Николай Непомнящий - Тайные общества Черной Африки
Многие буры сомневались в целесообразности поездки самого Ретифа, предлагая послать менее важную персону. Предлагали свои кандидатуры Мариц и еще трое-четверо влиятельных буров, однако Ретиф убедил товарищей, что это вселит неуверенность в их и без того подозрительного правителя, и решил ехать сам с эскортом из добровольцев. 60 человек вызвались сопровождать его, причем некоторые взяли своих сыновей в возрасте от 11 до 15 лет...
С отрядом буров, сопровождаемым 30 готтентотами, поехал и Холстед, сумевший за 13 лет жизни в Натале в совершенстве изучить язык зулу. Он вызвался быть переводчиком у Ретифа.
Ранним утром 3 февраля 1838 года буры возвестили о своем прибытии залпом из всех ружей. Их встретила большая группа зулусов, и вскоре начались танцы, а бурские всадники продемонстрировали искусство верховой езды. Оружие и седла сложили под большим деревом у входа в крааль.
На следующий день, 4-го, если верить Оуэну, ничего существенного не произошло. Только несколько полков зулусов прошли быстрым маршем мимо домика миссионера. То же повторилось и в понедельник, 5-го. Войска отдали традиционный салют и стали готовиться к танцам. Стук палочек о щиты показался Оуэну зловещим.
В тот же день Дингаан вызвал Оуэна и попросил показать дарственную на землю. Она была составлена на английском и переведена Дингаану. Вождь поставил на ней свой знак и при свидетелях документ передали Ретифу.
«Сим уведомляется, — говорилось в документе, — что П. Ретиф, Губернатор голландских эмигрантов в Южной Африке, вернувший мой скот, украденный Сиконьелой, награждается мною, Дингааном, землей Наталя от Тугелы до Умзимвубу, которая может оказаться для них пригодной. Отдаю се ему в постоянное пользование».
Подобные дарственные уже неоднократно выдавали и Чака, а потом и Дингаан Финну, Фаруэллу, Кингу и Гардинеру, но это означало в глазах этих вождей лишь временное владение в течение жизни данного вождя.
При этом вождь выказал единственное неудовольствие тем, что треккеры не привели самого Сиконьелу, которого надо было казнить. Потом снова начались танцы.
Наступило утро 6 февраля. Перед отъездом Ретиф пошел попрощаться с Дингааном, которого, как всегда, окружали воины. С великим уважением бурам указали, что ни один человек на свете не смеет приблизиться к вождю вооруженным, и предложили оставить оружие за порогом крааля, что буры и сделали без малейших подозрений. Их приняли, как обычно, на скотном дворе — самом почетном месте, предложили сесть, и индуны пустили по рукам горшки с прохладном пивом.
Вождь встретил их стоя посредине крааля, окруженный воинами. Потом сел сам и минут десять поддерживал беседу. Но потом, неожиданно вскочив, крикнул: «Bamba nia va tagati» (Хватайте колдунов!). И тут со всех сторон на буров бросились воины-зулусы и изрубили всех в куски. Одному человеку все же удалось бежать и сообщить скорбную весть своим соотечественникам. Такова версия, переданная епископом Дж. Коленсо.
Тут же после убийства множество чернокожих высыпало из ворот крааля, таща безжизненные тела на Холм казней, усыпанный костями. Через полчаса десятки человек уже лежали там — на съедение хищникам. Не удалось убежать и слугам, которые находились за пределами крааля. Все, за исключением одного, были убиты, а лошади и оружие стали собственностью Дингаана. Число убитых превысило сто человек.
Оуэна при этом не было. Встреча с вождем была назначена на время после завтрака, и он, по обыкновению, в ожидании приглашения читал в своем доме. Какое-то мгновение он размышлял — пойти ли самому или нет, но потом решил не прерывать чтение, и это спасло ему жизнь.
Кто же был этот счастливец, которому удалось бежать? Его довелось расспросить в городе Випепе спустя несколько лет корреспонденту дурбанской газеты «Натал уитнесс». Он рассказал, что родители его были рабы и его мальчиком продали в рабство в Черч-скверс в Кейптауне. Молодого раба купил Питер Ретиф, и он был при буре до 1838 года. «Я всегда ехал позади хозяина и вез ею вещи. Король зулу был весьма мил с нами. Мне не позволили слушать, о чем хозяин говорил с королем, но знаю от других, что ему дали землю. Через два-три дня нам приказали готовить лошадей, но перед отъездом Дингаан пригласил хозяина и его спутников отведать напитков в его краале.
Я проводил хозяина до ворот, однако войти не отважился, потому что был только рабом. Я думаю, что хозяин что-то подозревал, потому что перед тем как войти в крааль, отдал мне носовой платок и сказал: «Если что случится со мной — передай жене».
Я сел в 50 ярдах от входа и стал ждать. Белые люди находились в кругу воинов Дингаана. Воины не были вооружены, но их ассегай лежали у ног спереди, когда они сидели. Сухой навоз и пыль вились над краалем. Потом раздался протяжный крик — сигнал был подан! Я запрыгнул на камень и увидел, что белые люди стоят безоружные, а зулусы напали на них и те упали. Хозяин был убит одним из последних. Я видел, как ассегай воткнулся ему в грудь ниже горла. Я закричал, несколько зулусов бросились на меня и ранили в плечо и бедро. Мне удалось добежать до лошадей и вскочить в седло. Я ускакал и добрался до ближайшего лагеря в Блаувкранце и рассказал обо веем».
