Игорь Кон - Клубничка на березке: Сексуальная культура в России
Как показывают архивные данные, обобщенные Даном Хили, инициатором этого драконовского закона было ГПУ (Хили, 2008). В сентябре 1933 г. была проведена первая облава на лиц, подозреваемых в нетрадиционной сексуальной ориентации, в результате которой арестовали 130 человек. В докладной записке заместителя председателя ОГПУ Генриха Ягоды Сталину сообщалось о раскрытии в Москве и Ленинграде нескольких групп, занимавшихся «созданием сети салонов, очагов, притонов, групп и других организованных формирований педерастов с дальнейшим превращением этих объединений в прямые шпионские ячейки». В свете этого документа инаколюбящие выглядели не только инакомыслящими, но также шпионами и контрреволюционерами. По словам Ягоды, «актив педерастов, используя кастовую замкнутость педерастических кругов в непосредственно контрреволюционных целях, политически разлагал разные общественные слои юношества, в частности рабочую молодежь, а также пытался проникнуть в армию и на флот».
На документе Сталин начертал:«Надо примерно наказать мерзавцев, а в законодательство ввести соответствующее руководящее постановление».
Вдохновленное этой резолюцией ОГПУ подготовило проект антигомосексуального закона. 13 декабря 1933 г. Ягода вновь пишет в Кремль:
«Ликвидируя за последнее время объединения педерастов в Москве и Ленинграде, ОГПУ установило:
1. Существование салонов и притонов, где устраивались оргии.
2. Педерасты занимались вербовкой и развращением совершенно здоровой молодежи, красноармейцев, краснофлотцев и отдельных вузовцев. Закона, по которому можно было бы преследовать педерастов в уголовном порядке, у нас нет. Полагал бы необходимым издать соответствующий закон об уголовной ответственности за педерастию».Политбюро это предложение одобрило, с особым мнением выступил лишь Калинин, высказавшийся «против издания закона, а за осуждение во внесудебном порядке по линии ОГПУ». В общем, как выражается Владимир Тольц, «мочить в сортире, но по-тихому...» (Тольц, 2002). Закон издали, но и мнение «всесоюзного старосты» уважили: дела гомосексуалов стали рассматриваться ОГПУ тайно и «во внесудебном порядке», как политические преступления.
Политическая дискредитация гомосексуальности осуществлялась и в прессе. 23 мая 1934 г. одновременно в «Правде» и в «Известиях» была опубликована статья М. Горького «Пролетарский гуманизм»:
«Не десятки, а сотни фактов говорят о разрушительном, разлагающем влиянии фашизма на молодежь Европы. Перечислять факты – противно, да и память отказывается загружаться грязью, которую все более усердно и обильно фабрикует буржуазия. Укажу, однако, что в стране, где мужественно и успешно хозяйствует пролетариат, гомосексуализм, развращающий молодежь, признан социально преступным и наказуем, а в “культурной стране” великих философов, ученых, музыкантов он действует свободно и безнаказанно. Уже сложилась саркастическая поговорка: “Уничтожьте гомосексуализм – фашизм исчезнет!”» (Горький, 1953. Т. 27. С. 238).Эта статья появилась за два месяца до знаменитой «ночи длинных ножей», когда по приказу Гитлера были перебиты штурмовики Рема. Фашизм в Германии просуществовал до 1945 г. В январе 1936 г. нарком юстиции Николай Крыленко заявил, что гомосексуализм – продукт разложения эксплуататорских классов, которые не знают, что делать.
«В нашей среде, среди трудящихся, которые стоят на точке зрения нормальных отношений между полами, которые строят свое общество на здоровых принципах, нам господчиков такого рода не надо» (цит. по: Козловский, 1986. С. 154).
Позже советские юристы и медики говорили о гомосексуализме преимущественно как о проявлении «морального разложения буржуазии», дословно повторяя аргументы германских фашистов. В анонимной статье «Гомосексуализм» во втором издании «Большой Советской энциклопедии» (1952) ссылки на биологические истоки гомосексуализма, которые раньше использовались как довод в пользу его декриминализации, полностью отвергаются:
«Происхождение Г. связано с социально-бытовыми условиями, у подавляющего большинства лиц, предающихся Г., эти извращения прекращаются, как только субъект попадает в благоприятную социальную обстановку... В советском обществе, с его здоровой нравственностью, Г. как половое извращение считается позорным и преступным. Советское уголовное законодательство предусматривает наказуемость Г., за исключением тех случаев, где Г. является одним из проявлений выраженного психич. расстройства. <...> В буржуазных странах, где Г. представляет собой выражение морального разложения правящих классов, Г. фактически ненаказуем» (Гомосексуализм, 1952. С. 35).
