Ю. Андреев - Поэзия мифа и проза истории
В ответ на этот неизбежно возникающий вопрос Галанопулос и Бэкон предлагают довольно замысловатую интерпретацию платоновского текста. По словам Платона, столица государства атлантов находилась в самом центре центральной равнины острова Атлантида. Здесь некогда стоял холм, на котором поселилась пара древнейших обитателей острова — порожденный самой землей человек по имени Евенор и его жена Левкиппа. К их дочери, прекрасной Клейто, воспылал любовью сам владыка моря Посейдон (Атлантида считалась его «уделом»). «Когда девушка уже достигла брачного возраста, а мать и отец ее скончались, Посейдон, воспылав вожделением, соединяется с ней: тот холм, на котором она обитала, он укрепляет по окружности, отделяя его от острова и огораживая попеременно водными и земляными кольцами (земляных было два, а водных три), проведенными на равном расстоянии от центра острова словно бы циркулем. Это заграждение было для людей непреодолимым, ибо судов и судоходства тогда еще не существовало. А островок в середине Посейдон без труда, как и подобает богу, привел в благоустроенный вид, источил из земли два родника — один теплый, а другой холодный — и заставил землю давать разнообразную и достаточную снедь». Далее Платон подробно рассказывает о том, как потомки Посейдона и Клейто, сменявшие друг друга цари Атлантиды, продолжали укреплять, украшать и благоустраивать эту Древнюю метрополию всего государства, пока не превратили ее в огромный многонаселенный город, застроенный великолепными зданиями дворцов, храмов, гимнасиев, общественных купален и т. п. Галанопулос и Бэкон совершают явное насилие над своим основным источником, отделяя Древнюю метрополию, которую они помещают на Санторине или, точнее, на дне санторинской кальдеры[59], от так называемого царского города, или столицы государства атлантов, находившейся, по их мнению, где-то в центральной части Крита[60], хотя платоновский текст не дает для этого абсолютно никаких оснований.
Несколько по-иному пытался выйти из этого же затруднительного положения ирландский историк Дж. Люс в своей книге «Конец Атлантиды». Она была впервые опубликована в 1969 году. Решительно отвергая отождествление Атлантиды с Санторином, он утверждал, что источником, которым пользовался Платон (таким источником Люс в полном согласии с указаниями самого Платона считает некую египетскую хронику, которую жрецы святилища Нейт пересказали Солону), мог быть только Крит. По мнению Люса, исчезновение Атлантиды в морской пучине следует понимать не буквально, а иносказательно — как конец минойского владычества над Эгейским миром в результате пережитого Критом страшного стихийного бедствия. «Для меня, — пишет он, — исчезнувшая Атлантида — представление скорее исторического, нежели географического порядка». Однако сам рассказ Платона о гибели Атлантиды явно не допускает никакого иносказательного толкования. В «Тимее» прямо сказано, что «Атлантида исчезла, погрузившись в пучину», оставив после себя огромное количество ила, которое и до сих пор еще крайне затрудняет судоходство в этих местах. Может быть, ближе других к правильному пониманию ситуации стоит советский вулканолог И. А. Резанов, автор книги «Атлантида: фантазия или реальность?». По его мнению, настоящей Атлантидой мог быть только Санторин, а не Крит. Но так как этот сравнительно небольшой остров занимал узловое положение в самом центре минойской морской державы, контролируя важнейшие коммуникации всей этой части Восточного Средиземноморья, его гибель была воспринята извне, например обитателями Египта, как гибель всего государства, что было в общем не так уж далеко от истины, если считать, что начавшийся вскоре упадок минойской цивилизации был прямым следствием вулканической катастрофы.
Однако, даже если нам и удастся с помощью такого рода допущений избавиться от некоторых сравнительно мелких затруднений и придать гипотезе, которую отстаивали Маринатос и его последователи, необходимую логическую стройность, мы все равно останемся лицом к лицу с основной проблемой атлантологии, о которой мы лишь на время позволили себе забыть и теперь, хотим мы того или не хотим, вынуждены снова ею заняться. Если предположить, что прав Маринатос и все, кто так или иначе разделяют его взгляды, то как же тогда получилось, что остров, первоначально находившийся в Эгейском море, совсем близко от родных мест Платона, в его диалогах переместился на дальний запад, за Геракловы столпы, и при этом намного увеличился в размерах, а время его гибели соответственно отодвинулось далеко назад, в глубины истории человечества?
