Николай Стороженко - Предшественники Шекспира
Роджеръ Ашэмъ, воспитатель королевы Елисаветы и Джекъ Грей, разсказываетъ, что въ его время (около 1534 г.) въ студенческихъ кружкахъ Кембриджа было въ обычаѣ произносить сильныя рѣчи противъ папы. Одну изъ такихъ рѣчей произнесъ самъ Ашэмъ, за что впрочемъ получилъ сильную нахлобучку отъ университетскаго начальства. (Тhе Scholemaster by Roger Ascham, edited with notes by Major. London 1863. p. 161).
105) Collier History etc. vol. I. p. 113–116. Романсъ о Робертѣ приведенъ у Вартона въ его History of the English Poetry vol. I. p. 183–187.
106) Scriptorum illnstrium Majoris Brittaniae Catalogus. Basileae 1559. Centuria Octava p. 700. Cp. Warton, History etc. vol. II. p. 530.
107) Warton, History of English Poetry vol. III. p. 65.
108) Итальянскій гуманистъ Поджіо, посѣтившій Англію около 1420 г. писалъ отсюда своему другу: "людей преданныхъ чувственности можно найти здѣсь въ изобиліи; наукой же интересуются весьма немногіе, да и тѣ невѣжды и больше свѣдущи въ софизмахъ и словоизвитіяхъ, чѣмъ въ литературѣ. Я посѣтилъ не мало мовастырей; библіотеки ихъ биткомъ набиты новѣйшими сочиненіями, не заслуживающими даже упоминанія, между тѣмъ какъ рукописи древнихъ авторовъ весьма рѣдки и менѣе исправны, чѣмъ у насъ. (Hallam, Introduction to the Literature of Europe. Seventh Edition vol. I. 110). Подобный отзывъ, обманутаго въ своихъ честолюбивыхъ надеждахъ итальянца, могъ бы показаться преувеличеннымъ, если бы мы не имѣли множества фактовъ, вполнѣ подтверждающихъ истину его свидѣтельства. Въ половинѣ XV в. въ Оксфордѣ не имѣли никакого понятія о греческомъ языкѣ, да и изученіе латинскаго языка находилось въ самомъ жалкомъ состояніи. Оксфордская, испещренная варваризмами, латынь (oxoniendis loquendi moe) вошла въ пословицу и сдѣлалась посмѣшищемъ всей Европы. Позднѣе, въ Кембриджѣ, уже при Генрихѣ VII, некому было произносить торжественныхъ латинскихъ рѣчей и вести академическую переписку; для этой цѣли университетъ выписалъ изъ за границы ученаго итальянца, которому поручено было сверхъ того объяснять желающимъ Теренція. (Hallam, Introduction etc. vol. I. p. 109 и 167; Warton, History etc. vol. II p. 553).
109) Seebohm, The Oxford Reformers. Second Edition. London 1869. p. 113–116.
110). Неумѣренная ревность обскурантовъ нерѣдко подавала поводъ въ забавнымъ сценамъ, изъ которыхъ одна, происходившая въ 1519 г., разсказана Эразмомъ съ его обычнымъ юморомъ. (Erasmi Roterodami Epistolarum. Liber Sextus. Epist. 2. London 1642). Однажды какой-то фанатикъ, говоря проповѣдь при дворѣ въ присутствія самого короля, началъ столько же безсовѣстно, сколько и нелѣпо, нападать на греческій языкъ и на новѣйшихъ комментаторовъ Св. Писанія. Одинъ изъ приближенныхъ короля, Пэсъ, взглянулъ на Генриха VIII, желая знать какое впечатлѣніе произвела на него проповѣдь. Король слушалъ, повидимому, внимательно и только по временамъ улыбался и подмигивалъ Пэсу. По окончаніи проповѣди священника потребовали къ королю, и Томасу Мору поручена была защита греческаго языка отъ его нападеній. Послѣ краснорѣчивой и блестящей рѣчи Мора, когда всѣ присутствующіе съ нетерпѣніемъ ждали возраженій священника, тотъ внезапно бросился на колѣни передъ королемъ и умолялъ простить его, оправдывая себя тѣмъ, что во время проповѣди онъ былъ одержимъ духомъ, который собственно и поджигалъ его говорить противъ греческаго языка. "Во всякомъ случаѣ — сказалъ король — вѣрно это не былъ духъ Христовъ, а скорѣе духъ глупости", и затѣмъ, обращаясь къ проповѣднику, спросилъ его: читали-ли вы что нибудь изъ произведеній Эразма? (такъ какъ король замѣтилъ, что стрѣлы его не разъ мѣтили въ меня). — «Ничего» отвѣчалъ тотъ. "Явный признакъ глупости, сказалъ на это король, осуждать то, о чемъ не имѣешь никакого понятія". Священникъ, желая поправиться, замѣтилъ, что онъ ненавидитъ греческій языкъ въ особенности потому, что этотъ языкъ происходитъ отъ еврейскаго. Удивленный невѣжествомъ священника, король отпустилъ его прочь, съ тѣмъ однакожъ, чтобы онъ никогда болѣе не говорилъ проповѣдей при дворѣ.
