Леонид Беловинский - Жизнь русского обывателя. На шумных улицах градских
Существенную роль в жизни городов играли и многочисленные выставки. Еще в 30-х гг. стали открываться первые регулярные торговопромышленные и кустарные выставки, Всероссийские – попеременно в Москве и Петербурге, а затем и в Нижнем Новгороде, на знаменитой Макарьевской (Нижегородской) ярмарке. В ряде случаев на кустарных выставках устраивались и художественные экспозиции, как это было на Нижегородской выставке 1896 г. Колоссальная выставка в специальных павильонах в Москве на Ходынском поле была открыта к 200-летию Петра I, а затем на ее основе был открыт Политехнический музей. Конечно, прежде всего нужно сказать о выставках художественных. В первой половине XIX в. это были исключительно ежегодные весенние и осенние академические выставки картин учащихся и профессоров Академии Художеств в Петербурге, привлекавшие очень узкий круг «чистой публики», начиная с членов Императорской Фамилии. Императору, Императрице, Великим князьям принадлежало первенствующее право покупки картин с выставок, после чего они со специальными «билетиками» оставались на выставке до ее закрытия. Во второй половине XIX в., по примеру Академии Художеств, начинают проводить выставки Московское училище живописи и ваяния, затем Строгановское художественно-ремесленное училище, училище барона Штиглица и т. д., а в столицах и некоторых губернских городах стало выставлять картины своих членов Товарищество передвижных художественных выставок. Начало ХХ в. – вообще время выставочного бума: с калейдоскопической быстротой сменяются художественные объединения, устраивающие выставки работ своих членов: «Союз акварелистов», «Мир искусства», «Союз русских художников», «Алая роза», «Голубая роза», «Бубновый валет» и др.; в Петербурге и Москве за сезон происходило по 10–12 выставок. В конце XIX – начале ХХ в. организовывались даже персональные выставки наиболее известных художников и даже выставки «одной картины» таких живописцев, как, например, Г. Семирадский, вызывавшие большой интерес. Так, VI выставку Петербургского общества художников в 1897/98 гг., где было выставлено огромное полотно Семирадского «Христианская Дирцея в цирке Нерона», за месяц посетило 20 тыс. человек; ясно, что это была не только социальная верхушка и даже не только образованная публика. Это общество в 1898 и 1901 гг. даже устраивало особые «народные выставки картин» в Конногвардейском манеже, назначив по пятачку за вход и столько же за каталог; репортеры подчеркивали, что сюда главным образом шел простолюдин. Уже приходившее в упадок Товарищество передвижных художественных выставок в 1904 г. организовало свою «Первую народную выставку картин» на заводе (!) Нобеля. Но, разумеется, в основном устроители выставок ориентировались на иного посетителя. Недаром на выставке английского искусства 1898 г. вечерами в зале цыганский оркестр исполнял вальсы И. Штрауса.
Книгоиздательством, книготорговлей и библиотеками, учебными заведениями, благотворительностью, музеями и выставками общественно-духовная жизнь города не исчерпывалась. Он был еще и духовным центром в прямом смысле слова, то есть религиозным, церковным. В большинстве губернских городов, бывших центрами епархий, располагались Архиерейский дом и консистория – учреждения духовного управления. Вполне понятно, что в таких городах имелось, кроме кафедрального собора, и немалое число монастырей и приходских церквей – тоже ведь общественных построек. Прежде всего, своими храмами славилась богомольная Москва – недаром о ней говорили, как о городе «сорока сороков»; на деле храмов было гораздо меньше – всего несколько сот, включая домовые церкви. В Петербурге же в 1915 г. имелось: православных и единоверческих храмов около 130, да старообрядческих 2, протестантских 15, католических 7, иудейских 5, реформатских 4, мусульманских 3 молельни и строилась мечеть, армяно-григорианская церковь 1 и буддийский храм 1; было в столице и 4 православных монастыря. Но довольно их было и в провинциальных городах. В Вологде, например, в начале XIX в. было около 50 храмов – монастырских, приходских, кладбищенских и домовых. Возвышались здесь и католический костел, протестантская кирха и синагога. Имелись в Вологде и два монастыря и пустынь. И в тихой уездной Коломне до сих пор сохранилось полтора десятка храмов и два монастыря.
