Николай Ямской - Легенды московского застолья. Заметки о вкусной, не очень вкусной, здоровой и не совсем здоровой, но все равно удивительно интересной жизни
Нет, вполне конкретных предложений очередной музе переспать здесь тоже хватало. Да и классически запойный аромат нет-нет да и прорезывался. Но все же куда чаще, чем в Дубовом, перебивался неподдельно свежим дыханием интереса к литературе, искренней озабоченностью происходящим в стране и горячим желанием называть белое «белым», а черное — «черным». Советской власти, которую люди интеллигентные называли между собой «Софьей Власьевной», здесь не больно-то заглядывали в рот.
Ночь, полная не утвержденных в горкоме чудесС точки зрения фронды в ЦДЛ иногда происходили удивительные проколы. Один из таких случился на Рождество 1974 года, как раз на творческом вечере Василия Аксенова. Главный сюрприз преподнес сам Аксенов. Он читал джазовые главы из своего нового романа «Ожог», которые по тем временам отдавали жесткой антисоветчиной. Откуда-то набившаяся в режимный (вход строго по билетам члена СП) дом длинноволосая, «джинсовая» публика балдела. Администрация впала в прострацию. За кулисами бегали растерянные дежурные работники ЦДЛ, которые забыли все спасительные номера карательных телефонов. Гласом вопиющего в пустыне звучали вопли карликового администратора Аркадия Николаевича, прославившегося тем, что однажды он, отважно разметав охрану, не пустил в дом самого Микояна (старейшего члена всемогущего политбюро, много лет, между прочим, курировавшего всю общепитовскую систему СССР. — Авт.) — у того не было пропуска. Так вот, срываясь на фистулу, администратор голосил: «Дайте занавес!» Но «давать» было некому — рабочие сцены с отвисшими от восторга челюстями сидели на ведущих к сцене ступеньках и слушали Аксенова.
Два мира — два кефираРастерялся даже многоопытный заместитель директора дома товарищ Шапиро. По странной иронии судьбы в то время в Москве работал другой Шапиро — его случайный однофамилец. Он был старейшиной аккредитованных в СССР иностранных журналистов и корреспондентом Ассошиэйтед Пресс в Москве. По этому поводу в тогдашней Москве ходил каламбур, придуманный неподражаемым Вагричем Бахчаняном, тогда автором последней полосы «Литературной газеты»: «Два мира — два Шапиро». Однако на этот раз сплоховал даже наш Шапиро.
А Василий Аксенов как ни в чем не бывало продолжал читать: «Прощай, прощай, Хемингуэй, солдат свободы! Прощай и ты, старая давалка с Курского вокзала…»
Словом, это было нечто такое, чего до сих пор в советской литературе как бы не водилось и в Центральном доме «советских инженеров душ» никогда не звучало…
Шапиро явно ощущал себя на грани инфаркта. Онемев, он во время перерыва в великом смятении метался по Пестрому залу. Пока не узрел спокойно пившего кофе поэта Петра Вегина и, бросившись к нему, не запричитал: «Скажи мне, что будет дальше? Ты же друг Аксенова, должен знать… Что мне делать — райком и горком закрыты, позвонить некому…»
Конец карьеры «Семижопова»Из-за этого «позвонить некому» вечер благополучно продолжился демонстрацией отрывков из художественных фильмов, снятых по сценариям Аксенова. А далее наступила часть, где всех присутствующих ждал еще один, венчающий тот памятный рождественский вечер сюрприз.
Перед этим последнюю судорожную попытку прекратить «шабаш» предпринял еще один персонаж — некий, говорят, связанный с компетентными органами администратор по фамилии Семиженов, которого за глаза конечно же все называли — см. в подзаголовке. Но все тщетно. После первых аккордов группы «Арсенал» зал взвыл от восторга — ансамбль Алексея Козлова играл фрагменты из Jesus Christ Superstar. Эта рок-опера была тогда страшно популярна во всем мире, но в СССР запрещена. Словом, в итоге вечер триумфально завершился победой молодых неформалов, с Шапиро в горкоме сняли стружку, а Семи… Ну да!
Словом, в ЦДЛ его с тех пор больше не видели.