Пытаясь найти ответ на этот нелегкий вопрос, приверженцы эгейской локализации Атлантиды охотно допускают, что Платон попросту не сумел как следует разобраться в свидетельствах своего основного источника и произвольно перетолковал их на свой лад. Пытаясь установить точное местоположение загадочного острова, о котором со слов египетских жрецов поведал своим потомкам Солон, Платон без особых колебаний связал его название с именем титана Атласа, или Атланта. В греческой географии V–IV веков до н. э. этот мифический образ уже достаточно четко ассоциировался с дальними западными пределами известной грекам ойкумены. Уже Геродот поместил Атласа, который рисовался его воображению уже не человекообразным великаном, а неким подобием очень высокой колонны, подпирающей небесный свод, где-то на самом краю великой Ливийской пустыни (то есть Сахары), в том месте, где она выходит к Атлантическому морю, или Океану. Опираясь на эти, несомненно хорошо известные ему, факты, Платон пришел к заключению, что Атлантида могла находиться только по ту сторону пролива, соединяющего внешнее море, то есть Атлантический океан, с внутренним, то есть Средиземным морем. Очевидно, он считал, что этот остров, выросший в его воображении до совершенно колоссальных размеров, никак не смог бы поместиться в тесных пределах замкнутого со всех сторон Средиземноморского бассейна. С другой стороны, автор «Тимея» и «Крития» не мог не считаться с тем, что в греческой исторической традиции не сохранилось никаких сведений о вторжении атлантов в пределы Средиземноморья и о войне, которую вели с ними афиняне. Объяснить это можно было лишь тем, что война была так давно, что о ней все успели забыть. Поэтому Платон считал, что саисские жрецы, внушившие Солону, что все эти события происходили за 900 лет до его поездки в Египет, допустили серьезную ошибку в своих хронологических калькуляциях, и для большей верности округлил эту дату до 9 тысяч лет, а заодно удесятерил и другие цифры, встречавшиеся в рассказе Солона, дабы они соответствовали подлинным размерам и могуществу державы атлантов. Все это он будто бы проделал, руководствуясь самыми благими намерениями и к тому же добросовестно заблуждаясь относительно подлинного смысла предания. Следуя этой логике, мы должны были бы признать, что добросовестно заблуждался также и Солон, ни словом не обмолвившийся в своих записках о том, что таинственная Атлантида есть не что иное, как хорошо известный каждому греку остров Крит. Вероятно, в таком же неведении пребывали и жрецы святилища Нейт, от которых афинский мудрец впервые услышал всю эту историю. В противном случае они, конечно, объяснили бы любознательному чужеземцу, что именно они подразумевают под Атлантидой. Согласимся, что такое нанизывание ошибки на ошибку, одного географического недоразумения на другое, кажется слишком уж неправдоподобным.
Означает ли это, что эгейская локализация Атлантиды столь же несостоятельна, как и десятки других предшествующих ей гипотез, и мы должны отказаться от нее, придя, таким образом, к абсолютному отрицанию исторической достоверности платоновского предания? Прежде чем дать окончательный ответ на этот вопрос, попробуем внимательнее приглядеться к самому преданию, в особенности же к тому, что может быть названо его источниковедческим обоснованием. Как правило, люди, уверовавшие в историческую реальность событий, описанных в «Тимее» и «Критии», независимо от того, к какой категории атлантоманов они принадлежат, охотно принимают на веру и ту версию происхождения истории Атлантиды, которую им, грубо говоря, подсовывает сам автор диалогов. Психологически это вполне объяснимо. Египет, как известно каждому, — страна древнейшей культуры. Египетская иероглифическая письменность — одна из самых древних в истории человечества. С помощью своих иероглифов жители страны Нила сумели зафиксировать и передать потомству память о событиях, отделенных от нашего времени почти пятью тысячами лет. Отчего бы не предположить, что в одном из египетских святилищ действительно могли сохраниться какие-то хроники, заключавшие в себе информацию о происходившей в незапамятные времена войне афинян с загадочными атлантами, вторгшимися в пределы Средиземноморья из-за Геракловых столпов, или, если следовать гипотезе Маринатоса, о столкновении тех же афинян с владыками минойского Крита?
