Ян Мортимер - Средневековая Англия. Гид путешественника во времени
Мандевиль — якобы англичанин из Сент-Олбанса, чьи путевые заметки на французском языке получили широкое распространение во второй половине столетия. Как и Поло, он заявляет, что добрался до Дальнего Востока, но на самом деле его познания позаимствованы из книг других писателей и собственного воображения. Или, если точнее, воображения человека, который его выдумал: «сэр Джон Мандевиль» — это литературное порождение французского священника, отправившего его в воображаемое путешествие, сюжет которого основан в том числе на старых арабских книгах. Отношения «Мандевиля» с читателями примерно такие же, как между мощами святых и паломниками, которые им поклоняются. Главная их ценность — не в объективной правде. Когда эсквайры и рыцари слышат, что можно добраться не только до Константинополя и Иерусалима, но и до Вавилона, Египта, Тартарии, Персии, Индии и Китая, это их невероятно увлекает. Они представляют, как тоже оказываются в этих чудесных местах и видят их сказочные богатства. Как четыре тысячи баронов стоят перед великим ханом. Ежатся, слыша, как на рынках в Каире людьми торгуют, словно животными. Вздрагивают, узнавая про обычай, действующий на острове Рибот: когда умирает отец, его сын отрубает трупу голову, а жрецы разрезают тело на мелкие части, чтобы скормить диким птицам. Подобные рассказы ближе к романам: как и у любых историй о короле Артуре, увлекательный сюжет здесь важнее реалистичности. Но они важны — по той же причине, по которой важны рассказы об Артуре. Они не только развлекают, но и вдохновляют. Колумб однажды признался, что многим обязан сэру Джону Мандевилю. А всего через сто лет после того, как рассказы Мандевиля переведут на английский язык, английский корабль бросит якорь у берегов Северной Америки. Капитан Джон Кабот объявит, что нашел страну «великого хана», описанную Мандевилем.
ПоэзияXIV век — не просто колыбель английской поэзии, но и ее первый золотой век — по крайней мере, первый после норманнского завоевания. В начале века самые популярные французские стихи, в частности старые бретонские лэ, перевели на английский. Эти баллады обычно длиной около тысячи строк и посвящены событиям при дворе короля Артура. Самые популярные из них — анонимные «Сэр Орфео», «Сэр Тристрем» и «Сэр Дегаре», а также «Сэр Лаунфаль» Томаса Честера. Любимый многими классический французский «Роман о розе» перевели на английский чуть позже (часть перевода сделал Чосер). Но наиболее славная часть наследия того времени — стихи, изначально написанные на английском языке. Их разнообразие просто поражает, особенно учитывая, как недавно вообще появилась идея писать по-английски. С одной стороны, мы видим неуклюжие поэмы пылкого националиста Лоуренса Мино: гимны в честь военных побед Эдуарда III в Шотландии и Франции между 1333 и 1352 годами. С другой стороны — технически безупречное стихосложение автора «Гавейна и Зеленого рыцаря». Между ними можно встретить, например, благочестивых поэтов вроде Ричарда Мэннинга. Его поэма из 12 тысяч строк «Как справиться с грехом» полна очень сильных образов («таверна — нож дьявола»); это не просто морализаторство.
Англия была так богата талантами, что я не знаю даже, с чего начать описание величайших литературных творений того времени. Но можно составить краткий список претендентов на звание величайшего английского средневекового писателя. Так что, признавая, что и среди не попавших в первую четверку есть немало талантливых авторов, я постараюсь рассказать о величайших представителях английской литературы XIV века.
Джон ГауэрДруг Чосера, который называл его «нравственным Гауэром», происходит из семьи кентских рыцарей — правда, сам он не рыцарь. Он в довольно юном возрасте переехал в Лондон и посвятил себя писательскому ремеслу. Примечательно то, что он пишет не только по-английски: он слагает стихи еще на французском и латыни — причем не время от времени, чтобы просто похвастать знанием языка. В его сатирической поэме на латыни Vox Clamantis («Глас вопиющего»), посвященной положению дел в Англии, более 10 тысяч строк. Она выдержана в форме сна-видения, в котором восстание Уота Тайлера сравнивается с ужасной апокалипсической ночью. Весь мир переворачивается с ног на голову. Смирные животные дичают, дикие — беснуются, домашние животные перестают слушаться, а крестьянство восстает. Поэт бежит из Лондона, калеча и убивая встречных их же земледельческими инструментами. Что же касается французских стихов — он выпустил на этом языке два сборника баллад, а также свою самую раннюю большую работу, Mirour de l’omme («Зерцало человеческое»). Длина «Зерцала» — почти 30 тысяч строк; оно посвящено происхождению и природе греха и распространению скверны по всему миру.
