Петр Багров - От слов к телу
Или Сиринга:
Пану казалось уже, что держит в объятьях Сирингу, —
Но не девический стан, а болотный тростник обнимал он…
а иногда подробно описаны (при этом обычно проявляется то, что в замечательной книге покойного Ю. К. Щеглова названо «стык нового и прежнего состояния»)[651]:
Только скончала мольбу — цепенеют тягостно члены,
Нежная девичья грудь корой покрывается тонкой,
550Волосы — в зелень листвы превращаются, руки же в ветви;
Резвая раньше нога становится медленным корнем,
Скрыто листвою лицо, красота лишь одна остается.
Фебу мила и такой, он, к стволу прикасаясь рукою,
Чувствует все еще грудь под свежей корою трепещет,
555Ветви, как тело, обняв, целует он дерево нежно,
Но поцелуев его избегает и дерево даже.
Бог — ей: «Если моею супругою стать ты не можешь,
Деревом станешь моим», — говорит <…>.
vix prece finita torpor gravis occupat artus,
mollia cinguntur tenui praecordia libro,
550in frondem crines, in ramos bracchia crescunt,
pes modo tarn velox pigris radicibus haeret,
ora cacumen habet: remanet nitor unus in ilia.
Hanc quoque Phoebus amat positaque in stipite dextra
sentit adhuc trepidare novo sub cortice pectus
555conplexusque suis ramos ut membra lacertis
oscula dat ligno; refligit tamen oscula lignum,
cui deus ‘at, quoniam coniunx mea non potes esse,
arbor eris certe’ dixit ‘mea!
(Ограничимся одной этой выпиской из оригинала — остальные приводим только в переводе С. В. Шервинского.)
Большинство названных эпизодов имеют две общих черты:
1) Превращение описывается как процесс, расчлененный на постепенные, поочередные или параллельные — и, во всяком случае, отдельно названные — превращения частей тела в части дерева или цветка. Прежде всего (как отмечает Д’Овидио) нош превращаются в корни, после чего человек теряет способность к перемещению (ср., в частности, пример с гелиотропом — сноска 7), волосы — в крону, руки — в ветви и т. д.
Первый этап особенно нагляден в превращении в деревья вакханок, растерзавших Орфея:
Но не позволил Лиэй, чтоб осталось без кары злодейство.
Он, о кончине скорбя песнопевца его тайнодействий,
В роще немедленно всех эдонийских женщин, свершивших
70То святотатство, к земле прикрепил извилистым корнем.
Пальцы у них на ногах по мере неистовства каждой —
Вытянул и острием вонзил их в твердую почву.
Каждая — словно в силке, поставленном ловчим лукавым, —
Стоит ногой шевельнуть, тотчас ощутит, что попалась,
75Бьется, но, вся трепеща, лишь сужает движения путы.
Если ж какая-нибудь, к земле прикрепленная твердой,
Тщится побегом спастись, обезумев, то вьющийся корень
Держит упорно ее и связует порывы несчастной.
Ищет она, где же пальцы ее, где ж стопы и ноги?
80Видит, что к икрам ее подступает уже древесина;
Вот, попытавшись бедро в огорченье ударить рукою,
Дубу наносит удар, — становятся дубом и груди,
Дубом и плечи. Ее пред собой устремленные руки
Ты бы за ветви признал, — и, за ветви признав, не ошибся б.
Ср. также превращение Гелиад, оплакивающих Фаэтона:
Раз, как обычно, — затем что вошло гореванье в обычай, —
Вместе вопили они; Фаэтуза меж них, из сестер всех
Старшая, наземь прилечь пожелав, простонала, что ноги
Окоченели ее; приблизиться к ней попыталась
Белая Лампетиэ, но была вдруг удержана корнем.
350Третья волосы рвать уже собиралась руками —
Листья стала срывать. Печалится эта, что держит
Ствол ее нош, а та — что становятся руки ветвями.
У изумленной меж тем кора охватила и лоно,
И постепенно живот, и грудь, и плечи, и руки
355Вяжет — и только уста, зовущие мать, выступают.
