Михаил Кордонский - Очерки неформальной социотехники
С другой стороны, вне партийной деятельности мы все товарищи или друзья. После каких-то удачных акций собираемся, скидываемся, организуем отдых. Совместные сборы, боевые тренировки в сельской местности, на природе. Партия молодёжная, и бывало на моей памяти, что наших ребят родители выгоняли из дома за то, что они участвуют в деятельности партии. Ну, как бы так наставить на путь истинный. Их надо было на какой-то длительный срок определить, где они могли бы жить, и у нас работала взаимовыручка.
Всё строится на межличностных отношениях. Можно жить у каких-то партийных товарищей, непостоянно, гастролировать между этими квартирами, это какое-то время может человека поддержать на плаву. Каждый помогает друг дружке вне прямой работы. Мы близки к общине, но не до конца, тут нет всех её черт. Если уж начинается работа, если кто-то не понимает, продолжает общаться на каких-то дружеских тонах, то могут и одёрнуть, сказать: «Всё, прекращаем! Началась работа. Сейчас я твой гауляйтер, а не твой товарищ». Это срабатывает.
Информальные группы гордятся своим высоким уровнем дружеских отношений и взаимовыручкой, свойственной этой среде. В то же время никакие личные отношения не должны мешать делу, что также неизменно подчёркивается информалами.
У нас работают люди, заражённые идей и духом партии, работающие исключительно на инициативе. Никаких плюсов от работы такой человек не получает. «Заставить» его дисциплинарно работать очень сложно. Он каждый день рискует, что его ждут в подъезде посторонние люди, чтобы избить… Если работает в партии, то это исключительно добровольно. Поэтому в регионах обычно гауляйтер это лидер, за которым идут люди. Нет лидера нет партийной работы.
У нас в отделении внутренних конфликтов и расколов не было. Кто-то приходит, кто-то уходит. Но в принципе разные конфликтные явления межличностные и идеологические, увы, бывают. Например, Новосибирское отделение раскололось. Появился неофициальный сайт, на котором ребята общались между собой и с ребятами из других городов. Были там и активисты, которые практикой занимались, но, в основном, народ, хотя и наш, но который хотел много теоретизировать. Тусовочные люди не практики. И туда подключились люди со стороны вход на сайт, понятное дело, свободный. Как оказалось, это была ФСБ просто-напросто. И они начали вводить идеологический раскол.
Вот одна из причин, по которой у нас не очень хорошее отношение к интернет-общению. Тусовочный круг начал обсуждать, насколько мы правильно идём. И пошёл межличностный конфликт. Там был андерграундный музыкант Манагер, как он себя величает «великий сибирский метафизический поэт», лицо знаменитое и не принимающее никакого участия в прямой работе. Когда он сочинил свою программу партии и начал её популяризовать, и себя заодно, ему и другим тусовщикам сказали: «Извините, вы можете сколько угодно трепаться, делаем-то всё равно мы» Они и ушли. Создали «НБП без Лимонова», но, естественно, это оказалась недееспособная организация.
Но вот другая проблема. В Москве располагается штаб партии и там… не сказать, чтобы бюрократический, но, скажем так, более централизованный стиль проведения работ. Он кардинально отличается от регионального. Московское отделение по числу сочувствующих на третьем месте в России после Питера и Калуги, но первое по активу и тусовке. Такую численность сложней контролировать, и оно разбито на несколько бригад. Неформальные отношения в какой-то мере присутствуют, но гауляйтеры и бригадиры, поскольку их много, общаются больше между собой и с теми людьми, у которых большой партийный стаж. В этой узкой среде неформальный образ общения сохраняется, но в общении с другими рядовыми сокращается.
Если у нас руководителем становится человек, которого все признали, то в Москве бригадира назначает гауляйтер. Это делается сверху. Если это не волеизъявление всей бригады, то, понятно, возникают трения. Начала работать схема, когда гауляйтерам не хватает авторитета, и они пытаются передавить это: «Ты должен! Ты обязан! Это приказ!» Формулировка «Это приказ!» в последнее время в Москве часто повторяется.
Создаётся абсурдная ситуация: все люди работают исключительно на энтузиазме, никаких денег, никаких благ с этого не получают. С теоретической точки зрения фраза «это приказ» должна звучать нормально, но по факту работает как красная тряпка. Люди просто начинают расползаться, уходить. Если слишком часто повторяется слово «приказ», желание работать и энтузиазм сходят на нет. В Москве идёт попытка создать синтез общения вот этого общинного и формалистического. На мой взгляд, у них не очень удачно это выходит.