Главное англоязычное произведение Гауэра — Confessio Amantis («Исповедь влюбленного»). Одна из причин его успеха — внимательность ко вкусам аудитории. Вам, наверное, покажется, что написать поэму длиной более 30 тысяч строк — не лучший способ привлечь читателей, но он выбрал отличную тему — жалобу на раздор, вызываемый любовью, — и развивает ее через элегантные истории и отступления. В прологе он говорит, что те, кто излагают одну лишь мудрость, лишь притупляют ум читателей, и потому он собирается писать по-другому: «немного похоти и немного мудрости, о большом и малом, чтобы кому-нибудь понравилось, что я пишу». Это неплохой совет для писателя любой эпохи.
Работа над произведением началась со случайной встречи Гауэра с королем Ричардом II. Когда их суда встретились на Темзе, Ричард пригласил Гауэра на борт и попросил его написать что-нибудь лично для него. Естественно, Гауэр был невероятно польщен и сразу же начал писать «книгу для короля Ричарда, которому принадлежит моя верность, со всем почтением моего сердца». Впрочем, через несколько лет Гауэр понял, что совершил огромную ошибку. Король превратился в презренного тирана и уже не заслуживал ни уважения Гауэра, ни тем более посвящения ему величайшего литературного произведения. Так что Гауэр вычеркнул строки, где клянется в верности Ричарду, и вместо этого написал посвящение кузену и сопернику Ричарда, Генриху Ланкастеру (будущему Генриху IV). С тех пор и до конца жизни Гауэр всячески поддерживал Ланкастеров и писал стихи, прославляющие нового короля, на всех трех языках.
Уильям ЛэнглендСледующим в нашем списке идет писатель, воплощающий собой средневековую социальную критику. Уильям Лэнгленд родился в Шропшире около 1325 года; поэтический дар в нем сочетается с религиозным благочестием. Он — полная противоположность придворному поэту Гауэру Он даже под страхом смерти не станет воспевать короля и аристократов. Его «Видение о Петре Пахаре», с одной стороны, принадлежит к жанру «снавидения», но вместе с тем это страстное жестокое осуждение лицемерия, самовозвеличивания, жадности и мздоимства, особенно среди духовенства. Как и большинство английской поэзии XIV века, «Видение» написано аллитерационным стихом: строки связываются между собой не рифмами, а аллитерацией. Хороший пример — мелодичная первая строка, «In a summer season when soft was the sun» («Летнею порою, когда солнце грело»); еще один пример — знаменитая строка, где он видит «а fair field full of folk» («прекрасное поле, полное народу»).
Как только поэму начали в 70-х годах распространять в списках, ее тут же признали шедевром. Убежденность и чувство справедливости Лэнгленда вкупе с литературным даром гарантировали успех поэмы. Он напрямую осуждает грехи, в которых погрязли люди в повседневной жизни. Их характеристики и слабости были воплощены в виде персонажей. Он не сдерживается, обличая богачей, которые «в веселии и чревоугодии проедают свое богатство, не поделившись и куском хлеба с бедняком…». Осуждает он и все растущую склонность лордов и их семей покидать холлы и проводить большую часть времени в личных покоях:
Мрачен холл во все те дни,
Когда лорд и его леди сидят в другом месте.
Сейчас богатые едят отдельно,
В личных покоях, избегая бедных,
Шли в комнате с печной трубой, покинув главный зал,
Построенный, чтобы там ели все,
И всё для того, чтобы сэкономить то, что потратят другие.
В этом отношении он похож на другого, более раннего социального критика — автора поэмы «Победитель и расточитель», в которой подчеркивается, как важно для лорда иметь хорошую свиту (и, соответственно, поддерживать своих слуг и бедняков). В отличие от них, люди, которые разбогатели благодаря собственным усилиям (например, юристы и врачи), эгоистичны, потому что тратятся только на себя. Но литературный дар Лэнгленда намного превосходит и других протестных поэтов, и почти всех, кто пишет аллитерационным стихом. «We have no letter of our life, how long it shall last» («У нас нет грамоты, где говорится, сколько должна длиться наша жизнь»), — пишет он, размышляя о людях, которые считают долгую жизнь чем-то самим собой разумеющимся, словно ее можно пожаловать королевской хартией или «грамотой». Его критические стрелы в адрес духовенства за лицемерие очень больно жалят:
