Гвидо Мансуэлли - Цивилизации древней Европы
С экономической точки зрения это были общины, которые обусловливали внешнюю и внутреннюю торговлю: торговцы перемещались поэтапно, с территории на территорию, вдоль длинных трансконтинентальных путей. Впрочем, то же самое отмечено и у других народов: дар агафирсов, предназначенный для святилища в Дельфах, сопровождался от одного племени к другому — племена встречались на большей части пути. Это естественная система организации, характерная для данного периода.
Начиная с V в. до н. э. карта распределения греческих и италийских находок модифицируется. Ушедший VI в. до н. э., в течение которого они были в большом количестве зафиксированы в низовьях Роны, а в соседних регионах вплоть до Бургундии встречались редко, показывает, что отношения юго-востока Галлии со средиземноморским миром были менее тесными. Северо-восток, напротив, входит в центральноевропейское пространство, включая средний Рейн и Баварию, где в течение почти двух с половиной веков концентрировалась привозная средиземноморская готовая продукция и некоторые первичные материалы, например кораллы.
Этот факт, который Ж. Ж. Хатт отметил в своей новой книге, частично объясняется, по мысли автора, тем, что роль долины между Роной и Сеной перешла к долинам реки По, Тессина и Рейна. Это следствие карфагенской политики в Западном Средиземноморье, препятствовавшей распространению интересов Марселя. Но перемещение к северу эпицентров импорта свидетельствует также о том, что этот регион на короткое время стал центром преобладающей политической силы: концентрация власти, естественно, привела здесь к параллельной концентрации коммерческой деятельности. На юго-восток и в центр Галлии непрерывно ввозились только первичные материалы, необходимые для ремесленного производства, прежде всего янтарь, кораллы и стеклянная масса.
Эти факты объясняют трансформацию гальштатской культуры в культуру Ла Тен, то есть переход от кельтского доисторического периода к историческому. Находки, подобные тем, что были обнаружены в Викс, не могут относиться к эпохе Ла Тен. Только вожди небольших монархических объединений, предшествующих V в. до н. э., могли иметь столь ценные вещи. Впоследствии своеобразный эгалитарный характер погребального убранства показывает приход общества, организованного в классы. С экономической точки зрения констатируют, что аристократия заменяет царей. Знаменитая ваза из Викс, которая поражает своей красотой и особенно своими величественными размерами всякого, кто зайдет в небольшой музей в Шатийон-сюр-Сен, вероятно, была заказана правителем кельтской цивилизации (по своей сути еще гальштатской) далекому греческому мастеру; возможно также, это был «дипломатический» подарок, преподнесенный средиземноморскими торговцами с целью получить право пройти через чужие земли. Некрополь в Викс был расположен на дороге, которая связывала бассейн Роны с бассейном Сены, — поэтому последняя интерпретация кажется вполне правдоподобной.
Сокращение импорта в данном регионе соответствует осознанию национальных ценностей; кельтские ремесленники вскоре перестают обращаться к иностранным образцам движимого имущества и изысканных украшений. Привезенные предметы своей редкостью больше не интересуют кельтов. Поистине каждая фаза культуры Ла Тен соответствует, по мнению Дешелетта, определенной совокупности материальных заимствований, но равным образом очевидно, что частота находок, их качество и ценность гораздо выше, чем на предшествующем уровне. Со временем здесь проявляется все более узкая функциональность. Преобладает спрос на изделия менее дорогие, оружие, предметы обстановки, «серийную» продукцию, импортированную и впоследствии переработанную на местный манер. Этим объясняется распространение кампанийской керамики, функциональной, но малоценной, на юге Галлии и в Альпах и относительная редкость средиземноморских драгоценных вещей даже на балканском пространстве, где контакты были более частыми и тесными: существование кельтской «греческой» группы более очевидно в устье Роны, чем на Балканах. Отметим, однако, что кельты, великолепные ремесленники по железу, золотых дел мастера и декораторы, в целом приняли бронзовые предметы по причине хорошего качества и прочности средиземноморских сплавов, а позже они смогли имитировать их сами. Цезарь заметил, что торговцы, прибывающие из Италии и Греции, встречались все реже, по мере того как удалялись от Provincia. Воспитанный на эллинистических доктринах, он полагал, что моральный прогресс обратно пропорционален жизненному благополучию: у бельгийцев он наиболее заметен, потому что в своем примитивном образе жизни они проявляли наибольшую отсталость. В эту эпоху импорт в Южную и Центральную Галлию возобновляется, что объясняется повторным открытием Средиземноморья в результате римских побед над Карфагеном, которые повысили значение итальянского побережья Тирренского моря и, конечно же, Марселя. Речь идет главным образом о приобретении галлами сельскохозяйственной продукции, в частности масла и вина, которое пользовалось спросом с давних пор: как рассказывали те, кто побывал в Италии, этруски предлагали им угощение в виде вина и инжира.
