ДЖОРДЖО ВАЗАРИ - ЖИЗНЕОПИСАНИЯ НАИБОЛЕЕ ЗНАМЕНИТЫХ ЖИВОПИСЦЕВ, ВАЯТЕЛЕЙ И ЗОДЧИХ
Между тем, после того как умер кардинал Ипполито, на котором зиждилась вся полнота моих надежд, я начал сознавать, сколь суетны бывают подчас надежды, лелеемые нами на этом свете, и что полагаться следует прежде всего на самого себя и на то, чтобы из себя что-то представлять.
VIII. После этих работ, видя, что герцог целиком ушел в фортификацию и в строительство и чтобы иметь возможность лучше ему служить, я начал заниматься архитектурой и потратил на это очень много времени.
Между тем, так как необходимо было для предстоящего в 1536 году приема императора Карла V создать праздничное убранство Флоренции, герцог в связи с этим распорядился, чтобы уполномоченные по проведению этих торжеств держали меня при себе для проектирования арок и других украшений, которые должны были быть созданы по случаю этого приема, как о том уже говорилось в жизнеописании Триболо. После чего в качестве награды и помимо больших знамен для замка и для крепости мне был также заказан, как я уже говорил, фасад в виде триумфальной арки вышиной в сорок локтей и шириной в двадцать, которая была воздвигнута на площади церкви Сан Феличе, а затем и обрамление городских ворот около церкви Сан Пьеро Гаттолини. Все это были работы большие и мне не под силу, хуже того, поскольку эти милости восстановили против меня тысячи завистников, чуть ли не двадцать человек, помогавших мне в росписи знамен и в других работах, меня бросили, поддавшись наущению то одного, то другого из моих противников, добивавшихся того, чтобы я не смог справиться со столькими и столь значительными работами. Однако я, предвидевший козни этих людей, которым я всегда старался угодить, продолжал свое дело, отчасти работая собственными руками и день и ночь, отчасти же пользуясь услугами живописцев со стороны, которые помогали мне тайком, и пытался своими произведениями побороть все эти трудности и недоброжелательства.
Между тем Бертольдо Корсики, состоявший в то время главным распорядителем при Его Превосходительстве, успел доложить герцогу, что я взял на себя столько работ, что выполнить их к сроку я никогда не смог бы, главным образом потому, что у меня не было людей и что работы и так уже очень отстают. И вот, когда герцог меня вызвал и сообщил мне о тех слухах, которые до него дошли, я ему ответил, что работы мои выполняются в срок, в чем, если угодно будет Его Превосходительству, оно всегда может убедиться, и что конец – всему делу венец. И вот, вскоре после того, как я от него ушел, он тайком явился туда, где я работал, все осмотрел и отчасти убедился в зависти и коварстве тех, кто, не имея к тому никаких оснований, на меня нападал. Когда же наступил срок сдачи, у меня было в точности все закончено и все мои работы были уже расставлены по своим местам, в то время как некоторые из тех, кто больше думал обо мне, чем о самих себе, оказались несостоятельными. По окончании торжеств помимо четырехсот скудо, выплаченных мне за мои работы, герцог пожаловал мне триста за счет тех, кто не выполнил своих в назначенное время, как это и было уговорено. На эти заработанные мною и пожалованные мне деньги я выдал замуж одну из моих сестер, а вскоре определил в монахини другую, пожертвовав монастырю Мурате в Ареццо кроме ее приданого написанный мною алтарный образ Благовещения вместе с табернаклем для Святых Даров, включенным в этот образ, который был помещен в хор монастырской церкви там, где совершается служба.
IX. После этого сообщество Тела Господня в Ареццо заказало мне образ для главного алтаря церкви Сан Доменико, и я изобразил на нем Снятие со креста, а затем для сообщества св. Роха я начал писать алтарный образ для церкви этого сообщества во Флоренции.
