Робер Мюшембле - Оргазм, или Любовные утехи на Западе. История наслаждения с XVI века до наших дней
Наслаждение в* воображаемом мире
В XVIII веке получать наслаждение от воображаемого мира становится все более принятым. Мыслители того времени прямо уподобляют такое наслаждение плотским и сексуальным радостям. В обыденном сознании моральный упадок связывается с посещением театров, опер и балетов. В «Энциклопедии» в статье о городах Д'Аламбер пишет о том, что в Женеве запретили театральные зрелища, и жалеет об этом. В его адрес тут же высказывается самая острая критика. В Англии чтение повестей и романов часто считается безнравственным. Напомним, что на некоторых французских гравюрах чтение и мастурбация выступают вместе. В Англии в кризисные эпохи всегда появлялся страх, что нация изнежится в роскоши и комфорте, пришедших из-за границы. Так было и при якобитском восстании 1745 года, и после потери американских колоний, и во время французской революции. Культура высших классов в Англии, как и во всей Европе, была по сути космополитической, и французское влияние занимало в ней большое место. Исследователь,
изучив 200 английских библиотек того времени, обнаружил, что в 80% из них были сочинения Вольтера. К концу века в высшей степени популярным становится Руссо. Английская элита читает и говорит по-французски или же пользуется переводами, которые очень быстро поступают в распоряжение всех желающих. В личной дневнике Энн Лерпент, который она ведет с 1778 года, упомянуты 440 книг, прочитанных ею за 10 лет. Среди них' почти поровну французских и английских сочинений, а среди авторов — Руссо, Мариво, Мармонтель, Вольтер, Корнель (36 пьес). Она читает книги вслух, дочери или мужу, который и сам иногда читает ей, а также всем прочим домочадцам, включая слуг. Исторические сочинения, описания путешествий и беллетристика вызывают особый интерес. В библиотеке Бристоля с 1773 по 1784 год читатели 9439 раз брали 521 сочинение по этим разделам, в то время как 82 богословских сочинения брались всего 606 раз. По обе стороны Ла-Манша формируется общая система поведения, которую можно определить как «искусство вести беседу». В центре ее стоят изящные искусства и художественная литература, именно они способны сделать людей утонченными, любезными и добродетельными. Однако возникает опасность: не может ли необходимость постоянно играть определенную роль на публике разрушить собственную индивидуальность? Лорд Шефтсбери предостерегает тех, кто постоянно хочет нравиться окружающим. «Не забывай о твоем собственном "я"!» — пишет он90.
Такая атмосфера очень благоприятна для издателей книг и гравюр; кроме того, она быстро возбуждает своего рода артистический аппетит. Мода на коллекционирование произведений искусства быстро выходит за рамки
Іікого круга меценатов, аристократов и придворных, оролевская коллекция во Франции, которую при Людо-же XV предполагали открыть для всех желающих, стала образцом для всевозрастающего числа богатых эстетов. В Лондоне их последователи исповедуют двойную
меть — к искусству и «прекрасному полу». Общество нлетантн», которое поначалу было всего лишь компанией сотрапезников, быстро становится процветающим клубом, который выделяет субсидии начинающим художникам и коллекционирует произведения античного искусства. Хотя далеко не все «знатоки» причисляют себя клибертенам, многие весьма ценят эротизм. Таковы граф Сэндвич, Фредерик, принц Уэльский, принц-регент во времена Наполеона I. «Тур по Европе» молодых аристократов включал в себя как ознакомление с достопримечательностями и памятниками искусства, так и сексуальное образование. Его особенно часто получали в ласковых южных странах. Матери нередко с ужасом наблюдали, как их сын становился неотступным воздыхателем какой-нибудь роковой итальянской красавицы, как например, Гораций Уолпол, увлеченный с 1739 по 1741 год Элизабет Капони во Флоренции. Обучение «мужественности» окрашено в чувственные тона. Так формируется будущий вкус любителей обнаженной женской натуры, вещиц с фаллической символикой, сладострастных сцен в греческой и римской литературе. В 1751 году Хогарт изобразил сэра Фрэнсиса Дэшвуда, барона Диспенсера, одного из основателей клуба «Дилетанти», в виде священника, но созерцающего не фигуру Христа, а статуэтку абсолютно обнаженной женщины. Здесь был намек на сочетание у сэра Фрэнсиса плотского вожделения с желанием и страстью коллекционера. В1786 году другой член клуба, Ричард
асть третья. Циклы. Добродетель и порок (1700-1960)
Пейн Найт, издал и распространил «Доклад о пережитках культа Приапа» с провокационным изображением на фронтисписе. Люди благонамеренные задохнулись от возмущения, читая иронические описания того, какое наслаждение дает служба священника, или рассуждения о том, что крест — это символ половых органов. Культ Приапа, к которому примкнул и католик Чарльз Таунли, говорит о том, что в конце XVIII века неожиданным образом отозвалась древняя аристократическая культура мужчины-самца. Не следует также забывать, что новый культ был созвучен моде на выяснение истоков мифов и верований91.
