Юрий Берёзкин - Мифы Старого и Нового Света = Из Старого в Новый Свет: Мифы народов мира
[Кроу] Юноша женится на Бизонихе и Кукурузе, обе жены рожают по сыну. Бизониха превращается в бизониху, уходит к своей матери, взяв с собой сына бизона. Человек следует за ней. Теща Бизониха требует: опознать сына среди десяти телят (сын предупреждает, что шевельнет левым ухом); опознать жену среди десяти коров (сын предупреждает, что закинет хвост на спину матери); опознать свое ложе среди десяти (сын ударит хвостом по подушке); выдержать горячую парильню (теще в ней самой плохо); принести дерево на дрова (на вершине дерева гнездо громовых птиц. Герой просит своего отца помочь, тот разбивает дерево молнией); привести волка (герой просит волков послать к нему одного из них); принести тростник, растущий между движущихся холмов (холмы — колени тещи, тростник — ее лобковые волосы; ласточка трижды приносит, на четвертый раз холмы защемляют ей хвост, кукуруза прорастает из-под земли, освобождая хвост ласточки); бежать наперегонки вокруг мира (сорока, бекас, утка помогают герою, теща падает). Бизониха посылает людям бизонов, Кукуруза — кукурузу.
Тема сказочных трудных задач в подобных повествованиях — точно такая же, как в Евразии. Тема эта вообще выглядит универсальной, ибо в разных вариантах (задачи свойственников, соперников, задачи отца, испытывающего сыновей, задачи, поставленные с заведомой целью избавиться от героя, и задачи-соревнования, основанные на принципе относительно честной борьбы) представлена в фольклоре как Старого, так и Нового Света. Есть эта тема и в Африке. В то же время ни у бушменов и готтентотов, ни в Австралии и на Новой Гвинее, ни у огнеземельцев и большинства восточнобразильских племен тема трудных задач либо отсутствует, либо крайне редка. Существует поэтому вероятность того, что тема трудных задач появилась в фольклоре в период, примерно сопоставимый по давности с заселением Америки. В Африке же сюжеты, включающие эпизод выполнения героем трудных задач, распространились позже, так и не затронув фольклор койсанских народов юга континента.
Что же касается мифа индейцев кроу, то в нем эпизоды опознания жены и сына среди нескольких одинаковых персонажей аналогичны соответствующим эпизодам евразийских сказок. При этом они сочетаются с образами и сюжетами, характерными именно для североамериканских индейцев. Индо-тихоокеанская мифология, как уже говорилось, часто использует мотивы, которые не только несовместимы с нормами публичного исполнения сказок в христианской и мусульманской культурах (вроде уподобления горы с тростником гениталиям женщины), но и, вполне возможно, никогда не были популярны в континентальной Евразии. Речь идет о той самой «анатомически-физиологической» образности, которая характерна для индо-тихоокеанского мира. И хотя в одних отношениях фольклор североамериканских индейцев близок к континентально-евразийскому, в других он аналогичен южноамериканскому.
Не будет лишним повторить, что евразийско-североамериканские параллели не тянутся цепочкой из одного континента в другой. Области их распространения разделены брешью протяженностью несколько тысяч километров в пределах Северо-Востока Азии и Северо-Запада Северной Америки. Мы это видели на примере распространения астральных мифов, касающихся «космической охоты» и представлений о Большой Медведице, равно как и на примере сюжета ныряльщика за землей. Гипотеза «эскимосского клина», предложенная Боасом более ста лет назад, хотя в целом и не подтвердилась, содержала, похоже, рациональное зерно. В мифологиях не только аляскинских эскимосов, но и палеоазиатов (коряков и чукчей), а отчасти и северных атапасков, а с азиатской стороны — якутов и большей части тунгусов, нет некоторых мотивов, общих для мифологий народов Сибири и Северной Америки, обитающих дальше от Берингова пролива. Рассматриваемые в этом разделе героические сюжеты содержат самый обширный набор подобных межконтинентальных аналогий, при том что их американские и евразийские примеры удалены друг от друга на максимальное расстояние. Между Саяно-Алтаем и севером Великих Равнин восемь тысяч километров по прямой.
Федра и СусаннаЕще один характерный мотив, известный в Северной Америке, в Западной и Юго-Западной Евразии, но не известный на большей части Сибири и на Аляске, — «жена Потифара».
