Лени Рифеншталь - Мемуары
— Мне не разрешили.
Казалось, Геббельс вот-вот лопнет от злости. В этот момент на трибуну для почетных гостей взошел генерал-фельдмаршал Геринг в белой парадной форме. Для посвященных в этой встрече была особая изюминка. Многие знали, что они терпеть не могут друг друга. Мне особенно не повезло из-за того, что Геббельс отвечал за размещение почетных гостей на трибуне, — и, как назло, у места, которое он оставил для Геринга, — одного из лучших в первом ряду — стояли наши камеры и заслоняли собой вид. Чтобы оправдаться перед Герингом и продемонстрировать свою невиновность, Геббельс стал кричать еще громче. Тут Геринг поднял руку — министр замолчал, после чего Геринг повернулся ко мне и примирительным тоном сказал:
— Да не плачь ты, девочка. Я уж как-нибудь умещусь.
К счастью, фюрер еще не прибыл, но многие гости были свидетелями этой неприятной сцены.
Легенда о Джесси Оуэнсе[251]
С этого момента всю меня без остатка поглотила работа. Игр я почти не видела. Зачастую даже не имела ни малейшего представления о том, где и что происходит. Например, я не была свидетельницей трагедии, случившейся с немецкой командой в женской эстафете, когда Ильзе Дёрффельдт, опережая на десять метров американку, выронила палочку уже после того, как приняла ее, не слышала я и того, как охнули тысячи зрителей. (Мне приходилось находиться во многих местах одновременно.) Эту сцену я увидела позже, в монтажной.
Нашим фильмом мы хотели сказать новое слово в кинодокументалистике, а это означало постоянные эксперименты с техникой. Ганс Эртль разработал автоматическую подвижную камеру, которая могла перемещаться рядом с бегунами на стометровку. Мы могли получить уникальные кадры, но судья снимать запретил. Для обзорной съемки стадиона с высоты птичьего полета — вертолетов тогда еще не было — мы приспособили аэростат. Оснастив его небольшой переносной камерой, запускали шар каждое утро. С помощью объявления в газете «Берлинер цайтунг ам миттаг», в котором назначалась награда тому, кто найдет камеру, мы всегда получали ее обратно.
Для съемок финалов гонок на гребных судах мы построили дорожку длиной 100 метров и уложили рельсы, благодаря чему камера, закрепленная на тележке, могла отслеживать последний драматический рывок лодок вплоть до самого финиша. Наша попытка снимать финал и с воздуха (для этого мы взяли у Люфтваффе во временное пользование привязной аэростат) сорвалась: всего за несколько минут до начала соревнований из-за опасности несчастного случая нам это запретили. Аэростат с оператором находился уже в воздухе и завис прямо над местом финиша. И вот его пришлось убирать. Я рыдала от ярости.
Спортсменам, участвующим в соревнованиях по конному многоборью, мы привязали к седлам уже упоминавшиеся выше небольшие камеры, заряженные пленкой длиной всего в пять метров, благодаря чему получили особые эффекты; большинство кадров, правда, оказались смазанными, но несколько удачных метров стоили затеянного эксперимента. Автором другой новинки стал Вальтер Френтц. Он сконструировал проволочную корзинку для небольшой камеры и вешал ее во время тренировок на шею бегунам-марафонцам: включать камеру для съемки могли сами спортсмены. Так появились необычные кадры и в этом виде спорта.
Выиграв четыре золотые медали и установив два мировых рекорда, Джесси Оуэнс стал спортивным феноменом Игр. Существует легенда, будто Гитлер из расистских побуждений после победы великого атлета отказался пожать ему руку. Карл фон Хальт, член МОК и президент Олимпийского комитета Германии, осуществлявший общее руководство соревнованиями по легкой атлетике, чуть позже рассказал мне, как все было на самом деле. Впрочем, об этом можно прочесть и в официальном американском сообщении «Об Олимпийских играх». А произошло следующее.
В первый день соревнований Гитлер принял победителей на трибуне для почетных гостей. Но президент Олимпийского комитета Франции граф Байе-Латур отсоветовал ему нарушать впредь олимпийский протокол. Поэтому-то в дальнейшем не было больше никаких рукопожатий.