111) The Scholemaster by Roger Ascham, ed. by Mayor. London 1863. p. 257. note.
112) Изъ всего обширнаго репертуара англійскихъ интерлюдій мы можемъ указать всего на одну пьесу (John Bon and Mast Parson), написанную въ стилѣ Гейвуда и притомъ насквозь проникнутую теологическимъ духомъ. (см. о ней Ulrici, Shakspeare's Dram, Kunst. 1 Theil. s. 61–62). Остальныя же, какъ напр. Interlude of Youth, Newe Costume и др. хотя и носятъ модное названіе интерлюдій, но на самомъ дѣлѣ суть ничто иное какъ моралите самой чистой воды. Къ этому же разряду относится, неизвѣстная Колльеру, любопытная католическая моралите, отысканная нами въ Императорской Публ. Библіотекѣ: Comoedia, а worke in Byrne, contayning an Enterlude of Myndes, witnessing the Mans Fall from God and Christ. На заглавномъ листѣ значится, что она переведена съ нижне-нѣмецкаго (basealmayne) на англійскій языкъ какимъ-то Н. N. Этотъ Н. N. былъ никто иной какъ Henry Nicholas, основатель протестантской секты The Family of Love (Warton, History etc. vol. III. p. 176 а), но въ сущности тайный приверженцъ католицизма. (Hallam, The Constitutional History of England. Eleventh Edition vol. I. p 122. c). Kaтолическія симпатіи переводчика подтверждаются выборомъ пьесы для перевода, которая очевидно написана въ защиту католицизма. Одно изъ дѣйствующихъ лицъ (Good Information) жалуется, что Св. Церковь (Holy Church) находится въ презрѣніи, что появилось много лжеучителей (false teachers), отвлекающихъ народъ отъ истинной вѣры. Въ концѣ пьесы сильно порицается духъ изслѣдованія, стремленіе къ знанію, которое составляетъ сущность протестантизма. На вопросъ Longing for Comfort разъяснить смыслъ пьесы, Good Information отвѣчаетъ, что величайшее бѣдствіе для человѣка состоитъ въ желаніи знанія (But yet there doth great Perill consist in information). Разсматриваемая нами моралите любопытна еще въ томъ отношеніи, что она представляетъ собою древнѣйшій памятникъ вліянія нѣмецкаго театра на англійскій, ибо пьеса Beehive of the Bomishe Churche 1580, тоже переведенная съ нѣмецкаго (Collier, History etc. vol. II. p. 236–237) относится къ гораздо позднѣйшему времени. Въ драматическомъ отношеніи Enterlude of Myndes мало отличается отъ прочихъ моралите: персоналъ ея исключительно аллегорическій, и одно изъ дѣйствующихъ лицъ — Unregarding — играетъ роль Порока и нарушаетъ монотонно-поучительный характеръ пьесы своими шутовскими выходками. Единственное ея отличіе состоитъ въ томъ, что она раздѣлена на паузы, соотвѣтствующія актамъ и главы, соотвѣтствующія сценамъ или явленіямъ.
