Михаил Кордонский - Очерки неформальной социотехники
Но среди политических неформалов Танаис был непопулярен. В 80-е часть этой ниши краем цепляла другая мощнейшая точка потоков — Рожбуль: Рождественский бульвар, 21, строение 2. В отличие от периферийного Танаиса, Рожбуль находился вблизи самого центра грядущей катастрофы и пропускал через себя огромный поток неформалов, включая политических. В мемуарной литературе, которая большей частью политическая, Рожбуль упоминается под разными псевдонимами: «Клуб „Компьютер“ Гарри Каспарова», фирма «Параграф» Степана Пачикова, КСИ (Клуб социальных инициатив) Геннадия Алференко. От КСИ на Рожбуле была лишь какая-то доля. Каспаров же и Пачиков в нынешней терминологии больше спонсоры и меценаты: добывали компьютеры для детского клуба, содержали здание, что тогда было дешевле компьютеров. Роль этих личностей в создании точки значительна, но мы, в рамках своей темы, связываем Рожбуль с именем неформального сообщества, которое в течение многих лет поддерживало там социальные процессы — «Радуга».
Множественность названий — типичная для точек потоков черта, так как различные круги видят здесь совершенно разные стороны, разных людей, разные организации и клубы. Путаница нарастает моментально. Нередко место в итоге получает название географическое. Танаис, Рожбуль, Пролетарка, Дебаркадер, Хавская… Так удобней: и понятно где, и нет ассоциации с кем-то конкретно, коль обитают тут столь разные. Тем не менее, хозяева у места почти всегда есть. И вполне конкретные. Это очень сильный клуб, не побоявшийся впустить в себя потоки различных тусовок, и при этом не растворившийся в них.
Большую часть строения 2 занимал детский учебный компьютерный центр. Это было поводом для того, чтобы среди прочих: хиппи, рок-музыкантов, бардов, реставраторов, зарождавшихся политических движений, кооператоров, МЖКшников, диссидентов, почитателей Толкиена и… (список сокращён на два порядка) тусовались неформальные педагоги-новаторы. Именно там авторы впервые услышали термин «социотехника». Полуофициально это называлось СПО «Радуга». Символическое слово — много цветов спектра, а СПО некоторые расшифровывали как «социально-педагогическое объединение», другие как «строительно-педагогическое объединение». Рожбуль и его люди, дела и подвиги достоин настоящей энциклопедии кто бы только написал её наконец… Один из авторов был там сам, и впечатления его маленький и субъективный фрагмент большой мозаики.
Выглядело это примерно так. Приходит незнакомый человек с улицы. Ему говорят: «Здравствуйте. Хотите чаю?» Дежурные из коммуны (практически они в этом доме на Рожбуле и жили) готовят чай. И беседуют. Как зовут, могли и вообще не спросить — пока не захочет человек и сам не скажет. Если человеку нужна вписка (ночлег, жильё на сленгах большинства неформалов), она обычно там же и реализовалась. В вечно недоремонтированном доме был большой запас туристского снаряжения: среди прочей деятельности «Радуги» была организация детских палаточных лагерей. Снаряжения там хватало для леса человек на 50–70, а для дома, когда можно лечь на одну палатку и укрыться другой больше. Фактически были моменты, когда в этом доме одновременно кратковременно вписывалось до сотни иногородних. Чтобы получить вписку на одну ночь, достаточно было продемонстрировать, что ты не будешь нарушать очевидных правил пить, употреблять наркоту и т. п. Чтобы задержаться, требовалось большее.
Вписка — типичное свойство точек потоков. Это не означает, что любой пришедший автоматически получает приют — это же не ночлежка. Потому и ведутся разговоры, иногда за чаем, иногда и без него. Признали за своего, так и угол, и спальничек найдётся, нет — так могут и от ворот поворот указать. Приглянулся человек может, не то что ночь, а неделями жить. Но если человек хочет осесть на месяцы и более, то только если включится в один из проектов данного места. А это всегда не только один клуб, но и информационный центр многих систем клубов.
Стены были замаскированы объявлениями о делах в разных концах Москвы, области и тогда ещё Союза, дела обсуждались и за чаем. Например, типичным и постоянным делом коммуны была помощь детям-инвалидам, постоянным подшефным был Загорский (ныне Сергиев-Посадский) детский дом — учреждение не призрения, а социальной реабилитации и науки, центр уникального передового в мировом масштабе достижения советской педагогики и психологии: в нём слепоглухие (!) дети обучались и воспитывались до состояния трудоспособных личностей. Поток людей ездил туда практически каждый день, со всплесками в выходные. Основное занятие: помощь в ремонте детдома и человеческое общение с этими детьми. Среди висящего на стенах был плакат с дактильным алфавитом, желающих тут же за чаем могли ему обучить. Феноменальным социотехническим опытом была организация потока добровольцев, когда рожбулевцы расклеивали прямо на вокзалах в районе касс и электричек на Загорск объявления типа «Кто хочет помочь детскому дому? Сбор у электрички на Загорск в…». Создание флэш-групп начинались ещё по дороге. Приезжающие в детдом самотёком попадали в малый филиал «Радуги» в котельной, с процессами чем-то похожими, но более жесткими: у человека ещё в чаепитии спрашивалось, что он умеет делать, желательно по строительным или хозяйственным специальностям. Если подходящей работы не находилось, его направляли на неквалифицированную. Тусовщиков, приезжавших в Загорск пообщаться просто так, быстро, аккуратно и тонко вытесняли. В Загорске был свой хозяин, принимающий всю эту команду энтузиастов — Апраушев (выполнял такую же роль, как в Танаисе — Чеснок). Пока он руководил детским домом, тот являлся ярким центром неформалов и их жизни. С его уходом неформальная жизнь в детском доме захирела.
