Клод Леви-Стросс - Печальные тропики
Путь проходил в кошмарной обстановке, от него сохранилось мало воспоминаний. Раненый стонал всю дорогу, но шагал так быстро, что нам не удавалось его догнать. Он шел во главе нашего отряда, даже впереди проводника, не испытывая ни малейшего колебания в выборе маршрута. Ночью его удалось заставить спать с помощью снотворного. К счастью, у него не было никакой привычки к лекарствам и снотворное подействовало очень быстро.
Во второй половине следующего дня мы добрались до лагеря. Осмотрев руку раненого, мы обнаружили на ней кучу червей, которые причиняли ему невыносимые страдания. Но когда три дня спустя он был передан заботам врача, тот сделал заключение, что черви, поедая разлагавшиеся ткани, спасли его от гангрены. Надобность в ампутации отпала. Длиннейший ряд хирургических операций, длившихся больше месяца, при которых Веллар использовал свою ловкость вивисектора и энтомолога, вернули Эмидио руку. Прибыв в Мадейру в декабре, я отправил еще не поправившегося парня в Куябу на самолете, чтобы сберечь его силы. Но когда в январе я вернулся в эти места для встречи с основным своим отрядом и посетил его родителей, то был осыпан упреками. Но не по поводу страданий их сына — они восприняли их как обычное происшествие в жизни сертана, — а за мое варварство: ведь я поднял его в воздушные сферы — дьявольское место, в которое, по их мнению, не подобало попадать христианину.
Фарс о Жапиме
Вот в какую новую индейскую семью я попал. Прежде всего это Таперахи, вождь деревни, и его четыре жены: Маруабаи, самая старшая, и Кунхатсин, ее дочь от предыдущего брака, затем Так-ваме и Ианопамоко, молодая парализованная женщина. В этой полигамной семье росло пятеро детей: Камини и Пвереза, юноши, которым по виду было соответственно семнадцать и пятнадцать лет, и три малолетних девочки — Паераи, Топекеа и Купе-кахи.
Помощнику вождя Потьену, сыну Маруабаи от предыдущего брака, было лет двадцать. В семью также входили старая женщина Виракару, два ее юных сына — Таквари и Карамуа (первый — холостой, а второй женат на своей едва достигшей зрелости племяннице Пенхане) и, наконец, их двоюродный брат, молодой, разбитый параличом мужчина по имени Валера.
В противоположность намбиквара тупи-кавахиб не делают секрета из своих имен, каждое из которых имеет свое значение, как это отметили у тупи путешественники XVI века: «Подобно тому как мы даем клички животным, — замечает Лери, — так и они называют себя именами тех существ и предметов, которые им известны, например Саригои (четвероногое животное), Ариньян (курица), Арабутен (бразильское дерево), Пиндо (высокая трава) и другими им подобными».
Объяснения индейцев подтверждали эти наблюдения. Таперахи, по их словам, это маленькая птичка с черно-белым оперением, имя Кунхатсин означало женщину с белой или светлой кожей' имена Такваме и Таквари производились от слова «таквара», означающего разновидность бамбука, Потьен — значит «пресноводная креветка», Виракуру — кожный клещ, Карамуа — растение, Валера — также разновидность бамбука.
Штаден, еще один путешественник XVI века, говорит, что женщины «обычно берут имена птиц, рыб и плодов», и добавляет, что каждый раз, когда муж убивает пленника, он и его жена принимают еще одно имя. Мои товарищи соблюдали этот обычай — так Карамуа зовется также Жанаку, потому что, как мне объяснили «он уже убил человека».
Тупи-кавахиб принимают разные имена, переходя от детства к юности, а затем к зрелому возрасту. Поэтому у каждого есть уже два, три или четыре имени. Они представляют большой интерес, потому что каждый род предпочитает использовать определенный набор имен, образованных от одних и тех же корней и соотносящихся с названием рода. В деревне, которую я изучал, жители в большинстве своем принадлежали к роду миалт (кабан), но он образовался путем браков с родами паранават (реки), таква-тип (бамбук) и некоторыми другими. Все члены последнего из перечисленных родов назывались именами, произведенными от эпонима: Такваме, Такваруме, Таквари, Валера, Топехи (плод бамбука) и Карамуа (тоже растение).
