Дворянская семья. Культура общения. Русское столичное дворянство первой половины XIX века - Шокарева Алина Сергеевна

В «Детских годах Багрова-внука» С. Т. Аксаков пишет, что он каждый день читал своей маленькой сестре свою единственную книжку «Зеркало добродетели», «никак не догадываясь, что она еще ничего не понимала, кроме удовольствия смотреть картинки». Поскольку книг в доме было немного, мальчик принялся за «Домашний лечебник Бухана», который мать давала ему читать только местами, сообразуясь с возрастом ребенка. К счастью, вскоре сосед С. И. Аничков подарил ему упомянутый нами выше журнал «Детское чтение для сердца и разума» [601].

Александра Бестужева (будущего писателя Бестужева-Марлинского) в детстве сверстники прозвали «атаманом Ринальдо» (по разбойничьему роману Кристиана Вульпиуса). Как-то раз они играли в разбойников, и Сашенька заставил брата Михаила, убегавшего от преследователей, прыгнуть на уже отошедший от берега плот. Мальчик поскользнулся, сильно ударился головой и потерял сознание. Александр привел его в чувство, ласково поблагодарил, сказав, что гордится им и делает своим помощником [602]. Михаил был счастлив этой честью. Примечательно, что ни у кого и мысли не возникало жаловаться родителям – мальчики уже с раннего возраста заботились о своей репутации, показывать слабость и трусость было ниже их достоинства.

5. Дети и воспитатели

Формирование ребенка происходит в социокультурной среде, его становление зависит от условий жизни и людей, с которыми он общается. Практически любое воздействие на него имеет долгосрочное значение. В дворянских семьях ответственно подходили к становлению личности ребенка и старались контролировать все этапы его развития, следуя традиционным в этой среде установкам и схемам.

Чтобы у детей были все условия для полноценного развития, зажиточные дворяне окружали их многочисленными слугами. Сразу после рождения ребенка для него брали кормилицу (однако некоторые молодые женщины кормили детей своим молоком, как, например, супруги М. Д. Бутурлина и А. А. Дельвига). Некоторое время спустя подыскивали няню. Приблизительно к семи годам в дом приглашались учителя и гувернеры.

Такая система воспитания соотносится с возрастной периодизацией, позднее составленной Л. С. Выготским: кризис новорожденности – младенческий возраст (2 месяца – 1 год); кризис 1 года – раннее детство (1–3 года); кризис 3 лет – дошкольный возраст (3–7 лет); кризис 7 лет – школьный возраст (7–13 лет); кризис 13 лет – пубертатный возраст (13–17 лет); кризис 17 лет [603].

До трех лет за ребенком следила няня, до 7–9 лет – «мадам» (няня-иностранка для девочки или иностранец-мужчина для мальчика, выполняющие и гувернерские обязанности). Затем гувернер – до поступления в учебное заведение (в 11 лет) или до выхода в свет (в 16–17 лет).

Кормилицами и нянями становились крепостные женщины, о благонравии которых было известно заведомо. Особенно тщательно выбирали кормилицу для царских детей – ей могла стать только здоровая женщина 20–30 лет, у которой роды произошли примерно в то же время, что и у молодой матери в царской семье, а также имелось письменное свидетельство духовника о ее нравственной чистоте [604]. В журнале «Патриот» за 1804 год дается совет молодым матерям самим кормить детей. Но если женщина все же решает доверить своего младенца кормилице, то рекомендуется выбрать ту, что согласно живет с мужем, возрастом не старше 35 лет, телосложением близка к матери, хорошо питается, физически здорова и – что немаловажно – не светлоруса, так как у светлорусых женщин молоко кисловато. Отучать от груди рекомендовалось, когда прорежутся 12 зубов [605].

Няни рассказывали детям сказки, играли с ними, следили за их поведением и душевным настроем.

Отношения кормилиц и нянь с детьми были душевными и нежными. Сергей Петрович Победоносцев (брат ученого-правоведа К. П. Победоносцева, писатель) в одной из своих повестей изображает типичную няню. Та называла девочку, к которой была приставлена, красавицей, красным солнышком, царь-девицею. Каждое утро приносила ей с ранней обедни просфорки, приговаривая: «Здравствуй, моя ненаглядная, мое золото, чисто-сéребро. Бог милости прислал!» Затем она вынимала из платка просвирку и подавала ее девочке.

На ночь она целовала воспитанницу, ограждала троекратным крестным знамением, задергивала занавески и рассказывала сказки, жития святых, бывальщинки, народные предания о Шемякином суде, о Мамаевом побоище, о Ваньке-Каине или Стеньке Разине, об Иване Грозном, о Марфе-Посаднице и из недавней старины. Перед сном няня пела девочке колыбельные:

Так что ребенок развитием своих религиозных идей был обязан доброй няне более, чем кому-либо [606].

А. Г. Витковский в своих воспоминаниях писал, что, когда его отдавали в училище, на прощание с ним няня принесла хлеб-соль в дорогу, «состоящий из пятка яблок и выборгского трехкопеечного кренделя», выражая этим всю свою любовь и почтение к «ребенку», как она его называла [607]. Простое выражение искренней привязанности, без сомнения, оказывало важное педагогическое воздействие на детей.

Часто няни продолжали жить в господском доме и тогда, когда дети подрастали, обзаводились собственными семьями. У Федора Петровича Толстого (художника) была няня Матрена Ефимовна, «царствовавшая» в доме воспитанника, даже когда тот вошел в пору зрелости: она отбирала у графа жалование и распоряжалась им по своему усмотрению. Няня была очень недовольна, что он, граф, женился на дочери советника коммерции Анне Федоровне Дудиной, но затем смирилась с его решением, хотя продолжала относиться к его супруге холодно и снисходительно [608].

У графини Анны Сергеевны Шереметевой была няня Аграфена Петровна Соболева («няня Груша», как звала ее графиня), которая после замужества воспитанницы заведовала ее гардеробом [609].

Подросшим детям, уже не нуждавшимся в кормилице, нанимали «мадам» для обучения французскому языку и хорошим манерам. А. И. Герцен вспоминал, что за ним в детстве ходили две нянюшки – одна русская, другая – немка. «Вера Артамоновна и m-me Прово были очень добрые женщины, но мне было скучно смотреть, как они целый день вяжут чулок и пикируются между собой, а потому при всяком удобном случае я убегал на половину Сенатора (бывшего посланника), к моему единственному приятелю, к его камердинеру Кало» [610]. Тот очень любил маленького Герцена, прощал его шалости, дарил самодельные игрушки, показывал книжки с картинками.

Для мальчиков зачастую нанимали «дядьку». Историк и дипломат Д. Н. Свербеев писал, что к нему, пятилетнему мальчику, приставили в дядьки крепостного человека Афанасия Варфоломеевича Пивоварова. Дядька выучил мальчика грамоте церковной и гражданской (так, что тот уже в 6 лет бойко читал и ту и другую), а также петь с голоса божественные и народные песни; затвердил с ним пословицы, которые он вмешивал в свою речь, говоря всегда виршами или притчами. Мальчик так хорошо запоминал и читал церковные тексты, что отец частенько брал его и его дядьку с собой в гости – к А. И. Мусину-Пушкину, к графу Орлову, к Нарышкиной. Но дети в тех домах и их гувернеры смеялись над мальчиком, которого заставляли читать псалмы. И сам он вскоре возненавидел эти визиты и даже своего дядьку с его «чопорным костюмом французского маркиза XVIII столетия» [611].