В древних письменных памятниках западной половины Старого Света он встречается часто и название свое получил по ветхозаветной истории, описанной в Книге Бытия.
Братья Иосифа завидуют ему, бросают в пустыне, затем продают караванщикам. Своему отцу Иакову они говорят, что Иосифа задрал лев. В Египте начальник телохранителей фараона Потифар покупает Иосифа. Жена Потифара влюбляется в молодого раба, но Иосиф отвергает ее. Тогда женщина разрывает на себе платье и обвиняет Иосифа в попытке овладеть ею силой. В тюрьме Иосиф разгадывает сны виночерпия (через три дня будет освобожден), хлебодара (будет казнен), разгадывает сон фараона, его назначают надзирать над Египтом. Старшие братья приходят в Египет за хлебом. Неузнанный ими Иосиф велит подложить в вещи младшего брата, Вениамина, чашу. После того как Вениамин обвинен в воровстве, Иосиф открывается братьям и торжествует. Иаков приводит народ в Египет.
Есть и еще более древний пример использования того же мотива — древнеегипетская «Сказка о двух братьях».
Старший Ануп женат, младший Бату живет в его доме. Во время сева Ануп послал Бату принести еще семян. Дома жена Анупа предложила ему сойтись с ней, но Бату отказался. Вечером жена притворяется больной и избитой, обвиняет Бату в покушении на нее. Бату бежит, оскопляет себя, уходит в Долину Кедра. Дома Ануп, поверив в невиновность брата, убивает жену, выбрасывает ее труп собакам. После многих приключений и перевоплощений сперва Бату, а после его смерти Ануп становятся фараонами.
В Древней Греции мотив жены Потифара был включен в мифологию едва ли не каждого города-государства. Лучше других известна афинская традиция.
Федра, вторая жена царя Тесея, оклеветала Ипполита, сына Тесея от первой жены. Тесей попросил бога Посейдона погубить Ипполита. Тот выслал из моря быка, испуганные кони понесли колесницу Ипполита и потащили его по земле. Артемида (которую почитал Ипполит) открыла Тесею истину и примирила с умирающим сыном. Федра повесилась.
Подобного рода истории продолжали передаваться и после окончания античной эпохи. Они, например, использованы в житиях византийских святых. Историю Иосифа и жены Потифара заимствовала исламская традиция, в которой сюжет известен как «Юсуф и Зулейка». Многие европейские и ближневосточные тексты, как литературные, так и чисто фольклорные, несомненно, восходят к библейскому прототипу. История ложного обвинения юноши женщиной известна и в классической индийской традиции. Повлияла ли на нее традиция ближневосточная, сказать сложно, но сами индийские тексты, несомненно, заимствовались повсюду, где распространялся буддизм.
В западной Евразии есть и такие варианты, которые прямых следов заимствования из ранних письменных источников не обнаруживают, но пересказывать их не обязательно. Древних и средневековых источников достаточно для того, чтобы очертить границу распространения мотива. За ее пределами вне всякого сомнения остаются как Океания и Австралия, так и большая часть Сибири (бурятский текст может быть заимствован из тибетского источника). Отсутствует мотив «жены Потифара» на Аляске и у большинства северных атапасков — обитателей таежной зоны на западе Канады. Лишь одна из южных групп, атапаски бивер, заимствовала его от соседних степных племен — сиу или алгонкинов. На основной же части Северной Америки, особенно к востоку от Скалистых гор, мотив «жены Потифара», наоборот, популярен. Вот несколько примеров.
[Бивер (атапаски провинции Альберта)] Мальчик лебедь живет с родителями. Когда его мать умирает, он просит отца взять новую жену с юга, но отец берет жену в запада, с берега моря. Та просит лебедя добыть кролика, кладет живого царапающегося кролика под одежду, жалуется мужу, что пасынок ее изнасиловал. Отец отвозит сына на остров и уплывает в лодке, не слушая его объяснений. Некий голос велит лебедю намазать камни смолой, к ней прилипают утки и гуси. Благодаря перьям и мясу добытых птиц, лебедь переживает зиму. Весной отец приплывает взглянуть на его кости. Сын незаметно садится в его лодку и уплывает в ней. Вернувшись, он находит отца мертвым с перьями во рту. Лебедь пускает стрелу перед мачехой, земля загорается, мачеха бросается в воду, лебедь заставляет воду кипеть, мачеха гибнет.