Волосы описаны в цитированном эпизоде превращения Дафны в лавр: «Волосы — в зелень листвы превращаются, руки же в ветви; In frondem crines, in ramos bracchia crescunt» (Met. I, 550). Среди примеров Д’Овидио эта черта появляется даже вне круга превращений в растения, так превращение Атласа в гору сопровождается превращением его бороды и волос в лес:
С гору быв ростом, горой стал Атлант; волоса с бородою
Преобразились в леса, в хребты — его плечи и руки;
Что было раньше главой, то стало вершиною горной…
Само по себе это расчлененное описание и превращение отдельных частей тела несколько напоминает миф о создании мира и разных его частей из частей расчлененного тела первочеловека, гиганта и т. д. Любопытно, что одно из превращений у Овидия непосредственно соседствует (и причинно-следственно связано) с расчленением тела — разрыванием Орфея вакханками, которых затем Дионис, в наказание за это, превращает в деревья (см. текст выше).
2) Из дерева или цветка течет кровь[652].
Дриопа срывает Лотос (представленный деревом) — превращенную нимфу:
340Недалеко от воды, подражая тирийской окраске,
Лотос там рос водяной, в уповании ягод расцветший.
Стала Дриопа цветы обрывать и совать их младенцу,
Чтоб позабавить его; собиралась сделать я то же, —
Ибо с сестрою была, — но увидела вдруг: упадают
345 Капельки крови с цветов и колеблются трепетно ветки.
Тут, наконец, — опоздав, — нам сказали селяне, что нимфа
Именем Лотос, стыда избегая с Приапом, когда-то
С деревом лик измененный слила, — сохранилось лишь имя…
То же может случиться и без превращения: кровь течет, когда Эрисихтон срубает дуб, в котором живет дриада (VIII, 742–773):
<…> бледностью вдруг его длинные ветви покрылись.
А лишь поранили ствол нечестивые руки, как тотчас
Из рассеченной коры заструилася кровь, как струится
Пред алтарями, когда повергается тучная жертва,
Бык, — из шеи крутой поток наливается алый.
Особенно близкое к Данте соответствие Д’Овидио справедливо находит в эпизоде превращения Гелиад:
Что же несчастная мать? Что может она? — неуемно
Ходит туда и сюда и, пока еще можно, целует!
Этого мало: тела из стволов пытается вырвать,
Юные ветви дерев ломает она, и оттуда,
360 Словно из раны, сочась, кровавые капают капли.
«Мать, молю, пожалей!» — которая ранена, кличет.
«Мать, молю! — в деревьях тела терзаются наши…
Поздно — прощай!» — и кора покрывает последнее слово.
Вот уже слезы текут; источась, на молоденьких ветках
365Стынет под солнцем янтарь, который прозрачной рекою
Принят и катится вдаль в украшение женам латинским.
Первая черта не находит аналогии у Данте (а есть разве что в иллюстрациях Г. Доре): у нею душа, лишившаяся (по собственной воле) тела, попадает в седьмой круг Ала и там, как семя, прорастает деревом.
94Когда душа, ожесточась, порвет
Самоуправно оболочку тела,
Минос ее в седьмую бездну шлет.
97Ей не дается точного предела;
Упав в лесу, как малое зерно,
Она растет, где ей судьба велела.
100Зерно в побег и в ствол превращено…[654]
Вторая же не только используется, но и концептуализируется:
Так раненое древо источало
Слова и кровь <…>.
У Овидия способность к речи исчезает в процессе превращения, в лучшем случае претерпевающая метаморфозу (в большинстве случаев это персонаж женского пола) успевает сказать прощальные или «завещательные» слова — ср. превращение Филемона и Бавкиды:
715Вдруг увидал Филемон: одевается в зелень Бавкида;
Видит Бавкида: старик Филемон одевается в зелень.
Похолодевшие их увенчались вершинами лица.
Тихо успели они обменяться приветом. «Прощай же,
Муж мой!» — «Прощай, о жена!» — так вместе сказали, и сразу
720Рот им покрыла листва. И теперь обитатель Тианы
Два вам покажет ствола, от единого корня возросших.
То же в превращении Дриопы: «Одновременно уста говорить и быть перестали» (IX, 392) — и Гелиад: «и кора покрывает последнее слово» (Met. II, 363). По Данте же способность эта у превращенных сохраняется, но голос требует выхода, поэтому Данте и должен отломить ветку, причиняя боль Пьеру делла Винье: только обломанная ветвь открывает выход для голоса или стона: