А. Андреев - Мир тропы. Очерки русской этнопсихологии
Вот с этого, с Русской мифологии и мифологии Тропы, я бы и хотел начать следующий рассказ о Науке мышления.
ХРАМ РАЗУМА
Мы ставим перед собой потрясающе заманчивую и не менее сложную задачу – создать Храм Разума, о котором мечтали учившие нас русские старики.
Такого еще не бывало, хотя Древняя магия мечтала об этом, мечтали учители прошлого, типа Пифагора или Аполлония Тианского, да и наука заявляет о чем-то подобном. Однако наука всего лишь пытается применять Разум для раскрытия тайн природы, но очень мало занята самим Разумом, и у нас, в России, и за рубежом.
Собственно говоря, какой раздел науки, какая ее ветвь посвящена Разуму? Психология? Да, должна бы быть психология, но тут я со всей уверенностью могу сказать, что психология очень мало занималась собственно Разумом. Безусловно, многие психологи исследовали разум, но в рамках определенных научных установок, а не как таковой. Как это ни странно, но разум – побочное дитя психологии, так и не развившееся в самостоятельное научное направление. До сих пор не сформирован даже полноценный научный аппарат исследования Разума. Сегодня психология даже не различает Разум и Мышление.
Может быть, философия в своей любви к мудрости занимается Разумом? Нет, это совсем не ее материя, за исключением разве что логики. Но логика не совсем уверенно признается частью философии, да к тому же в силу политических причин была не популярна в нашей стране последнее столетие.
Впрочем, есть ощущение, что это уже в прошлом, и начинается мощный подъем творческой мысли, по крайней мере, в России. Восстанавливаются разорванные еще революцией связи времен, все больше публикуется и старых забытых и новых неординарных работ, дающих надежду, по крайней мере, на то, что скоро в России будет создана общественно-исследовательская среда, в которой будет возможен и даже естественен и наш поиск пути в Храм Разума. Это очень трудная задача, гораздо более трудная, чем задачи науки или религии.
Науке достаточно, чтобы человек освоил (то есть запомнил) ее инструментарий и применял в соответствии с предписанными образцами. Сам человек ее, в каком-то смысле, не интересует, даже если это "наука о человеке". Не интересует, по крайней мере, в тех частях, которые более всего занимают самого человека. Такие "части" наука предпочитает не замечать или отдавать религии и искусству. Никаких действительных требований к званию Ученого, кроме владения инструментарием, не предъявляется. В этом демократичность науки – любой, способный соответствовать этим минимальным требованиям, может стать ученым. Это привлекает людей к науке, но это же и пугает, – вспомните многочисленные кино- и литературные фантазии на тему "сумасшедшего ученого", стремящегося поработить мир. Кстати, этот образ не случаен, если мы посмотрим на это с точки зрения задач, изначально ставящихся наукой перед своими творцами. Главная из них – познавать и покорять мир.
Религия тоже демократична. Твоя задача, приходя в нее, просто отдаться, далее за тебя будут думать авторитеты – живые или ушедшие. В этом она сходна с партийными системами. Я помню, как пришел в одну из первых общин кришнаитов в Москве, когда они только еще начали продавать свои книги. Я попался на то, что они издали Бхагавад-Гиту, которую тогда еще было не достать. Беседа с руководителем общины сразу пошла, словно встретились родные. Ему было, очевидно, приятно, что я так захвачен идеями основной книги кришнаизма. В какой-то момент он даже предложил мне стать одним из их проповедников. Кто его знает, может быть, я бы и согласился, так мне все казалось родственно, и так хорошо шел разговор о ведических корнях кришнаизма и русской народной культуры. Но что-то заставило спросить: "А остальную Махабхарату и Веды вы тоже издавать будете?" "Конечно!- уверенно воскликнул мой собеседник, потом задумался, поджал губы.- А зачем? Есть же Свами Прабхупада, он все сказал. Читай его, зачем тебе Веды?!" Тогда я понял, что кришнаиты издали не "Бхагавад-Гиту", а "Бхагавад-Гиту как она есть" у Прабхупады.
