Андрей Пелипенко - Избранные работы по теории культуры
От опосредующих фильтров не свободны ни психосенсорное восприятие, ни акты сознания. Однако прямое восприятие психосферных явлений в обход сознания в принципе возможно, но для оформления опыта, полученного в результате такого восприятия, как правило, в режиме ИСС, без культурных кодов и, следовательно, участия сознания, не обойтись. Желанное для всех без исключения эпох прямое восприятие, дающее, соответственно и прямое знание-переживание о всех уровнях реальности в обход сознания с его фильтрующими и отчуждающими опосредованиями, остаётся своего рода «чёрным ходом», «атавизмом», который Культура старательно преодолевает, но никогда не может преодолеть до конца. Неслучайно взлёты спиритуализма и прорывы к прямому интуитивно-холистическому мировосприятию происходят, как правило, в переходные и кризисные эпохи, когда нормативность традиционных кодификакций ослабевает, и сознание частично освобождается от диктатуры знака.
Впрочем, полностью перекрыть каналы «подглядывания» в ИМ через психосферу культуре никогда не удаётся. Но опыт, полученный в результате таких включений, она стремится взять под максимальный контроль, втиснуть его и упаковать в легитимные знаковые формы, которые «оттягивают» на себя энергию прямого экзистенциального переживания. В ходе этого опосредования когнитивные практики, левополушарные в своей нейрофизиологической основе, в конце концов подменяют прямое довербально-интуитивное знание вторично сконструированным семиотическим эквивалентом-суррогатом. Последний постепенно выходит на главенствующую позицию, становится и способом, и самим содержанием самоопределения человеческой идентичности, как индивидуальной, так и коллективной.
Почти полная победа такой схемы в истории осуществилась лишь одни раз и в одном месте: в культуре европейского Модерна и на его периферии.
Вообще, мысль о том, что Западная цивилизация с присущим ей сциентистским рационализмом демонстрирует триумф левополушарной когнитивности, достаточно тривиальна. Ещё Р. Орнстайн в книге «Психология сознания» левополушарную когнитивность связывал с культурой рационалистического и технологического Запада, тогда как когнитивность правополушарную – с интуитивностью, мистикой и спиритуализмом Востока [407; а также: 406, 405; 299; 350].
Во всех иных культурах психосферные явления, отвергаемые европейской рационалистической наукой, понимаются как естественная и неоспоримая часть бытия, тогда как европейскому интеллекту этот суррогат «видится» единственной формой достоверного знания '.
Человек и Культура самоопределяются и коэволюционируют в медиации импликативного и эмпирического миров через взаимопричастность к психосфере. Но психосфера существует не сама по себе как изначально пустое и чем-либо затем наполняемое пространство. Структурируется она и обретает себя в разворачивании ментальных и культурных практик. При этом вопрос о первичности и вторичности неуместен – было бы странно, если бы здесь работали простые причинно-следственные зависимости. Иными словами, та модальность психосферы, которая способна восприниматься человеком, к актуальному бытию вызывается только посредством человеческой же ментальной активности. В этом один из аспектов участия человеческого сознания, точнее, ментальности в формировании окружающего мира.
Психосфера не имеет и не может иметь ясно очерченных границ. Психизм как проявление интенциональных воздействий на основе ВЭС присущ (и это не мистика!) всем структурам Вселенной, включая неорганические образования, живые организмы и отдельные группы клеток. Проявления психизма наблюдают также и в «поведении» групп атомов и квантовых объектов, что иногда спешат объявить проявлениями субъектности. Всё это тоже имеет отношение к психосфере, хотя с человеческой позиции может показаться лишь её преддверием; ведь только в человеческом мире, в мире культуры достигается степень автономности и отпадения структур от всеобщей связи, которая требует качественно иного уровня и характера медиации. Эволюционная перестройка природного психизма на такую медиацию и порождает психосферу в её собственно человеческом измерении и в границах, охватываемых человеческим восприятием. [150]
Психосферные явления – это, прежде всего проявления не дискретных феноменов, а стоящих за ними интенций, ибо интенциональность – ключ к пониманию не только межсистемной, но и полимодальной связи всего сущего (см. гл. 1). Под последней понимается весь спектр медиационных связей и отношений между ИМ и миром бытия актуализованного (эмпирического) и потому «распластанного» в пространственно-временном континууме. Особенно важно, что психосфера представляет собой не какой-то отдельный вид ВЭС, а именно модальность связи всеобщей, холономной, берущей начало по меньшей мере с квантового уровня и охватывающей все уровни реальности. Границы же этой модальности определяются, как уже говорилось, возможностями человеческогока восприятия. Каковы они в усреднённном психо-сенсорном режиме и насколько они способны расширяться – вопрос отдельный.
