Андрей Максимов - Многослов-2, или Записки офигевшего человека
Но даже сегодня, если, скажем, какой-нибудь деятель культуры вступает в некую партию (вовсе не обязательно правящую), мы воспринимаем это как факт не случайный, не простой, требующий какой-то нашей реакции. Так или иначе мы выстраиваем свое отношение к этому событию – событию! – человек в партию вступил.
У меня есть подруга. Ее зовут Нина Вишнева. Она – замечательный человек и талантливый журналист. Нелегкая журналистская судьба забросила Нину в США, где она и проживает. Я попросил коллегу узнать, что должен сделать простой американец, чтобы вступить в партию. Например, демократическую или республиканскую.
Выяснилось, что как такового членства – не существует. Вот оно как! Не существует никаких партийных билетов с портретом на обложке Джефферсона (основатель демократов) или Линкольна (основатель республиканцев). Ни билетов, ни взносов, только добровольные пожертвования.
Желаешь вступить? Звонишь в местную ячейку, говоришь, что хочешь зарегистрироваться как демократический выборщик. Или как республиканский. Тебе присылают бумажку типа анкеты, заполняешь, отправляешь обратно. То же самое можно сделать по Интернету. И всё?
И всё!
Правда, американские коммунисты, памятуя о своем старшем советском собрате, ввели членство и даже взносы. Не сильно, надо сказать, разорительные: два доллара в месяц для бедных и пять долларов – для тех, кто побогаче.
Но самое главное: при поступлении на работу (если ты, конечно, не идешь в Белый дом или конгресс) твоя партийность не имеет ровным счетом никакого значения. Пункта «партийность» нет ни в одной анкете. Более того, если тебя вдруг какой сумасшедший спросит: «Ты, мол, республиканец? Демократ?», а ты по привычке ответишь: «Коммунист я», и тебя не примут на работу, то ты вправе подать в суд за дискриминацию по партийному признаку.
А откуда вообще партии взялись? Чего это вдруг «соумышленники, собраты, товарищи по мнениям, убеждениям, стремлениям своим» решили объединяться?
Как всегда, парламенты во всем виноваты. Скажем, в учредительном собрании Франции 1848 года объединились монархисты-католики – вот тебе и партия. Левые объединятся – еще одна. И в других парламентах – та же история.
Еще аж с XVIII века английский парламент делится на партию тори (консерваторы) и виги (либералы). И именно из английского парламента пришло столь привычное для нас деление на правых и левых. Места справа были более почетными, поэтому их занимали те, кто поддерживает короля, слева – менее почетными, их, соответственно, занимали те, кто находится к королю в оппозиции.
Если какой-нибудь некстати любопытный читатель спросит: «А чего это, собственно говоря, места справа считались более привилегированными?» – отвечу. Это может показаться невероятным, но традиция идет с древних времен, когда линия сражения двигалась в направлении удара шпаги. Поскольку большинство людей «правши», то на правом фланге всегда собирались лучшие воины. Поэтому в парламенте это место занимала «хорошая», благонадежная партия, которая за короля. А все эти противные оппозиционеры – те левые.
Поначалу партии образовывались прям по Далю: «союз одних людей противу других, у коих иные побуждения». Парламентарии делились и объединялись по убеждениям.
В конце XVIII – начале XIX века жил да был человек со сложным именем Анри-Бенжамен Констан де Ребек. Человек этот массу всего за свою жизнь успел! Был он философом, писателем, политиком времен Французской революции да еще мужем знаменитой французской писательницы мадам де Сталь. Так вот он утверждал, что «партия есть общность лиц, публично исповедующих одну и ту же политическую доктрину». Замечу: исповедующих, а не борющихся за нее.
Довольно долго партии объединялись не по классовому, а по идеологическому принципу. А потом в историю зашел Карл Маркс, встряхнул бородой и провозгласил: «Что за дела? С помощью таких партий призрак коммунизма в реальность не превратишь! Надо на классовой основе объединяться. Вот пролетариату нечего терять, кроме собственных цепей? Хорошо. Вперед! Всех громить!»