Как жаль, что вас с нами «не сидело»!По странному капризу судьбы ровно через семнадцать лет ни советской власти, ни Союза советских писателей не стало. Зато сам ЦДЛ с рестораном и кафетерием благополучно перескочил в современность. Очутившись как-то снова в тщательно отреставрированном Дубовом зале, я поразился — сплошной антиквариат. Кормят по-русски. Но как-то фантазируя на французский лад. В меню: корейка ягненка на гриле с солеными сливами, баранья ножка в виноградных листьях, перепелки, запеченные в гнездах («гнезда» на самом деле — большие баранки с маком). Все очень вкусно. Но когда попросишь счетец, вдруг вспоминаешь, что когда-то в этих же стенах ограничивался чашечкой кофе с рюмочкой коньяка. И заплатив за все — с ума сойти! — 60 советских копеек, проводил целый вечер в содержательных беседах с ярыми сторонниками «телеграфной» прозы и очень милыми девушками, легко хмелеющими от самых непритязательных любовных стихов, лично зачитанных им вслух.
Ресторан ВТО. Место отдохновения, вызывающее слюноотделение
В Москве середины и, особенно, конца прошлого века девиз «Мы хорошо покушаем и славно отдохнем» можно было вывесить у входа почти всех ресторанов, открытых при Домах творческих союзов. Однако далее все индивидуализировалось. Потому что лица, отвечавшие там за меню, были, как правило, людьми не менее творческими, чем те, кого они обслуживали.
Тропой беззаветной любвиК тому их во многом понуждала сама социалистическая действительность. Ибо совсем не все московские «уголки питания» при творческих союзах, как ЦДЛ, прикрепляли к закромам Мосглавресторана. А если и прикрепляли, то не больно-то давали там шуровать. Так что сегодня даже трудно себе представить, сколько труда, сноровки и даже фантазии требовалось тамошним рестораторам, чтобы добыть достойного качества продукты, которые при социализме перманентно попадали в разряд дефицита. А сам посетительский контингент? Что оправдывало эти нескончаемые хлопоты по устройству им «вечного праздника еды»? Что позволяло годами и десятилетиями сохранять добрые отношения с весьма специфичной публикой, которая, как женщина в затянувшуюся менопаузу, чрезвычайно озабочена собой и все время ищет «громоотвод»?
Любовь! Только неиссякаемая в своем терпении, беззаветная любовь!
И ответ последовалНе оценить такого отношения большие мастера слова — в лице того же Михаила Афанасьевича Булгакова — конечно же не могли. И здесь нам уже в который раз снова придется обратиться к тем страницам его романа «Мастер и Маргарита», которые посвящены описанию литературных пиров в ресторане «Дома Грибоедова». И снова помянуть колоритную фигуру Арчибальда Арчибальдовича, списанного с легендарного Якова Даниловича Розенталя по кличке Борода (он же Дядька Черномор). А заодно — в который уж раз мысленно перелистать меню, которое украшали отварные порционные судачки. А также невероятной вкусноты стрелядь в серебристой кастрюльке кусками, переложенными раковыми шейками и свежайшей икрой…
Нет, рукописи такой сокрушительной гастрономической силы действительно не горят. Они рано или поздно издаются, инсценируются, экранизируются. И даже, несмотря на всю сложность осуществления в нашей жизни любой мечты, могут вдруг в одночасье — раз! — и материализоваться…
Что, собственно, и случилось, как ни странно, в жутком 1937 году, когда в доме 16/2 на нынешней Тверской раскрыл свои двери Центральный дом актера. А при нем ресторан ВТО, позже названный так по аббревиатуре Всесоюзного театрального общества (ВТО), то есть организации, которой, собственно, и принадлежал.
Осечка государственной важностиСегодня в принципе понятно, почему, разрешив открыть такой дом, власти не возражали, чтобы поручить его заботам Александра Моисеевича Эскина, оставившего в свое время карьеру врача и успешно нашедшему себя в роли импресарио. Скорее всего, понимали, что этот талантливый человек обязательно организует нечто безусловно притягательное. Например, тот же хорошего класса ресторан, за столиками которого актерские языки будут развязываться сами собой. Однако государственной важности затея почти сразу же начала давать сбой. Ибо языки в этом ресторане, конечно, развязывались. Но лишь тогда, когда рты были не очень заняты. А занять их было чем. Потому что Александру Моисеевичу удалось переманить к себе из «почкующегося» Клуба работников искусств самого Дядьку Черномора. Это был сильный ход.
Одним, можно сказать, движением судьба соединила две личности, двух уникальных мастеров своего дела, на долгие годы превративших Дом актера в самый популярный столичный профессиональный клуб, попасть на мероприятия которого или посидеть в его знаменитом ресторане стремились не только деятели театра, но и поклонники всех без исключения муз.
А всё, не в последнюю очередь, из-за атмосферы удивительной доброты, даже домашности, которой им, видимо, не очень-то хватало в собственных творческих домах.