Самое страшное в партийных и религиозных системах любого масштаба, но особенно мелкого, называемого сектами, это тенденция к фанатизму. Если мы приглядимся, то увидим, что она естественна, потому что вытекает из основного принципа партийных и религиозных взаимоотношений – подчинения личности другому вплоть до полного отказа от себя и собственного мнения. В партиях – это подчинение меньшинства большинству. Большинство всегда право, даже если оно не право. В религии – это отказ от себя ради освобождения от страха перед будущим, причем, воображаемым будущим. Но и там и тут это ведет к запрету думать иначе, чем предписывают основные авторитеты, ведущие тебя. Запрет на инакомыслие на психологическом уровне приводит к начетничеству, то есть из страха перед своими мыслями (уязвимыми мыслями) ты в какой-то миг переключаешься на использование чужих мыслей, создаешь сеть четких, неуязвимых в каком-то смысле ответов на все вопросы, которые может задать тебе жизнь.
Кто не слышал фразы: "Читайте эту книгу, в ней все есть!". Это "все" и есть ответы – готовые ответы{!), которые можно просто запомнить или заучить – на все возникающие у адепта вопросы. Ну, а дальше работает механизм, описанный в русских бытовых сказках, суфийских притчах, анекдотах: если вляпался в яму – сделай все, чтобы в неё вляпалось как можно больше людей – и не так обидно, и в дураках не один! Это не просто демократично, это можно было бы считать гениальным, если бы только у такого механизма управления толпами был изобретатель. К сожалению, таково устройство человеческого Мышления.
В этом смысле наш путь очень и очень недемократичен. Рождаясь, раскрывая собственный разум и душу, умирая, ты не можешь идти ни толпой, ни в паре. Это твой и только твой путь к себе, и это ежесекундная работа над собой, которую при всей помощи товарищей ты должен проделать сам и только сам. Это очень заманчивая работа – вернуть свой Разум из той колоссальной сети, из того гигантского путаного клубка, что называется Мышлением или образцами поведения.
Образцы – это то, как общество предписывает нам действовать, чтобы мы его не разрушили. Разрушить его и действительно было бы глупо, да, пожалуй, и невозможно. Разрушь одно, и тут же возникнет новое, и, скорее всего, не лучше предыдущего. Так что вопрос о разрушении не стоит перед нами, как никогда не стоял перед стариками. Будучи еще в самом начале своего ученичества, я задавал им множество вопросов, в том числе и политических, поскольку они определяют судьбу России. И однажды я спросил Степаныча, как Тропа относилась к правительству.
– Никак,- ответил он.- Когда войны были, наши все мужики воевали. А так никак.
– Совсем?
– Совсем! Ты что-нибудь можешь изменить в правительстве?
– Нет, но…
– Вот и не суйся, пока правителем не станешь. Если ты хозяин, тогда меняй! Ты можешь лезть только в то, чему ты хозяин! Все остальное – треп, чтобы не заниматься делом! У нас такие погоды и правительства стоят!
Не навреди, не сделай хуже, изыскивай возможности улучшать лично твою жизнь и увеличивать лично твое богатство. Богатая нация отнюдь не та, у которой большой золотой запас в казне – была казна в России и нет ее, – а та, где богаты люди. Вычерпать карманы сложнее, чем украсть казну. Пожалуй, можно назвать эту позицию оппортунистической, что верно для всей крестьянской идеологии. Никаких революций, только медленное и спокойное накопление улучшений, закрепляемых обычаем, традицией.
Впрочем, политика, государство – это довольно далекие от Тропы темы, а вот то, что русские люди не хотят больше думать, – с этим мы сталкиваемся очень часто. У нас даже есть такое выражение: "мышление от не думал". Оно родилось из расхожих, привычных слов, которыми мы сейчас оправдываем свою глупость. Например, кого-то обвиняют во вредительстве, а он в ответ:
– Да что вы право! Я и не думал, что так плохо получится! Или высказывают обиду, а в ответ:
– Перестань, я и не думал тебя обижать!
Все это так привычно, что кажется вполне приемлемым, даже естественным ответом, но только пока мы не вдумываемся в него. А вдумываться и вообще думать большинству из нас просто запрещено. И запрещено отнюдь не только и не столько обществом в политическом смысле. Гораздо больше запрещено воспитанием дома и в школе. Кому запрещено, а кого не научили думать. Вспоминается слова Рэдрика Шухарта из романа "Пикник на обочине" Стругацких, в конце которого он стоит перед шаром, исполняющим желания, и почем свет материт весь мир за то, что его не научили думать. Позволю себе привести их почти целиком:
"Все равно ведь подумать надо. Дело непривычное – думать, вот в чем беда. Что такое "думать"? Думать – это значит извернуться, сфинтить, сблефовать, обвести вокруг пальца, но ведь здесь все это не годится… ‹-..›