Самой поразительной чертой социальной организации наших индейцев была почти полная монополия вождя над женщинами группы. Из шести достигших зрелости женщин четыре были его женами. Если учесть, что из двух остальных одна, Пенхана, была его сестрой, то есть находилась под запретом, а другая, Виракару, — старухой, не представлявшей больше ни для кого интереса, то получалось, что Таперахи содержит столько женщин, сколько ему позволяет его материальное положение. В его семье главная роль принадлежит Кунхатсин, самой молодой, не считая калеку Ианопамоко, и — здесь суждение индейцев совпадает с мнением этнографа — очень красивой. В соответствии с иерархией Маруабаи является второстепенной женой, и ее дочь имеет над ней превосходство. Кунхатсин, по-видимому, участвует в делах мужа больше, чем другие жены. Те же занимаются домашними работами: детьми, кухней. Детей выкармливают и воспитывают вместе, сообща. Я не мог определить, кто мать грудного младенца, поскольку его кормила то одна женщина, то другая. Главная жена сопровождает мужа в его передвижениях, помогает ему принимать гостей, хранит полученные подарки, управляет домочадцами. Это положение прямо противоположно тому, что я наблюдал у намбиквара, где главная жена играет роль хранительницы очага, тогда как молодые сожительницы активно участвуют в делах мужа.
Привилегия вождя в отношении женщин группы покоится, по-видимому, прежде всего на представлении, что природа вождя выше обычной. За ним признают непомерный темперамент; он впадает в состояние транса, и порой его приходится обуздывать, чтобы удержать от убийства. Он обладает даром предвидения и другими талантами, наконец, его половые запросы превосходят обычный уровень и для их удовлетворения требуется много жен.
В течение тех двух недель, пока я жил в лагере индейцев тупи-кавахиб, меня часто поражало анормальное поведение (по сравнению с поведением его товарищей) вождя Таперахи. Казалось, он стал жертвой мании переселения. По крайней мере три раза в день он перемещал свой гамак и навес из пальмовых листьев. И всякий раз за ним следовали его жены, помощник Потьен и маленькие дети.
Каждое утро он исчезает в лесу с женами, как мне сказали индейцы, для совокупления. Через полчаса или через час они возвращаются и готовятся к новому переселению.
Вождь, пользуясь полигамной привилегией, в то же время предоставляет женщин своим товарищам и гостям. Потьен не просто его помощник, он участвует в жизни семьи вождя, получает от него средства к существованию, пользуется и другими милостями, при надобности служит нянькой и кормит из рожка младенцев.
Что касается чужеземцев, то вожди тупинамба проявляют к ним неизменную щедрость, о чем сообщают нам все авторы XVI века. С момента нашего появления в деревне Абайтара сразу получил дань гостеприимства хозяев — ему отдали в пользование Ианопамоко; впрочем, она была беременна. Вплоть до моего отъезда он делил с ней свой гамак и получал от нее пищу. По признанию Абайтары, эта щедрость была не бескорыстной. Таперахи предлагал Абайтаре окончательно уступить ему Ианопамоко в обмен на его дочурку Топехи, которой в то время было лет восемь. «Вождь хочет жениться на моей дочери», — говорил Абайтара. Он не был в восторге от этого обмена, ибо калека Ианопамоко не могла быть женой: «Даже не способна, — говорил он, — сходить на реку за водой». Обмен здоровой, многообещающей девочки на взрослую, физически неполноценную женщину выглядел слишком неравным. У Абайтары были иные запросы: за Топехи он хотел получить маленькую двухлетнюю Купекахи, подчеркивая, что она была дочерью Такваме, подобно ему входившей в род так-ватип. Саму же Такваме, по его замыслу, нужно было уступить другому индейцу с поста Пимента-Буэну. Таким образом, брачное равновесие оказалось бы частично восстановленным, ибо, после того как закончатся все эти сделки, Таперахи потерял бы из четырех жен двух, но приобрел бы третью в лице Топехи.
Чем закончились эти споры, не знаю, однако в течение двух недель, которые я провел в семье Таперахи, они вызывали напряженные отношения между действующими лицами, так что порой атмосфера становилась тревожной. Абайтара исступленно держался за свою двухгодовалую невесту, которая, несмотря на его тридцать или тридцать пять лет, казалась ему супругой, выбранной по душе. Он делал ей мелкие подарки, а когда она резвилась на берегу, то не уставал ею любоваться, заставляя и меня восхищаться ее крепкими детскими формами: какой красивой девушкой она станет лет через десять — двенадцать! Длительное ожидание его не пугало, правда, он рассчитывал на Ианопамоко в качестве временной заместительницы. В его нежном отношении к девчушке смешивались обращенные в будущее эротические мечтания, отцовское чувство ответственности за юное существо и сердечное товарищеское отношение старшего брата, у которого поздно появилась сестренка.