Скандал вокруг культа Приапа, появление людей, возводящих свою чувственность в ранг религии, свидетельствуют о том, что культура желания возвращалась. Лоно не скрывалось больше от тех, кто хотел его увидеть. Женская грудь и обнаженное тело обрели право гражданства. Возникает ощущение, что по всей Европе привилегированное меньшинство перестало различать изображение тела и само тело. Коллекция древних статуй в прихожей становилась прелюдией к эротическим забавам. Так называемые развратники, или либертены, соединили субъект и объект. Они наслаждаются «порнографической» картиной или книжкой и не желают ограничивать свои удовольствия какими бы то ни было правилами и нормами, в то время как горожане ратуют за умеренность в страстях. Философы, писатели, преуспевающие жители больших городов стремятся к сублимированному удовлетворению желаний, пусть и с некоторым налетом эротики, но без риска. Так рождается новый тип наслаждения-созерцание предмета искусства. Оно доставляет радость взгляду, вызывает мысли о прекрасном, оно — удовольствие в чистом виде.
ПОД ВИКТОРИАНСКИМИ ПОКРОВАМИ (1800-1960)
Если попытаться выразить одним словом культуру Англии и Франции периода триумфального шествия буржуазных ценностей, то таким словом будет «викторианская». Это понятие не ограничивается жесткими временными рамками правления королевы Виктории (1837-1901), но определяет в более широком смысле такое состояние умов в Англии и во Франции, когда ограничительные правила и нормы приняли совершенно особое значение. Именно поэтому я решил расширить границы феномена до 1800-1960-х годов.
Несомненно, Англия и Франция обладают своими специфическими чертами и своим ритмом развития. Средний класс коммерсантов и промышленников в Англии гораздо раньше, чем во Франции, начинает диктовать обществу свои законы. Во Франции были революции 1830 и 1848 года, Парижская Коммуна, и все эти события затрудняли последовательное развитие общества. Однако культурные корни двух стран, двух колониальных держав-соперниц на мировой сцене, постоянно переплетались. Несмотря на все оттенки, а также национальные варианты одних и тех же культурных процессов, которым я не могу уделить здесь должного внимания, в Англии и во Франции установился и утвердился единый викторианский взгляд на существование человека в мире.
Этот взгляд заимствует у философов XVIII века мысли об умеренности и сдержанности, об экономии, о необходимости управлять своими инстинктами. Кроме того, буржуазные круги и средние классы обретают осознание своего статуса. Они отказываются от религии страха и четко подчеркивают свое отличие как от аристократов-бездельников, так и от простонародья, считавшегося грубым, опасным и беспокойным. В Лондоне и Париже выходит много философских сочинений, говорящих об интеллектуальных правилах жизни в обществе. Вместе с тем концепция вежливого поведения существенно влияет на формирование нового представления о чувственной жизни. Медленно, подспудно осознание собственного «я» становится ядром системы ценностей, основанной на контроле над импульсами, абсолютном подчинении внешним приличиям, разделении жизни на частную и публичную. В Париже и Лондоне, продолжающих неимоверно разрастаться, такая система ценностей нацелена в первую очередь на то, чтобы отделиться от нравственной и сексуальной неразборчивости «опасных классов», в то время как аристократическая модель поведения отделена не так сильно. Между людьми, равными по положению, искусство общения превращается в способ скрывать чувства. Буржуазные «племена» стремятся защитить себя от городских «джунглей» двойной оградой: культом домашнего очага и индивидуальным самоконтролем.
Так формируется представление о теле и телесных наслаждениях, основанное на сдержанности и умеренности в противовес расточительству знати или простонародья. Пять-шесть поколений людей, живших между 1800-ми и 1960-ми годами, были вынуждены безжалостно подавлять плотские желания, и пылкие речи в обоснование этого подавления произносились со всех сторон. В сексуальности стали видеть нечто' вроде постыдной болезни, что привело к душевным травмам, а чтобы их лечить, понадобился доктор Фрейд с когортОй последователей. Благочестивое городское меньшинство невероятно боится истощения жизненных сил, и медицина превращается в своего рода новую религию. Соитие объявляется опасным, а то и смертельно опасным занятием и рекомендуется лишь в очень малых дозах. Медицина советует также избегать любого возбуждения, в частности мастурбации, которая может довести «больного» до смерти. Однако в яблоке скрыт червячок, ибо даже самый достопочтенный отец семейства следует, как правило, двойному сексуальному стандарту и ночью ищет радостей запретной любви.
