Александр Посадский - Лев Александрович Тихомиров: философско-культурологические искания
Подобно П. Рикеру, Б. П. Вышеславцев считает культурное творчество тем регионом реальности, где безраздельно господствует магическая мощь воображения. Согласно мыслителю, воображение царит над всеми видами человеческого творчества: есть научное, этическое, эстетическое и даже социально-политическое воображение. Человеческое творчество без воображения есть сущая бессмыслица, воображение синонимично творчеству, и сама научная гипотеза в этом смысле также гадательна, как гадателен миф. Всякое творчество можно и должно рассматривать как мифотворчество, если отвергнуть устаревший рационалистический предрассудок, в соответствии с которым воображение, фантазия, миф всегда ирреальны. На самом деле правда мифа и образа имеют свой целостный критерий истины, заключающий в себе сверхопытный творческий критерий, основанный на непосредственной интуиции ценности мифа и образа, воспринимающейся глубочайшим центром личности или априорной «логикой сердца», и опытный религиозный критерий, отражающий меру эмпирической воплощаемое мифа и образа, их данность в опыте. Оба критерия объемлются критерием сублимации как способностью мифа и образа к преобразованию низших аффектов и подсознательных стремлений, существующих в реальном мире, высшие ценности, существующие в идеальном мире, а также к воплощению их в жизни. «Ложная ценность не сублимирует, она не воплощается, не преображает и не спасает, и не воскрешает, – констатирует Б. П. Вышеславцев. – С другой стороны, то, что воплощается, преображает действительность и становится реальностью, даже эмпирической» [103] . При этом мыслитель настойчиво подчеркивает, что истинная сублимация реализуема только на основе истинной, христианской религии, определяя христианство как религию абсолютно-желанную, способную дать человеку блаженство, вечность, полноту богообщения – все, к чему человек может стремиться. Только в христианстве желанный образ воплощается и преобразует жизнь, желание человека становится реакцией снизу на божественное откровение сверху, порыв, устремленный из глубин подсознания к высоте абсолютной ценности и святости Логоса, приобретает свойства аутентичной сублимации, превращаясь в гарантию осуществления всей полноты культурного творчества, доступного человеку.
Подводя итоги краткому анализу культурологических воззрений виднейших представителей отечественной и зарубежной персоналистической философии, важно заметить, что в персоналистическом дискурсе философия культуры не является случайным или периферийным явлением, а представляет собой ту область, наличие которой не дает повода для сомнений и дискуссий, понятие которой есть довольно четко очерченное и определенное понятие, где присутствуют признанные решения основополагающих проблем, фиксируется несомненное созвучие в том, относительно чего можно осмысленно и оправданно предаваться философской рефлексии. Эта своеобразная определенность связана прежде всего с тем, что персоналистическая философия сама не обособлена от культурной действительности, формируется не абстрактно, в изоляции от культурных реалий, а опирается на устойчивую культурную традицию, отражающую многовековое развитие христианского религиозного сознания, генерировавшего в уникальный целостный культурный универсум.
Систематизируя основополагающие принципы персоналистической культурфилософии, отнесем к первой сущностной характеристике культуры в персонализме ее сверхприродность, отметив, что именно супранатуралистической трактовкой феномена культуры персонализм категорически отличается от различных версий культурорганицизма, обосновывающих культурную реальность апелляцией к безличной природной самоактивности, использующей человека в виде пассивного объекта для реализации собственной творческой мощи. Отрицая контроль культурных процессов со стороны безличной природной первоосновы, отказываясь трактовать универсум культуры как выражение природной необходимости, всецело детерминированный природными регулярностями и закономерностями, совершенно независимыми от человека, но целиком задающими его сущность, персонализм постулирует культурную реальность в виде пространства человеческой свободы, утверждая индетерминированный характер культурогенеза в сравнении с предетерминированностью космо– и биогенеза, инвариантностью и статичностью, лишенных свободной самоактуализации форм природной жизни.
