Александр Куланов - Обратная сторона Японии
России повезло особенно: образ самурая укрепился в нашем сознании после поражения в Русско-японской войне, и даже война Советско-японская не помогла поколебать этот стереотип – это было далеко, давно, да и к тому же, как известно, «летели наземь» именно самураи – «под напором стали и огня». Потом они как-то очень удачно перевоплотились в других «самураев» – в синих костюмах и с «паркерами» вместо мечей. Взмах – и контракт подписан. Как голову врагу срубил. Красиво, и ведь тоже победа! Русским очень нравится. Нравится настолько, что образ самураев начали применять даже к тому, к чему по определению он применяться не может. Например, в Москве появился питомник китайских хохлатых собак «Русский самурай».
Японцы, к тому времени уже подрастерявшие статус учителей-самураев в Америке и Европе, с удивлением отметили странную любовь россиян и вскоре разделились на две большие, но неравновеликие группы. К первой, меньшей по численности, но очень активной, относятся бизнесмены, работающие у нас, а также преподаватели разнообразных боевых искусств. Первые время от времени помогают эксплуатировать образ «самураев XXI века», изображая воплощенное высокомерие и содействуя продвижению семинаров по тимбилдингу под названиями вроде «Путь меча: как достичь высоких продаж посудомоечных машин в Воронеже».
Вторые нашли в совмещении желания белых людей научиться чему-нибудь «эдакому» и имиджа самурая идеальное сочетание спроса и предложения. Ученики сходят с ума, беспричинно надеясь самим стать самураями. Это скорбная картина, которую я описал в главе о свободе и несвободе.
Большинство же японцев взирают на происходящее с безмерным удивлением. Мой научный руководитель, например, был потрясен, когда прочитал в одном нашем журнале рецензию на его лекцию о современной японской прозе: «На сцену вышел самурай, и показалось, что он сейчас закричит и встанет в стойку. А он начал говорить о литературе…» Его, как и многих других японцев, удручает несоответствие мифа реальности: на самом деле самураев почти не осталось. Более того, идеал современного японского молодого человека – это муж… нет, это даже не мужчина, а некое унисексуальное существо, которое сами японцы называют «травоядным», в розовой футболке в обтяжку, с выбеленными волосами и в синих линзах, фанатеющее от бейсбола, на тонких гнутых ножках прогуливающееся с подружкой от ресторана к кафе и на все вопросы отвечающее одно и то же: «Суггэ!» («Классняк!») Остряки замечают, что подружка соответствует ему по своему имиджу, а их прогулки все чаще заканчиваются не в лав-отеле, как это было принято еще поколение назад, а всего лишь в киношке.
Кстати, даже те японцы, которые не могут ходить в спущенных до середины бедра джинсах и носят форменные синие костюмы, все реже понимают, зачем нужны лав-отели. Старики грустно усмехаются: «Самураев больше нет. Нет бусидо – Пути воина. Это миф. Нынешние японцы не только не упражняются с мечом, но и не знают, зачем нужны женщины. Это Путь смерти, который Япония выбрала сама, – харакиридо». Но в России так не думают. В этом я убедился, побывав однажды на открытии очередного японского мероприятия, где испытал смешанные чувства: вроде бы все хорошо, все обычно, знакомо, но что-то настолько не так, неправильно, что теряешься и хочется поскорее это место покинуть. Вчера я понял, в чем причина.
Вернувшись с мероприятия, я принялся перечитывать многочисленные и красочные пресс-релизы, которые предупредительные девушки вложили мне в папочку. Сначала подумалось, что причина странного дискомфорта в душе вызвана соединением не очень грамотного, написанного по англоязычному образцу (запятые едва ли не после каждого слова), но пафосного пресс-релиза с речью устроителя выставки на ее открытии («во время войны у каждого офицера была офицерская самурайская шашка»; «Мы очень долго готовили эту выставку, но в конце концов поняли, что все-таки придется поехать в Японию»). Но нет, дело не в этом.
Причина стала ясна, когда я взялся за пресс-релиз чайной церемонии. Всего несколько фраз развеяли туман:
«Издавна тяною была непременным атрибутом встреч японских философов, поэтов и художников».
«…чайная церемония превратилась в своеобразный ритуально-философский мини-спектакль…»
«Сначала гости (обычно пять человек) проходят по саду…»
«Подается легкая закуска и сладости…»
«Во время перерыва хозяин должен поменять украшение комнаты…»
И еще одна цитата, но уже не из пресс-релиза, а из уст одного из устроителей мероприятия:
« – Чем оно отличается от предыдущего, которое проводил …?
