Николай Вахтин - Русские старожилы Сибири: Социальные и символические аспекты самосознания
На особую традиционность, патриархальность Ламутского указывали по разным поводам практически все наши собеседники; не исключено, что относительно благополучное положение в этом селе (по сравнению с Чуванским и Ваегами) связано именно с этим. Естественно, говорить о благополучии можно лишь с очень большими оговорками: фактически речь идет не более чем о выживании села с помощью оленеводства. Однако тот факт, что в «традиционном» Ламутском (и в чукотском поселке Усть-Белая) состояние оленеводства удовлетворительное, а в «прогрессивном» Чуванском (и в чукотском поселке Ваеги) оленеводство в гораздо более тяжелом положении, нельзя обойти вниманием.
В этом отношении и само Марково значительно благополучнее, чем многие другие села Чукотки, прежде всего благодаря особому, уникальному климату, позволяющему заниматься огородничеством и – шире – сельским хозяйством, т. е. особой, не похожей ни на оленеводство коренных, ни на работу за зарплату русских деятельностью, развитость которой явно является еще одним способом поддержания своего «старожильческого самосознания».
Как самоотверженно работали «на земле» еще при колхозах, вспоминают многие и противопоставляют те времена нынешним, когда «молодежь работать не хочет»:Тут колхозное поле было, турнепс выращивали. NN… вот она зимой, бедненькая, в резиновых сапогах, царствие ей небесное, в коровник бегала, в самые морозы. Туман аж стоял от мороза, редко когда оттепель. А потом ей орден дали, за молоко. А за капусту… ММ мать, тетя К., они в колхозе работали, трудодни получили, им же не платили, никакой пенсии они и не получали тогда. Работали, а ничего не получили. А сейчас они не могут турнепс вырастить. Все тут растет, просто надо работать (ж 39 МК).
Одна из старейших жительниц села вспоминает о хозяйственном укладе «до колхозов»:
Раньше огороды были грядками. Сейчас полями, а раньше грядками – репу, картошку. Капусту просто посадим, бросим и уедем на рыбалку. Приедем – удивляемся – что за головы? За ней не ухаживали. Рыбачили кету, нельму, чиров… Большие уловы были. 24 собаки было у папы. Пушнину сдавал – американцы здесь были. Американцы давали сахар, масло за пушнину… Женщины шили торбаза, шкуры выделывали. Табунщики, в табунах они по-разному шьют, а у нас по-разному шьют. Рoвдуги выделывали, замшу. Перчатки шили, тапочки, рукавицы. Мама перчатки вышивала, тапочки. Не на продажу – продавать некому… (ж 23 МК).
Ср. описание сегодняшней хозяйственной деятельности в Ламутском и Чуванском:
В Ламутском… картошку сажали. Сейчас сажают около домов, на участках, а совхозных полей нет. Но мало кто сажает, только начали – раньше ведь продукты были. Есть теплицы почти у всех. Охота есть: на уток охотятся только поселковые, я больше на крупную дичь, оленеводы вообще на мелочь не охотятся. Охотимся на лося, на дикого оленя, на зайцев, на куропаток. Рыбачат. Женщины рыбачат, дети. Кета, голец, форель. Ягоды тоже, как здесь. Все собирают (м 60 МК). В Чуванском сажают картошку, у нас была теплица и огород. Раньше не сажали, стали сажать только в 90-е годы, когда стало трудно жить… раньше ведь легко было, привозили и картошку, и капусту осенью, мы все покупали (ж 38 МК).
Восстановление огородничества и заготовок, конечно, вынужденная мера: все, с кем нам удалось поговорить, подчеркивают это: приходится выращивать свои продукты, поскольку нет возможности купить продукты в магазине. Размеры заготовок напрямую зависят от экономического положения: после Второй мировой войны, в очень трудное и голодное время, заготовок было много, в 60–70-е годы – меньше, сейчас вновь пришлось обратиться к ним. Однако это не просто «не от хорошей жизни»: это своего рода постоянный ресурс, запасной выход марковцев, отличающий их как особую группу.
Этот постоянно присутствующий, но используемый лишь по мере надобности ресурс составляет важное отличие жителей «марковского куста» как от приезжих русских, которые в массе своей горожане и привыкли к работе за зарплату, так и от «коренных», которые в массе своей оленеводы. И для первых, и для вторых (в разной степени и по разным причинам) крушение советской системы было катастрофой – а марковцы снова выжили, снова продемонстрировали свою непохожесть на другие народы, свою отдельность, как демонстрировали ее на протяжении полутора веков своей жизни на Анадыре, при всех властях, при любых изменениях политики и экономики.