Маркс был совершенно убежден в том, что сама принадлежность к классу уже означает принадлежность к идеологии. Пока всякие мудрствующие политики размышляли про политические доктрины да высказывали свои убеждения, Маркс вместе со своим соавтором Энгельсом резко и конкретно сообщили в «Манифесте коммунистической партии»: «Коммунисты считают презренным делом скрывать свои взгляды и намерения. Они открыто заявляют, что их цели могут быть достигнуты лишь путем насильственного ниспровержения всего существующего общественного строя. Пусть господствующие классы содрогаются перед Коммунистической революцией. Пролетариям нечего в ней терять, кроме собственных цепей. Приобретут же они весь мир. Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»
Вот, получается, зачем партия нужна. Не для того, чтобы дискутировать в парламенте, а чтобы – в морду всем тем, кто не с нами. И свергнуть конституционный строй с помощью нищих, которым все равно, поскольку им терять нечего.
Эта идея очень понравилась Ленину, который с самого начала стал создавать не какую-нибудь там либеральную или, скажем, свободную партию, а вот именно – рабочую. То есть партию людей, которым терять нечего, а потому они могут с радостью все разгромить, не свое ведь – чужое, чего бы не погромить?
Как известно, рабочая партия была создана на Втором съезде (с первого раза не получилось). Интересно узнать: много ли рабочих выступало на съезде за создание рабочей партии?
Открыл съезд Г. Плеханов – ученый, вошедший в историю как теоретик марксизма. Выступал писатель Б. Гинзбург, взявший себе литературный псевдоним Кольцов. Не обошлось, естественно, без основателя меньшевизма Л. Мартова – его при всем желании трудно называть рабочим. Как, впрочем, и Ленина, который, разумеется, на съезде выступал, и не раз.
А вот с выступлением именно рабочих случилась напряженка. Но оно и ладно. Главное было сочинить такие программы максимум и минимум, которые бы рабочим понравились.
В программе-максимум говорилось о конечной цели партии – организации социалистического общества и об условии осуществления этой цели – социалистической революции и диктатуре пролетариата. Идея, конечно, гениальная: неимущий пролетариат вместо того, чтобы работать, будет всем все диктовать. Но разве такая идея самому пролетариату может не понравиться? Нет, конечно.
Провозгласили бы большевики, например: революция нужна для установления диктатуры свободы или там справедливости – боюсь, за ними бы никто не пошел. А тут – просто и конкретно: дал в морду богатым, награбил награбленное – и диктуй всем, как жить. Доступно и гениально!
Чтобы не выглядеть утопистами, большевики приняли программу-минимум, в которой ставили конкретные задачи. Главное, конечно, свергнуть царское самодержавие и установить демократическую республику – задача грандиозная и тем притягательная. Были задачи помельче, но приятные: введение 8-часового рабочего дня, установление полного равноправия всех наций, утверждение их права на самоопределение, уничтожение остатков крепостничества в деревне, возвращение крестьянам отнятых у них помещиками земель («отрезков»). Поскольку Россия а ту пору была страной крестьянской, большевики подумали-подумали и на своем Третьем съезде в 1905 году придумали задачу еще более притягательную для крестьян: конфискация всей помещичьей земли.
Поскольку партия была рабоче-крестьянской, то ни в программе-максимум, ни в программе-минимум люди умственного труда (которые и составляли эти программы) ни словом не обмолвились ни о свободе печати, ни о свободе творчества, ни вообще о каких бы то ни было проблемах интеллигенции. Как тут не вспомнить крылатое выражение Ленина о том, что интеллигенция – не совесть нации, а говно?
Повторюсь, все было продумано, согласитесь, гениально и просто: для нищих классов – пролетариата и крестьянства – обрисовать перспективы, в результате которых они станут самыми главными. Это ж надо такое придумать: ребята – неимущие, которым терять нечего совсем (цепей не жалко, не золотые чай), давайте-ка устроим большую такую драку, в результате которой свергнем царя, сами сядем на трон и начнется у нас наша, то есть пролетарская диктатура! А мы, которые не рабочие люди, – поможем вам такую удивительную историю совершить!
Идея о том, что рабочей партией должны руководить не рабочие, – прижилась. Зачем, действительно, рабочим да крестьянам решать свои проблемы? Во-первых, запутаться могут. А во-вторых, хоть пролетарская диктатура на дворе – надо ж кому-то и работать? Вот пусть «диктаторы» трудятся, а умные люди укажут пролетариату, как жить и куда мечтать.
Для разрядки политической напряженности в данной главе вспомним: само латинское слово «proletarius» возникло в VI веке до нашей эры, когда римский император Сервий Туллий решил распределить всех граждан по разрядам согласно имущественному цензу. Так вот тех, кто был настолько беден, что ни в какие разряды не попал, и назвали «пролетариусами»… Вот с VI века до нашей эры им и было нечего терять. Но натворили они бед немало!
