Ольга Аксютина - Панк-вирус в России
Д: Подает большие надежды и поет в церковном хоре.
Ш: На самом деле, история группы большая и длинная, в ней кучи народу имеет место, куча всяких событий, регалий и баталий.
Г: Музыка была почти без примочки. Это не был Панк-рок.
Д: Это был авангард, джаз.
Г: Может быть, авангард, может быть новая волна изначально.
Д: "Клубничный джем" назывались.
О: А откуда название взялось?
Ш: У них на репетиционной точке в школе стояла банка с клубничным джемом и, когда они выбирали название, они сказали: "Реально было бы назваться "Клубничным джемом". И все одобрили.
Д: Мы все разные, от этого и джем. А клубничка… Порвем любого…
Ш:… за клубнику. Клубника — это пища, жратва, наше слабое место.
Д: Клубника — это символ одного, другого и третьего.
О: Расскажите поподробнее о деятельности группы в Магадане.
Ш: У нас было такое место — «Автотэк», клуб молодежи…
Г: Магадан — город маленький все группы тусуются в одном месте. Одна — две реп. точки на весь город.
Р: Люди, с которыми парням приходилось делить репетиционную точку и естественно, аппарат, все время плакали…
Г: Они все время жаловались, что мы убиваем аппарат.
Р: Я помню, приходил барабанщик садился за свои ударные и видел разорванный пластик на бочке…
Д: Хуйня это все.
Р:… он брался за голову и говорил: "Еб твою мать! Неужели это музыканты?!" Многие плакали, потому что на истории этой команды спалено аппарат столько, сколько даже не было человек в этой группе.
Г: Правда?.. Сейчас, я могу сказать, ситуация немного другая, потому чти все изменилось. Мы не в Магадане. Аппарат у нас здесь немного получше и сами мы уже не те, что прежде.
А вообще… Магадан — это очень далеко. Он очень оторван от такой жизни. Там нет клубов, таких как здесь.
Д: Такой же, как и Питер Магадан. Такая же деревня, болото. Питер — это база хорошая, но выступать лучше не здесь.
О: А почему, кстати, вы решили переименоваться англоязычно? "Клубничный джем" в "The Strawberry Jam"? Это уже вы сами, непосредственно…
Ш: Да, это непосредственно я. Это же абсурдно — называться по-русски "Клубничный джем", а петь на английском. Когда было такое название, мы пели на русском, а когда стали более-менее приобщаться к мировой культуре…
Д: О! Молодец! (взрыв хохота)
Р: Мировой субкультуре…
Ш: (продолжает)…стали использовать английский язык. Потому что английский язык, в общем-то, интернациональный язык. Его понимают…
Г: Его никто не понимает.
Ш: (продолжает)… Америка, Европа, Африка, Индонезия, Китай, Япония… Все, в общем-то, знают английский язык. Не хотелось закрепощаться в рамки отдельно взятой территории, имеется ввиду Россия.
Как пришел в группу, я пел песни на русском языке. Мне показывали совершенно свежие темы, ну и не совершенно свежие темы, на которые я…
Д:…и совершенно несвежие (смеется).
Г:…несовершенно свежие.
Д:…попахивающие. (Смех)
Ш: (продолжает)… на которые я придумывал тексты на русском и их пел. А когда я стал сочинять темы на английском, то и ориентация группы по музыке была другая.
Р: Все дело в том, что если начинать сначала, у Саши была очень старая болезнь, как и у некоторых членов группы — "болезнь Америки". Однажды Александр нашел на берегу моря старый, совершенно убитый баркас… Это действительно анекдотическая история. Он собирался его восстановить, купить к нему дизельный двигатель и на этой установке пересечь Берингов пролив к Аляске.
Г: Он пытался его пересечь даже пешком.
Ш: Это было присуще всем жителям Магадана.
Р: Он бредил Америкой, он изучал крупномасштабные карты, и не удивительно, что впоследствии он стал писать тексты на английском.
Ш:… с американским акцентом.
(общий смех)
Г: Я думаю, что может быть, вот почему. Мы, как я уже говорил, учились с Шуриком в одном классе. Каким-то образом, мы стали заниматься музыкой вместе, во время того, когда прогуливали школу. И все это была полнейшая импровизация, мы записывали, даже бывало, несколько кассет в день.
Ш: Да.
Г: Причем, занимались просто так, легко. Я брал гитару, играл все подряд, а Шурик брал книжку для детей — там были на английском языке веселые стихи, и мы их пели. Типа:
Rain, Rain go to Spain
Never show your face again
С этого все и началось.
