Олег Буткевич - Красота
* Тогда как случающееся вынесение этического возне человеческих взаимоотношений всегда метафорично.
Эстетическое восприятие в этом смысле предстает перед нами скорее как некая грань универсально отражательной способности материи, в лице человека познающей самою себя всю, как в общественных, так и в естественных своих закономерностях. Именно поэтому как нас, так и других авторов, «общественников» и «естественников» в равной мере, волнует прежде всего гносеологический аспект проблемы прекрасного.
Как видим, ссылка на якобы «аналогичную» общественно-объективную основу красоты и морали оказывается совершенно несостоятельной. Столь же несостоятельны и случающиеся ссылки на будто бы близкий красоте характер объективности стоимости, пользы и других подобных общественный явлений.
Мы знаем, что природные предметы, из которых состоит весь окружающий вещественный мир, в том числе и сам человек, являющийся физически высокоразвитым животным организмом, сами по себе, в своем физическом естестве, не обладают никакими общественными качествами. Физические предметы обретают объективно-общественные качества лишь постольку, поскольку они вовлечены в общественную практику. Так, те или иные продукты труда становятся товаром, получают общественно-объективное качество стоимости, те или иные люди в процессе развития производственных отношений занимают то или иное объективно-общественное положение.
Однако эти новые объективно-общественные качества и функции явлений, вовлеченных в сферу общественной деятельности, коренным образом отличаются от их природных качеств, никогда с ними физически не взаимодействуя. Общественные качества, именно потому что они общественные, а не естественные, никак не могут физически выражаться в естественных, чувственно воспринимаемых признаках вещей. Так, стоимость, хотя она и воплощается в вещах, то есть в тех или иных потребительных стоимостях, образующих, по словам Маркса, «вещественное содержание богатства, какова бы ни была его общественная форма» 17, будучи общественным качеством, никак объективно не выражается в чувственных признаках предмета. Ни форма предмета, ни материал, ни запах, ни цвет, ни степень его физической обработанности не являются прямым выражением стоимости предмета, ибо стоимость как общественное качество не имеет вещества чувственности. Она есть мера абстрактного труда, в силу своей абстрактности чувственно не воспринимаемого. Она, как и всякое общественное явление, в конечном итоге выражает взаимоотношения людей в процессе производства материальных благ, взаимоотношения, создавшиеся на основе действия объективных законов общественного развития.
Конечно, общественная форма движения материи, характеризуясь теми или иными человеческими отношениями, существует не в идеальном «надчувственном» мире. Конкретные отношения исторически складываются в обществе физически живущих люден из плоти и крови, владеющих вполне вещными предметами, потребляющих вполне реальные осязаемые продукты, производящих физические и духовные ценности. Вот почему, обладая необходимыми знаниями и воспринимая и отмечая внешние изменения явлений, можно ассоциативно или путем соответствующих умозаключений проследить общественные причины, повлекшие эти изменения. Увидев, например, новую шляпу или форменную фуражку на голове соседа, можно сделать вывод о переменах в его судьбе. Однако это вовсе не будет означать, будто от того, что мы косвенным путем пришли к такому выводу, фуражка обрела некие объективные, чувственно воспринимаемые нами общественные качества.
В этой связи очеловечивание природы, то есть придание предметам нового, несвойственного для их естественного состояния чувственно воспринимаемого облика, само по себе не есть еще придание им новых, именно общественных качеств. Ведь и животные изменяют предметы, объедая ветки деревьев, дробя камни, строя плотины, создавая различные искусственные сооружения (муравейники, соты, гнезда).
Физическое подчинение природы человеку происходит отнюдь не но законам общественным, но по законам естественным, по законам самой естественной природы, познанным человеком. Человек в процессе производственной практики, протекающей по общественным законам, познает в природе ее собственные естественные законы и уже на основании этих законов создает все материальные ценности, физически изменяя мир и приспосабливая его к своим потребностям.
Новые чувственно воспринимаемые качества второй природы, очеловеченной действительности, сами по себе, в их физической чувственной определенности не есть качества общественные. Общественные же качества мира, возникающие в производственной практике, будучи продуктом высшей формы движения материи, в чем бы они ил воплощались, всегда остаются определенными отношениями, между людьми в процессе производства. Поэтому вовлечение предметов в эти отношения и соответственно образование в них общественных качеств невозможно исследовать средствами объективного физического, химического, биологического и любого иного анализа, имеющего своим предметом чувственный мир явлении действительности.
На этом основании сторонники общественно-объективной природы эстетических качеств действительности строят один из основных, доводов в пользу своей теории. Суть его в следующем полемическом рассуждении.
Вы, мол, ищете красоту в естественном мире теми же средствами, что и другие естественные явления, то есть весами, термометрами и так далее, а она — красота — качество не естественное, а общественное. Она неуловима естественно-научными методами, так как общественные закономерности и качества характеризуют высшую форму движения материи, лишенную в самой себе вещества чувственности.
Спору нет, общественные явления и качества поддаются только логическому анализу. Спору нет, ни физическими, ни химическими приборами, фиксирующими естественные процессы, не зафиксировать и не воспринять ни одного общественного явления или процесса. Все это так. Но общественные процессы, явления и качества, не улавливаемые естественнонаучными методами, отлично поддаются в каждом конкретном случае научно-логическому исследованию. В каждом конкретном случае мы всегда, если располагаем необходимой информацией, можем определить, каков общественный смысл данного конкретного явления. Иначе общественная наука была бы не наукой, а шарлатанством. Например, если говорить о той же морали, мы принципиально в каждом реальном жизненном случае можем вполне убедительно показать, почему этот или другой человек хорош или плох и почему его качества в данном обществе общественно полезны или вредны. Столь же убедительно можно вычислить и конкретную стоимость того или иного товара. Такого рода исследования, как и всякое исследование конкретного общественного явления, осуществляются путем логического анализа на основе знания общественных закономерностей.
Позволительно спросить, каким научно-логическим анализом и на основе знания каких общественных закономерностей можно подвергнуть, скажем, конкретную красоту сегодняшнего заката сравнению со вчерашним, или особую прелесть заросшего кувшинками данного пруда сравнению с соседним, или красоту одного человеческого лица с другим? Никаким, конечно, ибо конкретная красота но поддается не только естественно-научному, но и вообще логическому исследованию.
Это обстоятельство превосходно проанализировал еще Кант в «Критике способности суждения». Гегель через всю философию искусства проводит ту же идею: «Рассудку невозможно постигнуть красоту» 18.
Нам возразят, что общественно-эстетические качества, не поддаваясь научному исследованию, доступны эстетическому восприятию. Это, конечно, верно. Однако пикантность положения заключается в том, что эстетическое восприятие, то есть то единственное средство, при помощи которого мы воспринимаем и оцениваем конкретную красоту, с точки зрения «общественников», несомненно, является своеобразным чувственным восприятием. А чувственное восприятие прежде всего тем и характеризуется, что при нем наши естественные органы чувств непосредственно воспринимают не общественные, но именно естественные природные качества, имеют дело с объемом, формой, цветом, светом и тому подобными природными явлениями.
Если обратиться к авторитетам, можно убедиться, что, как правило, исследователи подчеркивали чувственный характер эстетического восприятия. «[...] Прекрасное следует определить как чувственное явление, чувственную видимость идеи» 19, — это пишет Гегель в своем рассуждении об идее прекрасного.
