Андре Каспи - Повседневная жизнь Соединенных Штатов в эпоху процветания и «сухого закона»
Возможно, подобная психологическая трактовка не вполне убедительна. Преступность является отражением общества. Американская преступность порождается капиталистическими методами, использует юридические или политические средства и, в конце концов, иллюстрирует — как негатив — ценности Америки двадцатых годов.
МОДЕЛЬ, ПОТЕРПЕВШАЯ КРАХ
Молодой человек работал в инвестиционной компании Нью-Йорка. Однажды, в октябре 1929 года, он вошел в офис и застал брокера в полном отчаянии, хватавшегося за голову, со слезами на глазах. Зрелище было душераздирающим. Этот человек всегда преуспевал и пользовался огромным влиянием. Он продавал, покупал, перепродавал тысячи акций за миллионы долларов. Клиенты передавали ему свои распоряжения по телефону или почте, а затем приходили лично поздравить его с проведением блестящих операций. И вот столь влиятельный человек в таком подавленном состоянии! Юноша попытался успокоить его: «Все уладится». А тот ответил с отчаянием в голосе: «Ничего не уладится. Я только что потерял миллион долларов».
Пессимизм, оптимизм, ужасная неопределенность — неужели это возможно и означает, что время процветания закончилось? На этот вопрос американцы отвечали: нет. Нет, это невозможно. Это экономический спад, временная приостановка экономического роста, один из досадных перебоев, происходивших на бирже более или менее регулярно. Немного терпения и, вопреки тому, что заявляет разорившийся брокер, «все уладится».
Крах октября 1929 года
И тем не менее какой шок! New York Times описывает события 24 октября. У журналистов уже не хватает превосходных степеней, чтобы точнее описать происходящее. «Наихудший из обвалов…, самое сокрушительное падение на рынке ценных бумаг, наиболее значительных и наиболее важных». Стали распространяться самые безумные слухи. Говорили, что одиннадцать брокеров покончили с собой, что наиболее влиятельные банкиры объединили свои усилия, чтобы остановить резкое падение курса акций, что потери уже исчислялись несколькими миллиардами долларов. И все-таки появилась надежда: на Фондовой бирже Нью-Йорка было продано около 13 миллионов пакетов акций. Ничего подобного еще никогда не видели. Это «черный четверг». В субботу и воскресенье все с тревогой ожидали дальнейших событий. В понедельник снова началась паника. 29 октября, в «черный вторник», ситуация еще более ухудшилась: 16,5 миллиона пакетов акций были проданы, а 14 других миллионов не нашли хозяев. Цены не просто снижаются: они находятся в свободном падении. Это уже не просто снижение деловой активности, а подлинное бедствие, пропасть. И все же банкиры пытаются проявить необычайный оптимизм. Они стараются любым путем вернуть доверие к себе. А сами они действительно ли убеждены в собственных заявлениях? Нет ничего менее убедительного. Один признак, не позволяющий заблуждаться: телетайпы, предназначенные для того, чтобы передавать курс акций, больше не в состоянии его отслеживать. Их отставание от хода падения курса свидетельствует о том, насколько сокрушительным был обвал. Наблюдатели же в своих офисах или офисах своих брокеров окончательно осознают всю полноту драмы, прежде всего их личной. После недели безумия, после примерно двадцати дней, когда, несмотря на закрытие биржи в конце недели, курсы акций не поднимаются, успокаивающие слова профессионалов больше не производят никакого эффекта, оптимизм уступает место пессимизму.
Ах, если бы трагедия касалась только рынка ценных бумаг!.. Потери были бы тяжелыми, но каждый мог бы еще надеяться поднакопить новые средства, чтобы заняться новыми спекуляциями. Но кризис разрастался. После биржи он охватил банки и предприятия. Так как банки понесли крупные потери, то они поспешили затребовать возврата кредитов, предоставленных ими как в стране, так и за рубежом. Не могло быть и речи о предоставлении новых кредитов. Тем хуже было для коммерции, заводов, сельского хозяйства, где средний американец всегда брал кредиты или для повышения продуктивности производства, или для улучшения уровня жизни. А ведь кредит долгое время был священным фундаментом экономической жизни США. Разве не повторяли непрерывно американцам, что они могут получить все и немедленно, даже если у них нет возможности оплатить? Разве брокеры на бирже не призывали своих клиентов покупать ценные бумаги по заниженной цене с единственной целью — спекулировать ими?
