Аркадий Казанский - Данте. Демистификация. Долгая дорога домой. Том I
Флегий – по греческому мифу – царь лапифов, сын Олимпийского Бога Ареса (Марса) и смертной, внук Зевса. В гневе на Аполлона, обольстившего его дочь, он сжег Дельфийский храм и был ввергнут в Аид. У Данте он – злобный страж пятого круга, перевозчик душ через Стигийское болото, где казнятся гневные и вялые.
«Слово и дело» – в очередной раз заявляет Вергилий, предъявляя фирман Великого Визиря, гарантирующий беспрепятственный проезд. Возничий, видя, что ему придётся перевозить христианина, скривился, «искажая лик». Ярчайшая звезда созвездия Возничий – Капелла (козочка) – переменная звезда. На Карте Звёздного Неба, созвездие Возничий оборачивается через плечо (искажает лик), глядя на Капеллу.
Ладья отягчается, как только в неё вступает Данте. Случалось ли тебе, мой дорогой читатель, переправляться через реку на маленькой лодке. Пока в ней один-два человека, кажется, что она не меняет своей осадки, когда же ты вступаешь в неё третьим, кажется, что лодка огружается очень глубоко и вот-вот зачерпнёт воды. Путники отправляются в плавание по заливу Золотой Рог.
Mentre noi corravam la morta gora,
dinanzi mi si fece un pien di fango,
e disse: «Chi se» tu che vieni anzi ora?» [33]
E io a lui: «S'i» vegno, non rimango;
ma tu chi se», che sì se» fatto brutto?»
Rispuose: «Vedi che son un che piango». [36]
E io a lui: «Con piangere e con lutto,
spirito maladetto, ti rimani;
ch'i» ti conosco, ancor sie lordo tutto». [39]
Allor distese al legno ambo le mani;
per che «l maestro accorto lo sospinse,
dicendo: «Via costà con li altri cani!» [42]
Lo collo poi con le braccia mi cinse;
basciommi «l volto, e disse: «Alma sdegnosa,
benedetta colei che «n te s'incinse! [45]
Посередине мертвого потока
Мне встретился один; весь в грязь одет,
Он молвил: «Кто ты, что пришел до срока?» [33]
И я: «Пришел, но мой исчезнет след.
А сам ты кто, так гнусно безобразный?»
«Я тот, кто плачет», – был его ответ. [36]
И я: «Плачь, сетуй в топи невылазной,
Проклятый дух, пей вечную волну!
Ты мне – знаком, такой вот даже грязный». [39]
Тогда он руки протянул к челну;
Но вождь толкнул вцепившегося в злобе,
Сказав: «Иди к таким же псам, ко дну!» [42]
И мне вкруг шеи, с поцелуем, обе
Обвив руки, сказал: «Суровый дух,
Блаженна несшая тебя в утробе! [45]
Залив Золотой Рог XVIII века – грязная, загаженная, мёртвая лужа. Жители огромного города и многочисленных сёл, расположенных на его берегах сбрасывают в него все нечистоты и отходы производства – от кустарного кожевенного до промышленных отходов металлургических заводов, которых в Константинополе много.
Посреди потока Данте встречается один знакомый ему дух – тот, кто плачет – которого он с презрением отталкивает от себя.
Случалось ли тебе, мой дорогой читатель, бороться со своими недостатками? Насколько это тяжело, сможет сказать только победивший их. Здесь поэт встречается с побежденным им самим грехом – унынием; Вергилий благословляет его самого и родившую его.
Quei fu al mondo persona orgogliosa;
bontà non è che sua memoria fregi:
così s» è l'ombra sua qui furïosa. [48]
Quanti si tegnon or là sù gran regi
che qui staranno come porci in brago,
di sé lasciando orribili dispregi!» [51]
E io: «Maestro, molto sarei vago
di vederlo attuffare in questa broda
prima che noi uscissimo del lago». [54]
Ed elli a me: «Avante che la proda
ti si lasci veder, tu sarai sazio:
di tal disïo convien che tu goda». [57]
Dopo ciò poco vid'io quello strazio
far di costui a le fangose genti,
che Dio ancor ne lodo e ne ringrazio. [60]
Tutti gridavano: «A Filippo Argenti!»;
e «l fiorentino spirito bizzarro
in sé medesmo si volvea co» denti. [63]
Он в мире был гордец и сердцем сух;
Его деяний люди не прославят;
И вот он здесь от злости слеп и глух. [48]
Сколь многие, которые там правят,
Как свиньи, влезут в этот мутный сток
И по себе ужасный срам оставят!» [51]
И я: «Учитель, если бы я мог
Увидеть въявь, как он в болото канет,
Пока еще на озере челнок!» [54]
И он ответил: «Раньше, чем проглянет
Тот берег, утолишься до конца,
И эта радость для тебя настанет». [57]
Тут так накинулся на мертвеца
Весь грязный люд в неистовстве великом,
Что я поднесь благодарю Творца. [60]
«Хватай Ардженти!» – было общим криком;
И флорентийский дух, кругом тесним,
Рвал сам себя зубами в гневе диком. [63]
Вергилий говорит, что встреченный ими дух в мире был гордецом с сухим сердцем и деяний его люди не прославят. Он подтверждает, что поэт был там правителем – монархом, одним из многих, которые оставляют по себе ужасный срам.