Таким образом, облик старого русского города, деревянного, посеревшего, низенького, распластавшегося среди садов и огородов, формировали еще и высокие каменные храмы с их колокольнями. Москва даже и сегодня, после богоборческих советских десятилетий, пестрит храмами XIX, XVIII, XVII и даже XVI вв. (есть и конца XV в.); что же говорить о дореволюционном времени. Одних Никольских церквей были десятки: Николай-угодник был самым почитаемым святым на Руси, а Никольщина – наиболее чтимым престольным праздником. «О чем вы задумались? – шутя спросил я сегодня Петра Ивановича», – записывает в дневнике под пятым декабря современник. – «А вот, любезный, о чем я думаю, – пресерьезно отвечал мне Петр Иванович, – у какого Николы завтра слушать обедню? У Николы явленного, у Николы дербенского, у Николы-большой-крест, у Николы-красный-звон, у Николы-на-щепах, у Николы-в-столпах, у Николы-в-кошелях, у Николы-в-драчах, у Николыв-воробине, аль у Николы-на-болвановке, у Николы-в-котелках, или у Николы-в-хамовниках? Ко всем не поспеешь, а поехать к одному, так чтоб другие причты не обиделись: все приглашали на храмовый праздник и угощение».
Вот подлинно душа-то ангельская.
Я так завтра отправлюсь к Николе-на-курьих-ножках: там у Лобковых три праздника: приходский, именины сына и рождение насмешницы ma tante» (44; I, 163).
Надобно пояснить невегласем, что 6 декабря (по старому стилю) – праздник святителя Николая Чудотворца.
Кстати, в этой оригинальной дневниковой записи не отмечены еще Никола в Толмачах, Никола в Пыжах, Никола в Кобыльском, Никола Греческий, а подумать, так и еще припомнятся, хотя бы Никола Мокрый. Однако же если бы рекомый Петр Иванович вздумал бы поспеть на Никольщину в один из названных им храмов сегодня, то, пожалуй, и не узнал бы его. Мы сегодня видим эти храмы (сохранившиеся, конечно) отреставрированными, освобожденными от накопившихся за века пристроек, переделок, поновлений. На старых же фотографиях они выглядят для современного взгляда странными и непривычными.
Изобилие церквей и монастырей оживляло города еще и бесчисленными крестными ходами и другими уличными обрядами. Все тот же С. П. Жихарев пишет в дневнике: «Вчера ездил на иордан, устроенный против кремлевской стены на Москве-реке. Несмотря на сильный мороз, преосвященный викарий собором служил молебен и погружал крест в воду сам. Набережные с обеих сторон кипели народом, а на самой реке была такая толпа, что лед трещал, и я удивляюсь, как он мог не провалиться! В первый раз удается мне видеть эту церемонию в Москве: она меня восхитила. При погружении креста и громком пении архиерейских певчих и всего клира: «Во Иордане крещающуся тебе, господи» – палили из пушек и трезвонили во все кремлевские колокола, и это пение, и эта пальба, и звон, и этот говор стотысячного народа, с знамением креста, усердно повторявшего праздничный тропарь, представляли такую торжественность, что казалось, будто Искупитель сам плотию присутствовал на этом обряде воспоминания о спасительном его богоявлении погибавшему миру. Говорят, что в Петербурге эта церемония еще великолепнее; может быть, но сомневаюсь, чтоб она была поразительнее и трогательнее» (44; I, 184). Жихарев напрасно сомневался: в Петербурге обряд водосвятия на праздник Крещения Господня был не только великолепнее, но и поразительнее. На Неве напротив Зимнего дворца вырубалась большая иордань в форме креста, по сторонам устраивались мостки и над ними огромная палатка, украшенная флагами. Обряд погружения креста в присутствии Императорской фамилии, Двора, высших чиновников и всей гвардии в парадных мундирах, совершал не викарный епископ, а митрополит со всем синклитом, а с верков Петропавловской крепости гремел салют.
Церковная жизнь была именно общественной, и не только в смысле активного посещения храмов, крестных ходов и прочих уличных и храмовых церемоний людьми, но и в прямом смысле. Прежде всего, речь идет о ктиторстве: в каждом приходе избирался ктитор, или церковный староста, который должен был заботиться о благолепии храма и порядке в нем, о сборе средств на нужды храма и его причта. У ктитора было в храме даже особое место, рядом с которым продавали церковные свечи. Должность эта была весьма хлопотная и требовала больших личных расходов: церковные старосты поддерживали храм собственными, иной раз и немалыми деньгами. В то же время это была весьма почетная должность, так что богатые и известные в обществе люди активно интриговали при выборах ктитора. Кроме хлопот и расходов, это место приносило только славу и почет: никаких материальных или деловых выгод получить здесь было невозможно. Единственно лишь, при избрании на третий срок ктитор мог быть награжден жалованным кафтаном: бархатным, обшитым галунами, с галунными петлицами на груди.