– Как чем? Оно же интерактивное!»
Вот теперь все срослось: нам опять впарили шоу. Нет тут никакой традиционной Японии, от трескотни о «ритуально-философской» сущности которой на открытии болели уши. Нет той Японии, о которой они слышали от кого-то, кто где-то когда-то что-то читал, и визуальные представления о которой ограничены фильмом «Последний самурай». Та, настоящая Япония интровертна, направлена в себя, а это непонятно, этому учиться надо, а зачем? Люди любят шоу, чтобы круто было, непонятно и клево – чтобы пипл хавал…
Я по собственному неразумению попал на шоу, спектакль «навынос», да еще с собственным пониманием того, как это должно происходить. Отсюда и объединение в «пятерки» на чайную церемонию (логично же, если у нас выпить, то втроем, а у них – впятером, они же мельче), и «легкие закуски» (интересно, что это – ведь сладости упомянуты отдельно? Колбаски мечом порубят?). А театральное прошлое устроителей выдает стремление обязать хозяина тяною сменить украшения в антракте…
Любое мероприятие на японскую тему должно быть максимально «интерактивным» и «ритуально-философским». Желательно еще и нано-инновационно-модернизаторским. Это главная гарантия того, что никто не поймет, в чем его смысл, а это – круто! Побольше слов, побольше мистики, побольше цинизма – людям это нравится, и «бешеные дятлы» слетаются суетливыми, разноголосыми стайками. Их ждут окормляющие: на столике прессы – журнал с непонятным названием и фотографией Ивана Охлобыстина в рясе на первой полосе обложки и самурайскими доспехами – на последней. Открытие – в 20.30 – гламурное время, приедут тусануться реальные челы – это для них.
Я не против, Япония тем и хороша, что она у каждого своя. У этих ребят своя. Они шоумены, и Япония у них – шоуменская, смешная, гайдзинская. Да и вообще мы – русские и японцы – настолько разные, что больше похожи не друг на друга, как люди, а на свои поезда.
Бутово рулит!
Трясясь однажды утром в тамбуре подмосковной пригородной электрички, я оказался лицом к лицу с расписанной фломастером стеной. Обычно заборное творчество не заставляет меня задуматься о смысле изложенного, но тут был другой случай. «Бутово рулит», – выведено чей-то корявой рукой на стене тамбура, и я задумался.
«Бутово рулит» – дурацкая по смыслу надпись (если в ней вообще есть какой-то смысл, кроме скрытого стремления прославиться, оставив свой автограф на незамутненной серой стене) в сочетании с самой обстановкой полосы отчуждения заставила меня вспомнить о придуманном мною когда-то железнодорожном сопоставлении русских и японцев. Пытаясь на простых примерах объяснить студентам разницу японского и русского менталитетов, я предложил сравнить оба этих народа с вагонами, поездами, железной дорогой, и вот что из этого получилось.
Японцы очень напоминают мне их замечательные сети железных дорог. Эти сети многочисленны, разветвлены и способны удовлетворить самые замысловатые транспортные нужды японского и неяпонского народов. Каждый из японцев при этом больше всего похож на один из вагонов этого удивительного многочленного механизма. Независимо от того, люксовая «гуринся» синкансэна это или вагон обычной пригородной электрички, он чист, прибран до вылизанности, отличается от своих собратьев только бортовым номером. Его возраст почти неопределим внешне, внутренний порядок в нем идеален, сиденья по утрам опускаются только в 9.30 и ни минутой раньше, но главное – никто из этих вагонов не мечтает быть локомотивом! Они ходят точно по расписанию, и только стихия может выбить их из колеи. Они обклеены многокрасочной рекламой внутри и строги снаружи, их направление понятно даже иностранцу по цвету самого вагона, и они не стремятся вперед. Их туда ведут. Естественно, очень часто (и чем дальше, тем чаще) количество «вагонов» зашкаливает, не соответствует пропорции «составов», и тогда из-за нехватки «локомотивов» возникают тревожные ситуации. В таких случаях приходится обращаться к помощи иностранцев: проваливающийся «Ниссан» вытаскивает команда французских менеджеров, химическую промышленность поднимают русские химики, русские же физики едут в ядерный центр в Цукубе, американские пиарщики консультируют МИД, немцы – Минздрав, и так далее. Молчаливые японские «вагоны» предпочитают об этом не распространяться – система работает, поезда идут.