Данте готов без сожаления увидеть, как его грех канет на самое дно. Вергилий благословляет его, выдержавшего тяжёлую борьбу с этим грехом. Весь грязный люд залива набрасывается на отвергнутый и убитый им грех, доставляя удовольствие увидеть, как флорентийский дух рвёт сам себя зубами.
Это уже четвёртый грех Данте, встреченный им в Аду – уныние. Он называет его «флорентийским духом». Если это его родина, не пристало так с ней обходиться. Но я думаю, что его родина где-то в другом месте, а во Флоренцию он был отправлен на учёбу (под розги педанта) и там грешил унынием. Возможно, там его называли Ардженти (Серебряным) Филиппо. К сожалению, М. Л. Лозинский не привёл в переводе имени Ардженти; исправляю эту недоработку.
Небольшой штрих, дополняющий картину: во всех случаях, как я покажу позже, Флоренцией Данте называет Францию, поэтому «флорентийский дух» следует понимать, как «французский дух». С другой стороны, Вергилий, отправляя Ардженти на дно, называет его «псом», а это уже относится к России; здесь вдруг запахло «русским духом». Думаю, в дальнейшем станет ясно, почему.
Quivi il lasciammo, che più non ne narro;
ma ne l'orecchie mi percosse un duolo,
per ch'io avante l'occhio intento sbarro. [66]
Lo buon maestro disse: «Omai, figliuolo,
s'appressa la città c'ha nome Dite,
coi gravi cittadin, col grande stuolo». [69]
E io: «Maestro, già le sue meschite
là entro certe ne la valle cerno,
vermiglie come se di foco uscite [72]
fossero“. Ed ei mi disse: „Il foco etterno
ch'entro l'affoca le dimostra rosse,
come tu vedi in questo basso inferno». [75]
Так сгинул он, и я покончу с ним;
Но тут мне в уши стон вонзился дальный,
И взгляд мой распахнулся, недвижим. [66]
«Мой сын, – сказал учитель достохвальный, —
Вот город Дит, и в нем заключены
Безрадостные люди, сонм печальный». [69]
И я: «Учитель, вот из-за стены
Встают его мечети, багровея,
Как будто на огне раскалены». [72]
«То вечный пламень, за оградой вея, —
Сказал он, – башни красит багрецом;
Так нижний Ад тебе открылся, рдея». [75]
Дит – латинское имя Аида, или Плутона, властителя преисподней, сына Кроноса и Реи, супруга Персефоны, брата Олимпийских Богов Зевса и Посейдона. Данте называет так Люцифера (лат. Lucifer – Светоносец, древнерусск. – Денница), верховного дьявола, «Князя мира сего», царя Ада. Его имя носит адский город, окруженный Стигийским болотом – области Ада, лежащие внутри крепостной стены и носящие общее название нижнего Ада.
Поэт слышит дальний стон, потом показывается город Дит – столица Ада. На Земле ему соответствует столица Османской империи – город Константинополь, ещё не получивший имени Стамбул [Рис. А. VIII. 3]. С точки зрения христианина, этот город – исчадие Ада, и, действительно его столица. За стеной «вечного города», раскинувшегося по обоим берегам залива Золотой Рог, возвышается много огромных мечетей, с бесчисленного множества минаретов которых доносится стон (восхваление Аллаха). Данте описывает их багровыми в лучах вечерней зари, как бы горящими адским огнём. Только Константинополь в XVIII веке имел так много мечетей внутри себя. В XV веке, перед падением под ударами османов в 1453 году, этот город имел только один огромный православный храм – Святую Софию Константинопольскую [Рис. А. VIII. 4], которая была впоследствии преобразована в мечеть – Айя София. Остальные огромные мечети появились в этом городе в период наивысшего могущества Османской империи, во второй половине XVI века, построенные под руководством одного великого архитектора – Синана, прожившего до 98 лет (подтверждение моей мысли, что люди того времени могли прожить 100 лет, постоянно работая!) [Рис. А. VIII. 5]
Из академической статьи:
Зодчий Синан родился в 1490 году, во внутренней Анатолии, в Кайсери, в деревне Аырнас, в семье греков-христиан. Его имя – Иосиф. Ко двору попал, когда происходила мобилизация в войска янычар. И начал свою прославленную карьеру он простым столяром.
Он был направлен в Стамбул, где принял Ислам. В то время ему было 23 года, и он не подходил для высшей школы Эндерун по возрасту, ввиду чего был направлен во вспомогательную школу, находящуюся при Имперском колледже. Спустя три года Синан окончил школу и стал квалифицированным архитектором и инженером, а уже через 6 лет с момента поступления в школу участвовал в последней военной кампании султана Селима I на острове Родос, которая окончилась со смертью султана.