Вот подробности драмы, собранные и записанные историком Дж. Тилом.
«После крика «Хватайте колдунов!» воины обрушились на буров. Томас Холстед, переводчик, воскликнул: «Дайте мне поговорить с вождем!» Дингаан услышал эго, но махнул рукой, как бы подавая знак: «Убивайте!» Холстед выхватил нож и смертельно ранил двух убийц, пока не был убит сам. Один из фермеров тоже убил воина, но остальные были схвачены, так и не встав на ноги, их оттащили на холм и пробили черепа палицами. Ретифа схватили и заставили смотреть на смерть товарищей, а потом убили и его. Сердце и печень тут же вырезали и закопали на дороге из Порт-Наталя в Эмгунгундлову. Но ни одно из тел больше не трогали, оставив даже одежду. Имена этих 66 буров известны».
Строки из дневника Р. Оуэна за 6 февраля 1838 года«Ужасный день в истории миссии. Я содрогаюсь, вспоминая его. В тот день я сидел в тени фургона, читая Новый завет, когда пришел обычный посыльный от короля, но он явно торопился и глаза у него бегали. Я был уверен, что он сообщит мне что-то важное. «Вождь послал меня сказать тебе, чтобы ты не боялся, когда он станет убивать буров», — выпалил посыльный, и новость обожгла меня и поразила всю семью. Позади моей хижины и фургона, скрытый от глаз, стоял холм, где обычно совершались казни. «Там, — показал посланник, — они сейчас убили буров!»
Я поднял глаза и заметил на холме оживление. 9 или 10 зулусов приходилось на каждого несчастного бура, увидевшего утренний свет в последний раз за воротами крааля. Двое из них незадолго до того приходили ко мне и завтракали за час-два до гибели. Когда я спросил, что они думают о Дингаане, они ответили, что он хороший. Они были так доверчивы!..»
Миссионер начал молиться за упокой душ погибших. Вскоре за ним пришли, и он три часа пробыл при тиране, оставив свою семью в полном ужасе и неведении относительно своей судьбы.
Дингаан сказал мне, что я с семьей могу уехать в любой момент, но обязательно оставив здесь все свои злые намерения... Хозяин не собирался убивать ни меня, ни других миссионеров, потому что нас мало и он мог жить с нами в мире, ибо мы являлись частью его народа. Еще он говорил, что должен убивать всех захватчиков и что амабаро (буры) пришли убить вождя, что они пришли как армия и привели его в ярость»».
Вскоре после резни в краале появились двое белых — Джеймс Броунли, переводчик, и Генри Венейбл, американский миссионер. Броунли приехал, чтобы удовлетворить пожелание Дингаана сменить переводчика, ибо «Холстед обманывал его», а Венейбл решил не упустить возможности побывать у вождя. Положение у них оказалось не из легких. Единственное, что им удалось увидеть, была куча ружей и багажа, охраняемая воинами. Когда ничего не подозревавшие путешественники спросили, где же Ретиф и его отряд, им сообщили, что белые гости отправились на охоту. В просьбе пройти к вождю им отказали. Через час вышел Ндлела и сообщил об убийстве. Король, сказал он, убил их, потому что они намеревались выступить против него.
Венейбл нашел в себе силы спросить о школе, которую он намеревался открыть. Тот скорчил гримасу и спросил: «Не хочешь ли ты лучше научить наших людей стрелять из ружей и скакать верхом?»
Три дня спустя после резни Ричард Хелли, переводчик Оуэна, вернулся в Зулуленд из Порт-Наталя. Он ездил туда, чтобы пригласить Кейна и Гардинера на встречу Дингаана с бурами. Но оба англичанина наотрез отказались принять приглашение...
Не догадываясь ни о чем, Хелли спокойно следовал по дороге, не прислушиваясь к перешептываниям своих спутников-зулусов. Но приглядевшись к ним, стал тревожиться, и тревога переросла в ужас, когда он увидел в небе над ква-Мативане стаи стервятников. «Я сразу понял, что свершилось дьявольское дело»,—пишет Хелли. Подскакав ближе, он увидел оторванный рукав рубашки в стороне от дороги, ведущей к холму. Несколько сваленных в груду седел подтвердили страшную догадку. Пришпорив лошадь, Хелли помчался в миссию. Она была пуста. На столе стояла посуда с остатками пищи. Тут из своей хижины к нему выбежал Оуэн. Не успели они выпить кофе, как Дингаан прислал за Оуэном гонца. Вождь встретил его как старого друга: «Нам много надо друг другу сказать!» Он, вождь, не песет ответственности за происшедшее. «Я заставил их ждать, пока не приедет Кейн и Гардинер, а когда они не смогли больше ждать, я предложил им уйти спокойно». Так что вся вина лежит на Хелли, Гардинере и Кейне. Почему они не приехали? Белые никогда не полюбят черных. Да, ему пришлось так поступить с бурами. Гардинер и Кейн заслуживают того же! Хорошая идея разделаться со всеми врагами сразу! Это слова Дингаана. Вернувшись в миссию, Хелли сказал Оуэну, что уезжает немедленно.