Вот что ответила одна их наших собеседниц на вопрос о будущем Маркова:Я думаю, что мы никуда не денемся, мы выстоим, потому что каждая семья – трудяги. Мы картошку посадим, капусту посеем, теплицы у всех, единственное, если прекратится авиасообщение… Но такого, наверное, не будет (ж 54 МК).
Заключение
Мы хотели бы теперь суммировать некоторые результаты в отношении рассмотренных выше трех общин и оценить сходство и различие между ними. Как ясно из предшествующего изложения, сходства между Походском и Русским Устьем больше, чем между Марковом и любым из двух других поселков. Первая и самая очевидная причина этого – географическая: Марково расположено в полосе лесотундры, в то время как Русское Устье и Походск – типичные тундровые поселки. Кроме того, Марково расположено в среднем течении Анадыря, а Походск и Русское Устье – в устьях рек, неподалеку от моря. Эти различия в географическом положении определяют и различия в хозяйственном укладе: походчане и русскоустьинцы живут в условиях изобилия рыбы, марковцы кроме рыболовства занимаются еще и огородничеством. Кроме того, Марково – райцентр, имеющий всю обычную инфраструктуру, Походск и Русское Устье – небольшие и труднодоступные поселки. Русское Устье даже более изолировано, чем Походск (в который, несмотря на довольно хорошее развитие транспорта, тоже бывает непросто попасть, особенно весной и осенью). Наконец, Марково административно относится к Чукотке, Походск и Русское Устье – к Республике Саха (Якутия). Якутия – относительно богатый регион (по сравнению с другими северными территориями), обладающий также своими особенностями в законодательном и административном отношении.
Необходимо отметить также, что Походск и Русское Устье, хотя и имеют много сходного, все же демонстрируют и некоторые различия. В экономическом отношении различия на первый взгляд довольно существенные: в Походске сохраняется совхоз, в Русском Устье создана родовая община. Однако эти различия при более внимательном анализе оказываются не более чем различиями в названиях: экономическая организация и уровень экономического благосостояния в этих двух поселках очень близки. Более важно, что в Походске живет больше молодежи и людей среднего возраста, чем в Русском Устье, что может иметь значение для будущего этих поселков. (Интересно, что из Походска в райцентр Черский уезжают преимущественно пожилые люди, а в Русском Устье ситуация обратная: в райцентр Чокурдах стремятся уехать молодые и люди среднего возраста.) Кроме того, Походск – один из немногих северных поселков, население которого на протяжении 1990-х годов постоянно росло. В Русском Устье больший процент браков между своими – по-видимому, по причине большей изоляции поселка. В Походске, с другой стороны, меньший процент официально зарегистрированных браков. Наконец, в советской истории были попытки переселить или закрыть Походск, в отношении же Русского Устья подобных намерений никогда не было (мы не считаем перенос поселка на другое место, чуть ниже по течению Индигирки).
Возвращаясь к сравнению трех групп, можно сказать, что Русское Устье – «более русский» поселок, чем Походск или Марково. С другой стороны, в Походске контакты с коренным северным населением были всегда несколько интенсивнее, чем в Русском Устье. С исторической точки зрения важно, что район Марково – это этнически очень пестрая территория, где присутствие русского населения постоянно находилось под угрозой, а в некоторые периоды (в конце XVIII века, например) становилось и вовсе невозможным из-за настойчивого сопротивления чукчей. В районе Походска жили в основном русские и якуты (последние – выше по течению Колымы), при этом чукчи составляли небольшую, но активную группу. В окрестностях же Русского Устья чукчей не было никогда: здесь жили русские и – южнее – якуты, а также редкие представители небольших этнических групп, таких как эвены.
Как ясно из предшествующих глав, для выявления различий между интересующими нас группами существенным является вопрос о «групповой номинации». Походчане и русскоустьинцы не имели «настоящих» (т. е. признанных в регионе или в масштабе страны) самоназваний, в то время как марковские старожилы называли себя чуванцами. Существует прямая связь между самоназваниями, использовавшимися в различные периоды истории, и тем, как эти группы смотрят на себя сегодня. Ни походчан, ни русскоустьинцев никогда официально не относили к нерусским, поэтому у них никогда не было и возможности определять себя как коренное население. С другой стороны, марковских старожилов никогда не записывали русскими, а называли последовательно чуванцами, камчадалами и вновь чуванцами.