Импорт, которым не были задеты более отдаленные внутренние регионы, по объемам уступает экспорту, который составляли продукты скотоводства — кожи и мясо, а также пушнина. Кельтские группы служили посредниками в распространении на юг минерального сырья или металлических полуфабрикатов и янтаря: сырье, необходимое для индустрии Средиземноморского бассейна, пользовалось особенно высоким спросом. Металлические ресурсы — в основном золото — усиливали кельтскую экономику в международном плане, и именно в сторону центров минеральных месторождений и плодородных регионов направляется кельтская колонизация, то есть на юго-запад и юговосток Европы.
Этот факт ясно показывает, что направления экспансии, несмотря на то что в действительности не подчинялись планированию, соответствовали все-таки определенным экономическим критериям, основанным на точном знании мест и их ресурсов. Этим объясняются перемещения масс, иногда довольно значительные. В исторической традиции они сравниваются с италийской ver sacrum,[18] которая представляла собой усиленную эмиграцию молодых людей с целью сократить прирост населения. Это объяснение на самом деле в древности соответствует состоянию, когда сельское хозяйство, все еще технически отсталое, могло поставить некоторые общины перед дилеммой: разделиться или погибнуть. Относительное распространение в эпоху Цезаря бойев и битуригов вызвано расселением примитивных племен по этой причине. Позже, конечно, это было связано с необходимостью сельскохозяйственного прогресса, применения глубокой вспашки и внедрения в оборот культур, малоизвестных ранее, тем более что значительная часть населения занималась металлургией или коммерцией. Однако сомнительно, чтобы равновесие между демографическим ростом и экономическими ресурсами реализовалось за счет регулярных расселений. Эмиграция зачастую принимала форму наемничества, где авантюрный дух сочетался с общепризнанной ценностью кельтских солдат, и десятки лучших кельтов со своими мечами поступали на службу к далеким иноземным правителям. Речь шла не о личной инициативе. Наемничество часто приобретало ту же форму, что и переселенческие потоки, с которыми оно в результате иногда смешивалось: это были группы, подчинявшиеся предводителю и сопровождавшиеся женщинами и детьми; отдельные группы, имевшие сначала иные цели, в итоге, так же как в Азии, посвящали себя этому доходному делу, которое поддерживалось потребностью в войсках эллинистических монархий и Карфагена.
Распространение кельтизма не имело целью установление империи, которое предполагало централизованную, крепкую организацию, каковой не существовало: «империя кельтов», если представлять ее в политическом смысле, лишь риторическая формула. Мотивы этой экспансии были, повторяем, прежде всего демографическими и экономическими: сначала нужно было заполнить демографические лакуны и получить минеральные и сельскохозяйственные ресурсы — кельты внутренних македонских районов имели репутацию великолепных землепашцев.
Вследствие миграций кельты реализовали в течение некоторого времени культурные черты, общие для значительной части континента и Британских островов. И прежде чем римляне разглядели континентальное европейское единство, оно уже стало по большей части реальным фактом. По правде, хотя кельты и были восприимчивы к культурным и политическим эклектическим решениям, они жили так же, как прежде: они являлись наследниками континентальных цивилизаций, о чем свидетельствует их малый интерес к морю, за исключением прибрежных атлантических регионов. Кельты размещались в основном в глубинных землях, их торговля была исключительно караванной, а верность племенным институтам — безграничной. Взаимные влияния и «эндосмос»,[19] обусловленные их миграционными перемещениями, сохранили практически нетронутым общее духовное наследие. Оно заключалось в религиозных убеждениях и их внешних проявлениях, представителями и арбитрами которых были друиды. Иначе все происходило в периферийных зонах, которые фактически не участвовали в жизни этого сложного организма.