Для построения гипотезы психосферы необходимо иметь смелость отказаться от изначального согласования базовых её предпосылок с имеющимися научными парадигмами (хочется сказать, предрассудками) и за основу принять сумму её прямых и косвенных проявлений, которых общепринятые научные теории не объясняют. Причём проявления эти не относятся исключительно к сфере психического в узком его понимании. Отношение они имеют ко всем аспектам человеческого бытия. Психика – лишь принимающее и перерабатывающее (кодирующее и декодирующее) устройство, чувствилище, способное в том или ином диапазоне воспринимать, и фиксировать проявления психосферы[150], хотя ее активность к этому, разумеется, не сводится. Поэтому проявления эти здесь рассматриваются, прежде всего, не в психическом или психологическом аспекте, а в измерении теоретико-культурном.
Что же понимается под психосферными явлениями, и какое они имеют теоретико-культурное значение? Нижеследующие соображения вовсе не преследуют цели в очередной раз затеять спор с академической наукой по поводу существования/несуществования определённого класса явлений или, более того, оправдать какие-либо паранаучные спекуляции. Но без учёта этих явлений картина культурной реальности предстаёт ущербной, а научно познавательные парадигмы, запретившие себе рассматривать их как нечто действительно существующее, вынуждены, как водится, довольствоваться подгонками и натяжками.
Когда речь заходит о магических, мифологических, религиозно-символических и подобных сферах, разговор, как правило, сводится к обсуждению «представлений» и уходит от сакраментального вопроса об их онтологических основаниях. При этом сами эти «представления» чаще всего рассматриваются как нечто надстроечное, необязательное, добавленное [151] к «базовым стратегиям жизнеобеспечения», которые в своей рационально-утилитарно-социально-технологической самодостаточности высятся над всяческими «фантастическими измышлениями о сверхъестественном». И даже авторы специальных работ по этнографии, религиоведению и фольклористике склонны, как правило, этот колоссальный по своему объёму и значению класс явлений «объяснять» иррационализмом вненаучных форм сознания, слепой верой, вымыслом и т. п., отдавая его на откуп мистике и паранауке.
Разумеется, я немного утрирую – внимание к «внерациональным» формам перцепции неуклонно растёт [см.: 79, с. 63–104; 261, с. 58–93; 392].
Так, к примеру, в лабораториях Принстонского, Кембриджского и др. университетов собран внушительный экспериментальный материал, доказывающий, что человек способен воспринимать информацию, недоступную для ныне существующих приборов и, что не менее важно, «внерациональным» образом воздействовать на разного рода естественные процессы. Приведу лишь два из множества примеров. В ходе экспериментов, проводимых с 1992 по 1995 гг., установлено было, что человеческие чувства как проявление психической интенциональности способны изменять форму помещённой в пробирку молекулы ДНК [424; 423, p. 438–439], в частности, заставлять её то закручиваться, то раскручиваться [424]. По данным Института математики сердца (США)[152], вокруг человеческого сердца концентрируется энергетическое поле (именно так!) в форме тора диаметром от полутора до двух с половиной метров. А способность воды и других жидких веществ (нежидких, впрочем, тоже) нести информационные коды, не выводимые, так сказать, из их физической субстанции, стали уже притчей во языцех[153]. Открытия здесь заключаются не только в расширении представлений о физической природе вещей, но в изменении представлений о прямых перцептивных возможностях человека, не опосредованных научным инструментарием.