113) Древнѣйшая моралите съ политико-сатирической тенденціей, относящаяся еще ко временамъ Генриха VII, была представлена въ 1528 г. въ присутствіи кардинала Вульси. Всемогущій министръ принялъ содержащіеся въ ней сатирическіе намеки относительно властей на свой счетъ и велѣлъ заключить автора въ тюрьму, но впослѣдствіи, когда оказалось, что пьеса была написана двадцать лѣтъ раньше, авторъ былъ тотчасъ выпущенъ на свободу. (Collier, History etc. vol. I. p 104). Особенно важное значеніе пріобрѣли моралите въ эпоху религіозной борьбы. Ихъ философско-аллегоричскій характеръ былъ причиной того, что какъ католики, такъ и протестанты считали ихъ самой удобной формой для проведенія своихъ доктринъ въ жизнь. Изъ пьесъ, написанныхъ въ защиту католицизма, замѣчательны — Every Man, Interlude of Jouth и Respublica; изъ протестантскихъ — Lusty Juventus, Newe Costume и др. Не менѣе отзывчивы были моралите и на другіе общественные вопросы. Кромѣ пьесъ шотландца Давида Линдсея (см. о нихъ Collier, History etc. vol. I. p. 122–127), мы должны упомянуть объ одной любопытной моралите The Albion Knight, относящейся къ первымъ годамъ царствованія Елисаветы и затрогивающей весьма важный вопросъ англійскаго государственнаго устройства — о преобладаніи духовныхъ и свѣтскихъ лордовъ надъ общинами. (Collier, History etc. vol. II p. 369–376). Отъ этой пьесы уцѣлѣлъ впрочемъ только одинъ отрывокъ, изданный Колльеромъ въ Shakspectre's Society Papers. Издатель объясняетъ это обстоятельство тѣмъ, что Albion Knight былъ уничтоженъ по распоряженію властей.
114) Она вышла около 1530 изъ типографіи извѣстнаго Растеля подъ слѣдующимъ весьма характеристическимъ заглавіемъ: A new commedye in English in maner of an enterlude ryght elegant and full of craft of rhethoryk, wherein is shew'd and dyscrybyd as well the bewte and good propertes of women, as theyr vyces and evyll conditions, with а moral conclusion and exhortacyon to vertew. In folio.
115) См. o ней у Колльера History etc. vol. II. p. 408–412.
116) Любимыми народными типами въ моралите были Дьяволъ, перешедшій сюда изъ мистерій, и его прислужникъ Порокъ. Въ большей части случаевъ обѣ эти комическія фигуры являются на сцену вмѣстѣ, при чемъ несообразительный дьяволъ постоянно попадается въ просакъ и подвергается всевозможнымъ истязаніямъ отъ своего ловкаго и увертливаго товарища. Истощивъ свои силы въ неравной борьбѣ, поминутно подстегиваемый плетью, дьяволъ наконецъ начинаетъ ревѣть, какъ медвѣдь, что вызываетъ непритворный смѣхъ у зрителей. Въ концѣ XVI в., когда сами моралите стали выходить изъ моды (Collier, History etc. vol. II. p. 272. примѣчаніе) дьяволъ и его спутникъ Порокъ, превратившійся въ настоящаго шута, по прежнему были любимцами народной толпы. Изъ словъ тетушки Тетль (въ комедіи Бенъ-Джонсова Staple of News 1625 г.) видно, что тогдашняя народная аудиторія считала непремѣннымъ условіемъ хорошей пьесы участіе въ ней дьявола и шута: "Мой супругъ Тимоѳей Тетль (упокой Господи его душу!) имѣлъ обыкновеніе говаривать, что пьеса не стоитъ выѣденнаго яйца, если въ ней нѣтъ ни дьявола, ни шута. Онъ, голубчикъ мой, постоянно стоялъ за дьявола. (прости ему Господи!) Я непремѣнно хочу, за свои деньги видѣть дьявола — вотъ что онъ говорилъ".