Кредитные пирамиды были впечатляющими. Чарлз Доус, бывший вице-президент Соединенных Штатов, возглавлял банк, получивший вклады 122 тысяч клиентов. Среди них было 755 банков, которые сами по себе имели 500 тысяч вкладчиков из 15 штатов. Но эти 755 банков были связаны с 21 тысячью финансовых учреждений, которые объединяли 20 миллионов клиентов.[91] В результате, если банк Доуса рухнет, то один американец из шести пострадает. Но все больше банков терпели крах. В 1929 году 659 банков закрылись, их общий фонд соответствовал 200 миллионам долларов. На следующий год обанкротились еще 1352 банка; в 1931 году — 2294 банка, объединявших около 2 миллиардов долларов. Разорились многие маленькие банки, особенно на Великих Равнинах и Юге страны, по существу, в большинстве штатов, где основу экономики составляло сельское хозяйство. Ситуация была настолько серьезна, что штат Невада был первым, объявившим о временном закрытии банков, в связи с «отпусками», чтобы избежать массового нашествия клиентов и последующего неминуемого банкротства. Многие штаты и города поспешили последовать этому примеру. В ходе первой недели президентства Франклина Рузвельта вся банковская система Америки была отправлена в «отпуск» на несколько дней.
Образуется заколдованный круг. Банкротство банков, банкротство предприятий, безработица, нищета. В 1929 году 23 тысячи коммерческих и промышленных предприятий разорились и исчезли. На следующий год — более 26 тысяч; в 1931 году — 28 235; в 1932-м — немногим менее 32 тысяч, то есть за четыре года — более 100 тысяч предприятий. Разорившиеся фермеры продают землю или ее конфискуют: число земельных участков, перешедших в другие руки, возрастает. Как выжить в сельской местности, когда цены, постепенно снижающиеся в двадцатые годы, внезапно рухнули? Фермеры вспоминают время, когда буасо пшеницы можно было продать за 2,16 доллара. Это было в 1919 году. В годы войны фермеры, производящие жизненно необходимые продукты, получали приличные доходы. Затем цены на пшеницу начали снижаться, а в 1923 году установилась цена 1,03 доллара за буасо. Это было тяжелым испытанием для производителей. И вдруг в течение нескольких месяцев цена на буасо резко упала до 38 центов. Наступило время тяжких испытаний для производителей пшеницы, хлопка или кукурузы, а также для животноводов.
В городах дела обстояли едва ли лучше. В конце 1930 года промышленное производство снизилось на 26 процентов по сравнению с 1929-м, а в 1932 году — на 51 процент. Если взять за базовую основу 1935–1939 годы, принимая уровень производства в этот период за 100, то промышленное производство в 1929 году соответствовало 110, в 1930 году — 91, в 1931-м — 75, в 1932-м — 58; только небольшой рост производства отмечался в 1933 году. Статистические данные по безработице, насколько несовершенными они ни были бы, отражают ту же картину экономического спада. С 1929 по 1933 год катастрофическая безработица нарастала: 1 миллион 500 тысяч безработных в 1929 году, 4 миллиона 250 тысяч в 1930-м, 7 миллионов 911 тысяч в 1931-м, 11 миллионов 901 тысяча в 1932-м, 12 миллионов 634 тысячи в 1933 году.
Когда Рузвельт вступил в Белый дом, один американец из четырех в работоспособном возрасте лишился работы. И, конечно, нечего было надеяться, что с вступлением в должность нового президента все быстро уладится! Вплоть до 1941 года пропорция безработных по отношению к общему числу активного населения никогда не будет ниже 13,8 процента (то есть один американец из восьми — безработный), а зачастую — около 18 процентов (один американец из пяти или шести). Необходима была тотальная мобилизация людей и всех ресурсов, короче говоря, мировая война, чтобы безработица исчезла и перестала быть проблемой момента. 1929 год в Соединенных Штатах — это начало десятилетия, в течение которого люди забыли значение выражения «полная занятость».
Истоки Великой депрессии
Как и почему наступила Великая депрессия? Историки и экономисты до сих пор спорят по поводу происхождения катаклизма. И если причины этого бедствия спорны, то не намного яснее и продолжительность, и вся полнота этого явления.
Представим, несмотря на это, среднего американца 1929 года, не входившего в ближайшее окружение президента Гувера и не состоявшего членом административного совета крупного банка. Он в растерянности, сбит с толку, и это неудивительно. Эксперты, все знающие и все предвидящие, не переставали призывать его экономить, чтобы инвестировать или скорее спекулировать, чтобы разбогатеть, в общем, чтобы реализовать мечту каждого американца. Он читал захватывающие заявления. Например, Джон Джакоб Раскоб — это не кто-либо, а президент «Дженерал моторе», компаньон «Дюпона», ведущей компании химической промышленности, президент национального комитета партии демократов. Раскоб — всеми уважаемый человек, олицетворяющий новую эпоху. И вот он дает интервью Ladies'Home Journal летом 1929 года под заголовком «Каждый должен стать богатым». Раскоб предлагает такую безупречную схему: «Если человек сэкономит 15 долларов в неделю, если он инвестирует их в покупку хороших ценных бумаг и станет накапливать дивиденды, то через двадцать лет он станет обладателем, по меньшей мере, 80 тысяч долларов, а доход от его инвестиций поднимется до 400 долларов в месяц. Он станет богатым».