Как уже отмечалось, сильные неформальные клубы не избегают тусовок, но тщательно следят за их пропорциональным соотношением со старожилами собственного клуба. Если численность тусовки становится слишком большой, её частично мягко вытесняют, вновь сокращая соотношение до нужной пропорции. Человеческий фактор для подобных точек — одно из главных условий существования, многое зависит от лидера точки, его опыта, интуиции и стремлений.
Тусоваться на самом Рожбуле можно было несколько дольше, но в каких-то рамках. Несмотря на масштабность, Загорск — лишь один из потоков Рожбуля. Всегда можно было обнаружить на стенах и в чайных разговорах тему поездки на восстановление православных церквей и монастырей в Москве и ближнем Подмосковье. В ту половинчатую эпоху это подавалось как реставрация памятников архитектуры. Позже работы на стройках МЖК. Строительные работы, хоть подсобные, может делать каждый. Даже «чайники» быстро врубались: в неквалицированной работе человека проверяют на работоспособность в принципе. По грубым оценкам, через Рожбуль за время его существования прошло порядка 12.000 хоть немножко поучаствовавших в каком-то деле человек. Тусовщиков — больше.
После того, как проверка состоялась, или в случае, если кто-то из ядра «Радуги» решал на интуиции, что этот человек в проверке не нуждается, рано или поздно начинался разговор о «сюжетах». Так называлось всякое более длительное дело (в нашей терминологии «клуб», «круг» или «система»), с которым Радуга была связана и куда человека могли перенаправить. Собственно, вот эта главная информационно-коммуникационная функция в неформальном поле достаточно хорошо осознавалась функционерами «Радуги». Кроме дружественных у «Радуги» были и собственные сюжеты, а можно было завести разговор о создании нового сюжета — и, бывало, это получалось!
Точка потоков — почти всегда место пересечения нескольких кругов и систем различных движений. Именно поэтому популярность таких точек высока. В случае кризиса собственной группы здесь всегда можно найти и влиться в другую, здесь же можно воочию познакомиться с совершенно новым для себя явлением и влиться в ряды движения, незнакомого прежде. Для тех, кто ещё не нашёл себя в жизни, такая возможность очень ценна.
Расцвет Рожбуля совпал со временем волны генезиса общественных движений, печально завершившейся в 1991 году. В эту неформальную эру он, вероятнее всего, был крупнейшей точкой потоков, если считать по массовости и ширине спектра. Но не по влиянию на будущий передел общества, которое оказали (из числа неформалов, криминальный мир в этой книге не рассматривается) в первую очередь политические движения.
Одной из таких заточенных на политику точек потоков был МБИО («Московское Бюро Информационного Обмена») Вячека Игрунова. В сленгах точки потоков привязаны к географии, потому более всего он известен как «Пролетарка» находился минутах в пяти быстрого ходу от метро «Пролетарская». Улица, кажется, называлась Дубровская. Выглядело это всё ну очень похоже на Рожбуль. Живописный беспорядок, объявления, плакаты на стенах, стопки, связки и груды полусамиздатских изданий разных протопартий. Дверь прикрыта, но не заперта, заходишь — никого. Наконец, вылезает из-под стола взъерошенный Вячек, может, он там искал нужную бумажку, а может и спал, что-то других спальных мест вокруг не видно. Вообще у диссидентов вписки малознакомых людей практиковались реже: в отличие от большинства неформалов, они не переняли у хиппи этой культурной традиции. Жил Вячек, по слухам, у М.Я. Гефтера, но это было давнее соратничество и взаимопомощь, а не случайная вписка незнакомца. Да, в общем вылазит Вячек из-под стола, заваривает и наливает крепчайшего чаю без сахара. Чаю всё время не хватает, не то чтобы денег, цены ещё советские, но вот чайник маловат. Идёт сплошной поток народнофронтовцев, демсоюзовцев, перестройщиков (клуб «Перестройка» тогда был мощным). Какие-то анархисты сваливают пачку своих газет и требуют, чтобы Вячек немедленно зачитал и заценил, да ещё и помог в распространении. Приходит бородатый ещё неизвестно кто: партии у него нет, команды у него нет, но у него есть политическая идея, которую он не успевает изложить, так как его грузят распространением анархистской газеты и расклейкой в метро чьих-то листовок…
