,
И тогда все скажут:
«Ахмад Автуринский
был убит каким-то
Казаком станичным».
Ты слывешь в народе
Храбрым и бессмертным,
Так давай друзьями
Будем мы с тобою…
…И подумав малость,
Дал свое согласие
Ахмад Автуринский.
И, обнявшись крепко,
Кунаками стали
Два героя наших…
Обряд куначества (дружбы, братания) широко распространялся между казаками и вайнахами.
«Дядя Ерошка прост был, ничего не жалел. Зато у меня вся Чечня кунаки были. Придет ко мне какой кунак, водкой пьяного напою, ублажу, с собой спать уложу, а к нему приеду, подарок пешкешь свезу», — вспоминает о своей молодости один из героев повести Л. Н. Толстого «Казаки». Дружба между чеченцами и русскими, безусловно, приводила к взаимообогащению их материальной и духовной культуры. Первый чеченский этнограф Умалат Лаудаев писал: «Основав на плоскости аулы, чеченцы и ингуши в тот час воспользовались выгодами, которые могли из земли своей; подражая русским, они заменяют свои горские сохи плугами; производят правильное хлебопашество и по этой отрасли промышленности превосходят прочие племена окружных стран».
Живущие по соседству русские люди перенимали многое в свою очередь у горцев. Исследователь прошлого века отмечает: в станице Гребенской «избы бревенчатые, часто дубовые и с острой, высокой крышею, а кровля с «коньком», окна «косящатые» и украшены резьбою». «К удовольствию своему, вы видите и чеченские сакли, стоящие рядом и на одном дворе с русскою избою… Домашняя обстановка гребенца еще более поражает оригинальностью, когда переступаешь порог его дубовой, великорусской избы. Первая комната напоминает чеченскую кунацкую, нежели жилище русского: на стенах развешаны шашки, кинжалы и разное другое оружие кавказского горца; на полу стоят пестрые сундуки, а на них разложены перины, ковры и коврики азиатского образца и изделия. «Большинство членов ее здесь сидят по-чеченски, поджавши под себя ноги; образов никаких не видно, и из мебели в ходу чаще чеченская треногая скамеечка, нежели стул или русская скамья». И в одежде русские подражали горцам. Л. Н. Толстой, долгое время живший в Чечне, обратил на это внимание. Вот как одет его герой Лукашка: «Широкая черкеска была кое-где порвана, шапка была заломлена назад по-чеченски, ноговицы спущены ниже колен. Одежда его была небогата, но она сидела на нем с той особой щеголеватостью, которая состоит в подражании чеченским джигитам».
Беглым русским людям, однако, не всегда удавалось продлевать на долгие годы свои благоприятные отношения с народами. По их пятам продвигалась администрация со своими не всегда приемлемыми для народов (особенно мусульманских) законами. Как писал один из краеведов прошлого времени, «куда бы ни бежали русские люди без видимой государственной цели, за ними по пятам шло и русское царство. Казалось бы, укрывшись за Терек и даже за Сунжу, наши беглецы совсем ушли о глаз Московской Руси, а вышло так, что не сменилось у них еще первое поколение, как уже Терек и Сунжа вошли в пределы Русского государства, и наши переселенцы опять очутились на его рубежах».
Как уже отмечалось, другое было отношение к Чечне и чеченцам у лучшей части российской интеллигенции. С Кавказом была связана практически вся жизнь великого русского поэта М. Ю. Лермонтова. Он писал:
«Синие горы Кавказа, приветствую Вас!
Вы взлелеяли детство мое;
вы носили меня на своих одичалых хребтах,
Облаками меня одевали, вы к небу меня приучили,
и я с той поры все
Мечтаю об вас да об небе».
Эпизоды сражения царской армии с горцами молодой Лермонтов описывает с чувством огромного уважения достоинства чеченцев, высоко поднимается он над политическими амбициями политиков. И именно это благородство подлинной русской интеллигенции сохраняло веру горцев в Россию и в русский народ. Одна из поговорок чеченцев гласит: «Чиста дорога, по которой прошел истинный русский человек».