Раскрывая вторую сущностную характеристику культуры в ее свободе, персоналистическая философия наделяет культурный процесс атрибутами творческого динамизма, анализирует культуру в качестве целенаправленно организованной реальности, создаваемой в соответствии с независимым смысловыми предпочтениями, постулирует теоморфоность, богоподобие культурного творчества, обнаруживая определенное сходство свободной реализации креативной способности человека со свободной творческой самореализацией божественной Личности. При этом, интерпретируя культуру как особый способ выражения специфической сущности человека, реализуемый в свободе, рассматривая культуру в качестве феномена всецело определенного исключительно человеческой активностью, изолированной от природных основ, персонализм не ограничивается абстрактной констатацией специфической сущности человека и производной от нее специфически человеческой сущности культуры, а обосновывает их через оригинальную философскую антропологию, решительно отличающую персонализм от иных форм идеализма. определяющую линию демаркации персоналистической культурфилософии и прочих идеалистических философий культуры.
Развивая пневматологическую философскую картину человека, в соответствии с которой специфическое человеческое свойство идентифицируется с метафизической и метапсихической духовной способностью, находящей свое непосредственное выражение в трансцендирующем движении, персоналистический дискурс определяет сферу духа как характерную сферу культурного творчества, локализует творческий процесс в обособленном от свойств пространственно-временного континуума духовном мире, обнаруживает в качестве основания той реальности, где находит свои истоки каждый единичный феномен культуры духовную деятельность, отождествляет всякое креативное состояние человека с его духовным состоянием. Именно духовность как третья сущностная характеристика культуры становится отличительной чертой персоналистической культурфилософии, ультимативно отрицающей не только натуралистическо-биологистические интерпретации культурного творчества, но и его психологизацию, отождествляющей психоцентрические трактовки культуры с натуралистическими в силу сопричастности психических актов детерминированному природному порядку.
Вместе с тем, постулируя духовный, метапсихофизический характер культурного творчества человека, персоналистический дискурс совсем не игнорирует роль физиологической конституции в культуросозидающем процессе, хотя и лишает ее самостоятельной творческой функции. В своей антропологической концепции персонализм опирается на учение о духе как внутреннем ядре целое гной человеческой личности, следовательно, он рассматривает культуру не в форме творческого продукта имперсональных идеальных сил, а в форме результата творчества личного сингулярного духа, совершенно ирреального вне телесного начала в своем земном, культурообразующем измерении, утрачивающего в обособлении от своего телесного дополнения культуросозидающие свойства, теряющего специальную культурную миссию. Утверждая целостность человеческой личности в виде иерархического взаимодействия духа, психики и тела, персонализм использует эту антропологическую концепцию для устранения недоразумения, согласно которому в культурном творчестве действуют два автономных начала духовное и материальное. Соединяя духовный монизм культурного творчества с непременным условием его материального воплощения, персонализм рассматривает человеческую телесность как силу, не способную к творческому акту вне и помимо духовного импульса, истолковывает ее как исполнителя волевых предрешений духа, представляет ее в виде иерархически субординированного духу проводника его изначальной культуросозидающей активности. Однако и сам человеческий дух, в контексте персоналистического подхода, не способен к культуросозидающей миссии вне своего телесного носителя, становится совершенно безучастен к культурному творчеству, лишаясь своей соматической оболочки, не может стать достоянием культуры в обособлении от телесных актов, элиминируется из культурного пространства, если не подлежит воплощению и материализации, утрачивает за пределами физиологической конституции человека свою культурообразующую значимость. Подобный подход позволяет персонализму рассматривать культуру как иерархически нерасторжимое единство духовной и материальной сторон человеческого существования, отождествить ее с осуществлением духовного содержания в материальной форме, манифестировать персоналистичность культуры как ее существенную черту, отражающую вовлеченность всех уровней личного бытия человека в культурообразующие процессы.