Д: Язык Rock'n'Rollа.
Г: Но мы можем петь на любом языке, на каком сочинится вдруг что-то и нам понравится.
Ш: Не обязательно сводить все к моей личности. Смешение языков и культур настолько сильно повлияло… Мы приехали с севера Дальнего Востока, там культра совершенно другая.
О: Темы песен изменились с твоим приходом в группу и далее с тем, что вы начали петь на другом языке?
Ш: Нет, дело в том, что люди все похожи.
Г: Но в то же время очень разные.
Ш: И тексты получались похожие и очень разные. У меня был больше якобы замысловатый авангардизм.
Р: Скорей сюрреализм.
Ш: До моего прихода было — жажда по жизни, жажда по любви, такого плана.
Г (декламирует):
Нарисую на небе вопросительный знак,
как достать до того, чего нет.
Ш: А с моим приходом… (декламирует)
Котел — мои легкие,
Прожектор — мой глаз,
Мои ноги — колеса,
А топка — желудок.
Я пожираю килотоннами враз
Уран. Вот такой я ублюдок.
Мой мозг — кочегарка,
Кочегар в ней сгорел,
Все манометры лопнули
Два дня назад.
Сколько ехать мне,
Я спросить не успел.
От него я оставил
Лишь копоть и смрад.
Я уже не помню слова.
Г: А помнишь? -
Когда бетонная плита
Расскажет сладосказочку
Про Шуру — дурочка…
Эй, Эльвира из ВАИРа,
Дрянь, скотина и задира
Ну-ка, быро выпей пива
И проваливай с квартиры
Эй, Малаша,
В сумке каша,
Руки ваши,
Мозги наши…
Г: Трудно понять, о чем это?
О: Это, наверно, очень интересно.
Г: Это интересно, как тот бред. Помнишь, как ты говорила, "прикольный бред?" Наверное, твои слова были правильны, и их можно отнести ко всему творчеству группы.
Ш:
Порежь язык на тысячу частей,
Скажи по слову каждой частью,
Ты выпьешь разом сто морей,
И соль наполнит до ногтей
Твои мозоли мокрым счастьем.
Но когда я сочинял все эти тексты, была другая музыка. Тогда в группе было 5 человек, в том числе я и Юрик.
Г: Но до того как ты там пел, я там пел.
Ш: Ну, это когда было…
Г: Тогда там Юрик на гитаре играл.
Ш: Как появился английский язык в группе, тексты (пауза) стали постепенно обрастать реальностью. (Взрыв хохота)
Г: (серьезно) Да, они обросли настолько реальностью, что даже противно стало нам
Д: (Дико смеется)
Г: Знаешь, социальщина, как бульварная пресса, достает. Это не интересно становится петь.
О: Как окончательно сформировался ваш состав, как вы начали все в Магадане и почему переехали в Питер?
Г: Мы со школьных времен занимались музыкой, это способ самовыражения наверно, выплеск какой-то энергии.
Ш: В маленьком городе творческие люди находят друг друга быстро. Все это дело у нас сконгломерировалось.
Г: Если сидит музыкант один дома, то он чувствует себя паскудно. Если он находит подходящего ублюдка, такого же, как он, то чувствует себя немного уже не так похабно. И когда набирается полный состав, когда образуется группа этих ублюдков… Между прочим, мы даже в дурдом отправились все вместе. Группа — это общество людей, которые нашли себе подобных. И нет никакого монолита, потому что, действительно, люди разные и много споров возникает частенько. Но на самом деле, трудно определить то, что мы делаем. Это изнутри идет и это не задумано, не продумано, не направлено на какую-то определенную публику — это просто самовыражение. Это не бизнес. Жесткие пикники, 04.06.98
Сначала мы делали это просто для себя, чтобы убить время, находя в этом прикол. Потом собрался коллектив, появились такие понятия как «репетиция», «концерт» и всякое такое — это уже обязывает к чему-то. В Магадане мы играли концерты, может быть, раз в год. После каждого концерта возникали проблемы администрацией. То есть эта культура там не была развита так, как нам хотелось бы. Мы думали, куда бы нам двинуться — в Америку или в Европу? Попробовали в Америку, но там скользкие парни: они что-то говорят, но ничего не делают. Тогда мы просто сорвались с места и приехали сюда. У нас началось мировое турне. Мы находимся в процессе мирового турне. Мы не переехали в Питер, мы приехали в Питер. Мы можем так же отсюда, и уехать куда попало. Может быть, через год мы будем жить в Москве.