По моей вине с Джесси Оуэнсом чуть было не произошло несчастье. Одна из наших ям располагалась примерно в двадцати метрах за финишной чертой стометровки. В яме стояли кинооператор и его помощник. Во втором предварительном забеге на 100 метров Оуэнс с невероятной легкостью вихрем промчался по гаревой дорожке и с результатом 10,2 секунды побил тогдашний мировой рекорд, который, правда, не был зарегистрирован из-за дувшего ему в спину ветра. На финише Оуэнсу не удалось сразу снизить скорость бега, и он едва не упал в нашу яму. Только благодаря невероятной реакции бегун смог мгновенно отпрыгнуть в сторону и тем самым предотвратить несчастный случай. Скандал не заставил себя ждать. Нам пришлось прикрыть не только эту яму, но и все остальные. Я вынуждена была обивать пороги чиновников, умоляла и графа Байе-Латура, чтобы нам снова разрешили работать в ямах. Наконец господа из МОК смилостивились.
Операторов я распределяла по точкам съемки следующим образом: каждый день в десять вечера получала от двух сотрудников — это были монтажеры — сообщения с копировальной фабрики Гейера о результатах, полученных за день. Ежедневно копировалось, просматривалось и оценивалось примерно 15–16 тысяч метров пленки. Так каждый день, в зависимости от конкретных результатов, я могла менять операторов местами. Хорошо работающие получали более сложные задания, менее одаренные — второстепенные. Для того чтобы дать задания на будущий день на каждого, у меня было только пять минут. Обсуждения никогда не заканчивались раньше двух часов ночи.
Скандал на стадионе
Что мы не могли позволить в работе, так это раздражение и придирки. Их нам и без того хватало — от Геббельса. В метании молота Германия выставила двух почти равных претендентов на медали — Эрвина Бласка и Карла Хейна. Чтобы получить первоклассные кадры, я решила уложить рельс возле защитной сетки, ограждающей сектор. Согласие на это дал Организационный комитет. Кроме того, и сами метатели не возражали.
Драматическая дуэль между Бласком и Хейном должна была стать одной из кульминаций фильма. С напряженным вниманием следила я за Гуцци Ланчнером во время съемок спортсменов в движении. Вдруг к нему подбежал немецкий судья, оттащил от камеры и потянул прочь. Тут меня охватила такая ярость, что, подбежав к судье, я схватила его за пиджак и заорала: «Скотина!» Он сначала застыл в изумлении, а потом помчался жаловаться начальству.
Прошло совсем немного времени, и мне передали записку с требованием подняться на трибуну к Геббельсу. Ничего хорошего это не предвещало. Министр уже ожидал меня, сойдя с трибуны и стоя в проходе. Завидев меня, он, не сдерживаясь, закричал:
— Что вы себе позволяете! С ума сошли! С этого момента я запрещаю вам появляться на стадионе! Подобное поведение недопустимо!
— У нас есть разрешение! — возбужденно воскликнула я. — От метателей молота тоже. Судья не имел права оттаскивать оператора.
Ледяным тоном Геббельс парировал:
— Это мне совершенно безразлично. Я запрещаю продолжение съемки.
После чего повернулся ко мне спиной и отправился на трибуну. В отчаянии я села на ступеньки и разревелась — у меня не укладывалось в голове, что все теперь пойдет прахом.
Спустя некоторое время Геббельс неожиданно возвратился и, немного успокоившись, резко сказал:
— Перестаньте плакать. А то еще дело дойдет до международного скандала. Приказываю вам немедленно извиниться перед судьей.
Мне пришлось спуститься вниз, отыскать судью и попросить у него прощения.
— Сожалею о случившемся, я не хотела оскорбить вас — у меня сдали нервы.
Судья только кивнул головой. Для меня тем самым инцидент был исчерпан. Некоторые зарубежные газеты сообщили об этом под сенсационными заголовками. Враждебное отношение ко мне Геббельса давно уже ни для кого не было секретом.
Состязания становились все более напряженными. На табло появилось сообщение о финальном забеге на 100 метров — кульминационном моменте Олимпийских игр. На стадионе воцарилась мертвая тишина. Сто тысяч человек затаили дыхание. Перед тем как опуститься на колено на старте, негр Меткалф перекрестился. Джесси Оуэнс стоял у внутренней дорожки. Стартер Миллер, в белом костюме, с невозмутимым спокойствием смотрел на спортсменов, опустившихся на колени у стартовых ямок. Я еще раз торопливо охватила взглядом расположение операторов. Съемки этого фантастического забега должны были удаться. Мышцы на ногах Оуэнса напряглись. Затем тишину разорвал резкий выстрел стартового пистолета — раздался оглушительный вопль зрителей: победителем стал Джесси Оуэнс, оставив далеко позади своих соперников. Счастливо улыбаясь, он приветствовал ликующую публику.