В целом ряде судебных процессов и «чисток» советского аппарата в 1934—1935 гг. обвинения в шпионаже и контрреволюционном заговоре тесно переплетались с обвинениями в гомосексуальности, причем отличить первичные обвинения от вторичных весьма затруднительно. Статья 121 затрагивала судьбы не только чиновников, но и многих тысяч обычных людей. Общее число жертв ее точно неизвестно. В 1930—1980 гг. по ней ежегодно осуждались и отправлялись в тюрьмы и лагеря около 1 000 мужчин. В конце 1980-х их число стало уменьшаться. По данным Министерства юстиции РФ, в 1989 г. по статье 121 в России были приговорены 538, в 1990 – 497, в 1991 – 462, в первом полугодии 1992 г. – 227 человек (Права гомосексуалов, 1993). По подсчетам Хили, общее число людей, пострадавших по этой статье, достигает 250 000. За пятьдесят лет существования статьи число судимостей по ней составило 60 000 (Хили, 2008. С. 311—316).
Между прочим, советская пенитенциарная система сама продуцировала гомосексуальность. Криминальная сексуальная символика, язык и ритуалы везде и всюду тесно связаны с иерархическими отношениям власти, господства и подчинения. В криминальной среде реальное или символическое, условное, изнасилование – прежде всего средство установления или поддержания властных отношений. Жертва, как бы она ни сопротивлялась, утрачивает свое мужское достоинство и престиж, а насильник, напротив, их повышает. При «смене власти» прежние вожаки, в свою очередь, насилуются и тем самым необратимо опускаются вниз иерархии.
В книге Владимира Козловского (1986) приводится много документальных свидетельств такого рода.
Самыми вероятными кандидатами на изнасилование были молодые заключенные. При медико-социологическом исследовании 246 заключенных, имевших известные лагерной администрации гомосексуальные контакты, каждый второй сказал, что был изнасилован уже в камере предварительного заключения, 39% – по дороге в колонию и 11% – в самом лагере (Шакиров, 1991. С. 16). Большинство этих мужчин ранее не имели гомосексуального опыта, но после изнасилования, сделавшего их «опущенными», у них уже не было пути назад.
Ужасающее положение «опущенных» и разгул сексуального насилия в тюрьмах и лагерях подробно описаны в многочисленных диссидентских воспоминаниях (Андрея Амальрика, Эдуарда Кузнецова, Вадима Делоне, Леонида Ламма и др.) и рассказах тех, кто сам сидел по 121-й статье или стал жертвой сексуального насилия в лагере (Геннадий Трифонов, Павел Масальский, Валерий Климов и др.) (Козловский, 1986; Могутин, Франетта 1993; Клейн, 2000).«В пидоры попадают не только те, кто на воле имел склонность к гомосексуализму (в самом лагере предосудительна только пассивная роль), но и по самым разным поводам. Иногда достаточно иметь миловидную внешность и слабый характер. Скажем, привели отряд в баню. Помылись (какое там мытье: кран один на сто человек, шаек не хватает, душ не работает), вышли в предбанник. Распоряжающийся вор обводит всех оценивающим взглядом. Решает: “Ты, ты и ты – остаетесь на уборку”, – и нехорошо усмехается. Пареньки, на которых пал выбор, уходят назад в банное помещение. В предбанник с гоготом вваливается гурьба знатных воров. Они раздеваются и, сизо-голубые от сплошной наколки, поигрывая мускулами, проходят туда, где только что исчезли наши ребята. Отряд уводят. Поздним вечером ребята возвращаются заплаканные и кучкой забиваются в угол. К ним никто не подходит. Участь их определена. Но и миловидная внешность не обязательна. Об одном заключенном – маленьком, невзрачном, отце семейства – дознались что он когда-то служил в милиции, давно (иначе попал бы в специальный лагерь). А, мент! “Обули” его (изнасиловали), и стал он пидором своей бригады. По приходе на работу в цех его сразу отводили в цеховую уборную, и оттуда он уже не выходил весь день. К нему туда шли непрерывной чередой, и запросы были весьма разнообразны. За день получалось человек пятнадцать-двадцать. В конце рабочего дня он едва живой плелся за отрядом...» (Самойлов, 1993. С. 143).
Распространенность явления была такова, что многие диссиденты и даже люди с медицинским образованием, как Марк Поповский, искренне верили, что однополая любовь как таковая России несвойственна и «почти повсеместно порождена была советским лагерным бытом, лагерными запретами на нормальную жизнь» (Поповский, 1984. С. 399; Stern, 1979).
Статью 121 нередко использовали также для расправы с инакомыслящими, для набавления лагерных сроков и т. д. Порой из этих дел явственно торчали ослиные уши КГБ. Так было, например, в начале 1980-х годов с известным ленинградским археологом Л. С. Клейном. Судебное разбирательство по его делу с начала и до конца дирижировалось местным КГБ с грубым нарушением всех процессуальных норм. Это делалось, чтобы запугать интеллигенцию.
