Михаил Лифшиц - Дневник Мариэтты Шагинян
Один драматург написал пьесу о новых методах проходки туннелей. Изобретатель этих методов советует автору пьесы изложить в заключительном монологе его мечты о ближайшем будущем — «строить туннели со скоростью 3 000 метров в месяц». Этот совет, не знаем — правильный или неправильный, приводит Мариэтту Шагинян в состояние экстаза?
«Чудеса получаются! Писатель пишет об изобретении, изобретатель диктует писателю заключительный монолог. Куда ни пойдёшь, на что ни посмотришь, всё скрещивается, переплетается. Мы идём к какому — то грандиозному культурному синтезу и всё, что делаем, — делаем на органическом внутреннем единстве».
К сожалению, Мариэтта Шагинян не сообщает, хорошая или плохая пьеса получилась в результате этого скрещивания. Она довольствуется громкими фразами. Нет никакой возможности изложить здесь все её сенсации. Повсюду мелькают ренессансы, грандиозные синтезы, чудеса. Читатель, может быть, спросит: да что дурного в постоянной восторженности автора «Дневника»? Эта невинная страсть к восклицательным знакам, эта привычка во всём видеть чудесное может быть даже полезна — она поддерживает оптимизм, веру в наши великие дела.
Нет, не поддерживает. Инфляция громких слов приводит к тому, что они теряют всякую ценность. Не надо думать, что советский читатель так прост, чтобы не видеть, как словесный восторг переходит в равнодушие к делу. Если в частной жизни чрезмерная восторженность вызывает иронию, то почему мы должны быть менее разборчивы в делах общественных? Дельный человек если не скажет, то, подумает: сократите ваши восторги, ибо действительные чувства выражаются более скромно.
Вот небольшая картина, достойная кисти современного Федотова или Перова. Ночью, в полной темноте, Мариэтта Шагинян въезжает на «Победе» в большое село Крестцы. Спала хорошо. Оказывается, в Доме крестьянина можно получить чистую постель. Проснувшись на другой день прекрасном расположении духа, писательница и сопровождающие её лица начинают хвалить местные порядки. «Позёвывая, одевается спавшая рядом с нами женщина с недовольным лицом. В ответ на наши восторги она мрачно молчит. На прямой вопрос отвечает: «Ничего тут хорошего не вижу!» Оказывается, это работник райфо и недовольна: во — первых, клопами в гостинице; во — вторых, кустари туго платят налоги; в — третьих: «Отчего, например, с мая месяца нет электричества?» Словно в местную стенную газету заглянули…»
Ну, что ж, стенные газеты делом занимаются — критикуют недостатки. В Крестцах живут люди, трудящиеся, у них своя жизнь, свои заботы и трудности, а приезжим много ли нужно, как верно заметила женщина с недовольным лицом. Ведь завтра они укатят на своей машине и унесут с собой приятное воспоминание, только и всего.
Что в постоянной восторженности Мариэтты Шагинян есть элемент безразличия к людям, показывает другой пример. Дело в том, что писательница является членом редакционной коллегии журнала «Крестьянка». Вместе с другими работниками редакции она ведёт борьбу против «сюсюкания». И вот как это происходит. Прислали как — то члену редакционной коллегии рассказ под названием «В выходной». Писательница дочитала рассказ до конца, не отрываясь, и тут же набросали резолюцию: «Превосходно! Печатать непременно! Привлечь к нам автора!» Другие члены редакционной коллегии пытались выразить некоторые сомнения, но Мариэтта Шагинян подавила их своим литературным авторитетом.
Действие происходит в конторе лесозащитной станции. По случаю воскресенья уборщица только что вымыла пол и вяжет чулок, отдыхая. Между тем в комнату один за другим робко пробираются служащие конторы под тем предлогом, что они чего — то не успели сделать вчера и скоро уйдут. Так постепенно является на работу весь штат. Начинаются звонки в другие учреждения — и что же? Оказывается, и там люди на работе в выходной день. Комический элемент представлен уборщицей, которая возмущается тем, что только что вымытый пол будет запачкан. Мариэтта Шагинян в качестве знатока литературных жанров утверждает, что рассказ имеет экспозицию, миттельшпиль и эндшпиль.
Всё это он, может быть, имеет, но пошлость остаётся пошлостью. Автор подсказывает мысль, что в советском обществе трудящиеся должны работать без выходных дней. Рассказ «необычайно жизнен» оправдывается Мариэтта Шагинян. «Он передаёт вам правду главного, бессмертного импульса нашей новой жизни». Читатель ждёт очередного чуда, и оно действительно совершается: «Тут вовсе не то, что люди в выходной потянулись на службу. Ничего подобного! Это — настоящий выходной, и люди развёрнуты в их личной жизни. Но только стремление пойти «на люди» и выражает их личное, желание отдохнуть в спокойном, широком, развёрнутом во времени (когда не надо суетиться и торопиться, а можно поговорить и провести время) пребывании вместе. Советскому человеку уже скучно одному. Ему хорошо, когда он вместе с себе подобными».