Московская организация НБП также демонстрирует уровень Системы, но рассказчик выделяет её как носителя иной культурной традиции. Движение всегда состоит из отдельных Кругов и Систем, но появление внутри движения отдельных субкультур, группирующих вокруг себя разные Системы и Круги, — признак появления субдвижений. Этот фактор скорее укрепляет движение, чем ослабляет его. Сильное движение всегда демонстрирует множество субкультур и субдвижений, придающих устойчивость движению в целом. Хотя взаимоотношения между ними часто бывают и непростые.
Ушли многие старые партийцы. Это проблема! Сейчас она особенно актуальна для московского отделения, но в будущем грозит и нам, потому что мы постоянно расширяемся, а эта проблема связана с ростом. Я надеюсь, что раз мы перед собой поставили проблему, то её решим.
Уход старых партийцев может быть связан с формализацией отношений,
на что указывает рассказчик, а может, с цикличностью жизни неформальных коллективов, осведомлённость о которой рассказчик не демонстрирует. В некоторых случаях эти причины могут быть взаимосвязаны, так как формализация отношений — один из признаков старения группы.
На момент публикации книги рассказчик покинул ряды НБП, отметив, что это массовое явление сегодняшнего момента в развитии организации. Это говорит как о личном кризисе рассказчика, так и о том, что цикличность в существовании коннективов с соответствующими следствиями в виде оттока кадрового состава во время периодов кризиса характерна для любого неформального движения.
В целом рассказ Лёши производит очень сильное впечатление. Мы не вдаёмся в идеологию НБП, мы говорим только о технологии, применимой независимо от идеологии. Лёша осознаёт структуру неформального поля, легко и естественно пользуется понятийным аппаратом других неформальных субкультур, использует данные из других городов и столиц для прогнозирования развития своей низовой организации. В общем, пользуется неформальной социотехникой на высоком уровне. Он был членом ядра провинциальной организации, следовательно, другие члены ядра и лидер его понимали, они действовали совместно.
Для авторов теперь неудивительно, что провинциальное отделение НБП, в котором состоял Лёша, одно из самых мощных в России (не считая столиц).
Скаутский отряд «Сполох»
Рассказывает Иван Иостман, Воркута
Скаутский отряд «Сполох» организовался в Воркуте в 1995 году и сильно отличается от традиционного скаутинга, Во-первых, традиционный скаутинг — это игра. Интересная, конечно. Мы сразу старались включить детей в реальную деятельность, не пренебрегая игрой впрочем, но не делая на ней акцента.
Проявление в рамках неформальных движений советской педагогической традиции с её ориентацией на общественно-значимую деятельность. Эта черта проявилась ещё у пионеров с их стремлением «не разводить детский сад, как скауты», а заниматься настоящими делами, нужными революции.
Во-вторых, скаутинг часто базируется на туристической составляющей, а у нас в Воркуте с этим сложности. В-третьих, он зачастую, не всегда, правда, ориентирован на какую-то религиозную деятельность. Вот к этому мы изначально не приходили. Другим истоком «Сполоха» является движение РВО и, соответственно, «Каравелла»[20]. Но мы и её не стали в точности повторять, ибо считаем, что скаутинг — это удобная система, оболочка, которая позволяет впихивать практически любое содержание, а вместе с тем держит, служит скрепляющим каркасом. И ещё один «корень» отряда — это коммунарское движение, поскольку Татьяна сама из коммунарской среды, да и знакомых коммунаров много, та же Хавская с Дебаркадером. Поскольку мы с женой программисты, то сделали содержанием деятельности обучение детей компьютерным ремёслам.
Молодые, но уже опытные неформальные лидеры со старта ушли от мемориальных трансляторов и вошли в зону синтеза, наследовав и скрестив опыт разных неформальных движений.
Ресурсы это позволяли, при нашей фирме был хороший компьютерный класс. Нет, это не благотворительность и не спонсорство: мы нагло использовали свои собственные ресурсы. Я там работал главным инженером, а моя жена, Татьяна была директором и одним из учредителей. Фактически это была часть нашей собственности, или частично наша собственность, мы имели на неё права.