Между тем, в то время как под покровительством герцога Алессандро я уже был на пути к тому, чтобы приобрести честь, славу и богатство, этот несчастный синьор был зверски убит, я же лишился всякой надежды на то, что я через его милостивое посредничество рассчитывал получить от судьбы. Поэтому, потеряв за немногие годы Климента, Ипполито и Алессандро, я решил по совету мессера Оттавиано искать счастия не при дворах, а только в искусстве, хотя и не трудно было мне устроиться при новом герцоге, синьоре Козимо деи Медичи. И вот, дописывая в Ареццо названный алтарный образ вместе с его обрамлением на стене церкви Сан Рокко, я уже готовился к отъезду в Рим, как вдруг через посредство мессера Джованни Полластры (к стопам которого я всегда припадал и которому я считаю и всегда считал себя обязанным за все лучшее, что я имел в жизни) меня, по воле Божьей, вызвали в Камальдоли святые отцы этой пустыни, возглавляющей всю камальдульскую общину, с тем чтобы я осмотрел все то, что они намеревались осуществить в своей церкви. Приехав туда, я испытал высшее наслаждение от горной и вечной уединенности и тишины этой святой местности, и хотя я сразу же заметил, что почтенные на вид святые отцы, увидев, насколько я еще молод, призадумались, я собрался с духом и поговорил с ними так, что они все же решили воспользоваться мною для многих живописных работ маслом и фреской, которые предполагались в их церкви в Камальдоли. Однако в то время как они хотели, чтобы я, прежде чем браться за что-либо другое, написал им образ главного алтаря, я вескими доводами им доказал, что лучше начать с одного из более мелких образов, предназначавшихся для трансепта, и что, закончив его, я мог бы продолжить в том случае, если он им понравится. К тому же я не хотел заключать с ними твердых денежных условий, но сказал им, что если моя работа им понравится, пусть они, как только она будет закончена, заплатят за нее по своему усмотрению, а если не понравится, пусть они мне ее возвратят, ибо я весьма охотно оставлю ее у себя. А так как условия эти показались им даже слишком честными и любезными, они согласились на то, чтобы я приступил к работе.
X. И вот, после того как они мне сказали, что им хотелось бы видеть на образе Богоматерь с младенцем на руках, а также св. Иоанна Крестителя и св. Иеронима, так как оба они были пустынниками и жили в зарослях и лесах, я покинул пустынь и спустился до аббатства в Камальдоли, где, быстро сделав рисунок, который им понравился, я начал писать образ и за два месяца полностью его закончил и поместил на предназначенное ему место, к великому удовлетворению святых отцов (насколько можно было судить по их виду) и меня самого, испытавшего за эти два месяца, насколько сладостный покой и честное одиночество более способствуют работе, чем шум площадей и придворной жизни, убедившегося, говорю я, насколько я ошибался, что до сих пор возлагал свои надежды на людей и на те издевательства и интриги, на которых стоит свет.
Итак, закончив названный образ, я тотчас же получил заказ на остальную часть трансепта, а именно на истории и на все то, что снизу доверху надлежало написать фреской, с тем чтобы я сделал это в ближайшее же лето, так как зимой было бы почти что невозможно писать фреской на этих альпийских высотах в окружении гор.
Пока что, вернувшись в Ареццо, я закончил образ для церкви Сан Рокко, написав на нем Богоматерь, шесть святых и Бога Отца, держащего в руках стрелы, которые изображают чуму и которые он ниспосылает на землю, в то время как св. Рох и другие святые молят его за народ. На стене – много фигур, написанных фреской, которые вместе с образом не хуже и не лучше того, что они есть на самом деле.
После этого брат Бартоломео Грациани, августинский монах монастыря в Монте Сан Совино, вызвал меня в Валь ди Капрезе, где заказал мне для главного алтаря церкви Сант Агостино этого монастыря большой образ маслом на дереве. Договорившись с ним, я отправился во Флоренцию повидать мессера Оттавиано. Пробыв там несколько дней, я с большим трудом добился того, чтобы не вернуться на службу при дворе, как тому этого хотелось. Все же я вышел победителем, приведя веские доводы, и решил, прежде чем за что-нибудь браться, поехать в Рим. Однако мне это не удалось, прежде чем я не написал для названного мессера Оттавиано копию с той картины, на которой Рафаэль Урбинский изобразил папу Льва, кардинала Джулио деи Медичи и кардинала де'Росси, так как герцог требовал оригинал, находившийся в то время у названного мессера Оттавиано. Эта копия, мною сделанная, находится ныне в доме наследников этого синьора, который, когда я уезжал в Рим, вручил мне вексель на сто скудо на имя Джовамбаттисты Пуччини, обязанного мне их выплатить при первом моем требовании, и сказал мне: «Пользуйся ими, чтобы обеспечить себе возможность учиться, а при случае сможешь их вернуть по желанию либо своими работами, либо наличными».
XI. Итак, приехав в Рим в феврале 1538 года, я провел там весь июнь, занимаясь совместно с моим подмастерьем Джовамбаттистой Кунджи из Борго рисованием всего того, что я не успел зарисовать за время моих прошлых приездов в Рим, в частности того, что было зарыто под землей в гротах. Из архитектуры или скульптуры я не оставил ничего, что я не зарисовал бы и не обмерил. Настолько, что я поистине могу утверждать, что рисунков за этот промежуток времени я сделал более трехсот, от которых впоследствии в течение долгих лет я получал и радость и пользу, пересматривая их и освежая в себе память о всех вещах, виденных мною в Риме.