Сколько софистики для того, чтобы окрестить порося в карася! Всякому понятно, что факт остаётся фактом: люди приходят на службу в выходной день, вместо того чтобы отдыхать. Несмотря на все дополнительные разъяснения Мариэтты Шагинян, рассказ о выходном дне хуже, чем «сюсюкание». Советский человек может, в случае необходимости, работать без выходных, но он имеет право на отдых и, если нет чрезвычайных обстоятельств, хочет воспользоваться этим правом без всяких чудес. Автор рассказа фальшивит. Если человеку скучно, он может отправиться в гости, в клуб, на прогулку, в театр. Контора не единственное место, где он находится в обществе «себе подобных». Наконец, ч в своей семье он не одни. Странно было бы думать, что люди могут общаться между собой только на службе. Когда человек проводит время за книгой, посещает музей, смотрит картину в кино, он общается со всем народом, даже со всем человечеством. Именно автор фальшивого рассказа хочет отнять у трудящегося человека эту возможность более широкого общения, делает его отшельником — своей конторы.
Легко лгать, прикрываясь общественной пользой, очень легко. Мариэтта Шагинян поверила автору вследствие своей постоянной восторженности: «Превосходно! Печатать непременно! Привлечь к нам автора!» Собственные её рассуждения относительно «главного, бессмертного импульса нашей новой жизни» очень слабы. Если мы верно поняли «Дневник писателя», то главный импульс советских людей состоит в том, что они хотят быть вместе, то есть в одном помещении. «Советскому человеку уже скучно одному. Ему хорошо, когда он вместе с себе подобными». Это лесть советскому человеку, но лесть неудачная. Скажите, когда человеку не было скучно одному, если он нормальный человек, а не паук? Вспомните народные хоры и пляски, посиделки, вечерницы. А дружба, любовь, семейная жизнь? «Не добро человеку быть едину» — эта закономерность давно известна.
Возвращаясь к вопросу об отдыхе, нужно сказать, что сама Мариэтта Шагинян признаёт его полную необходимость. По поводу некоторых привычек Леонардо да Винчи она говорит о полезной паузе, помогающей успехам творческого труда. «Самое плохое, когда люди линейно набивают время, мешком его себе представляют, изо дня в день ведут работу по прямой с того самого места, на котором остановились вчера. А время набивать, как мешок, нельзя; время — это дорога зигзагами, диалектическое нечто».
Легко заметить, что здесь есть противоречие с теми взглядами, которые Мариэтта Шагинян высказывает по поводу рассказа «В выходной». Девушка — бухгалтер, механик, завхоз и прочие сотрудники конторы тем и занимаются, что «линейно набивают время», «изо дня в день ведут работу по прямой» и даже в воскресенье хотят начать «с того самого места, на котором остановились вчера». Но здесь речь идёт о простых служащих, а Мариэтта Шагинян имеет в виду творческих работников, писателей, художников. Это для них время есть «диалектическое нечто». Им нужен «досуг — резерв свободного времени у человека, имеющий великое значение для культуры». Нужен ли этот резерв для простых людей, пур ле жанс, мы не знаем. «Надеюсь, — пишет автор «Дневника», — что при коммунизме строительная польза «пропуска», паузы, остановки в работе на два — три дня, необходимость досуга (не только в смысле механического выходного!) будет ясно осознана всеми и ритм нашего труда будет учитываться с паузами, планироваться с видимой и невидимой работой».
В этой прекрасной фантазии остаётся неясным — будут ли при коммунизме планироваться паузы для сотрудников лесозащитных станций, которые не хотят отдыхать в свой механический выходной, а сидят на работе и набивают время, как мешок. Им уже сейчас скучно за пределами своей конторы. Что же будет, если эта закономерность полностью разовьётся?
Похоже на то, что Мариэтта Шагинян не сводит концы с концами. Если читатель хочет проверить это наблюдение, Пусть он познакомится с отношением автора к буржуазной литературе ужасов, к так называемым «детективам». В субботу, 29 декабря 1951 года, Мариэтта Шагинян записывает в свой дневник справедливые слова о грязной, кровавой, звериной философии, отравляющей чувства и мысли людей в странах, подчинённых «американскому образу жизни». Она беспощадно разоблачает детективную литературу, в которой описываются страшные кварталы и страшные люди, чудовищные преступления и безумства. «Живя при капитализме в царской России, я тоже, случалось, дышала воздухом мистики и борьбы со здравым человеческим смыслом». Но всё это было, всё это уже в прошлом.
