Михаил Казиник - Тайны гениев
Вот, я и хочу нашим утренним выступлением заинтриговать артистов и пригласить на наш Университетский вечер, если таковой, вообще, состоится.
Все получилось как нельзя лучше. В 8 часов утра студенты сидели в зале. Лучших слушателей нельзя было и желать.
Реактивные, остроумные, прошедшие всю незаметную систему моих тестов, продемонстрировавшие высший пилотаж восприятия.
Получив приглашение в университет и, узнав, в какие я поставлен обстоятельства, пообещали не только прийти, но и пригласить с собой всех, кого успеют обзвонить и предупредить. На душе у меня стало несколько спокойнее.
В назначенный час приходим в университет, и я опять начинаю жутко нервничать:
Ни сессия, ни приближающиеся Новогодние праздники не стали помехой для огромного количества студентов. Пришли, чтобы узнать о технике Сексуальных отношений. Огромный, гудящий зал, за сценой – сексолог. Целые сутки, с тех пор, как узнал о теме лекции, я жаждал задать сексологу несколько вопросов. Увидев, бросился к нему.
– Это правда, что тема вашей лекции называется “ТЕХНИКА сексуальных отношений?”
– Правда – гордо говорит он. У нас – перестройка.
– Неужели перестройка зашла так далеко, что вы будете показывать студентам слайды?
– Да что вы, шутите? Какие слайды?
– Сексуальные, демонстрирующие технику.
Глядя на его удивление, понимаю: перестройка зашла еще не так далеко.
– Но как вы будете показывать сексуальную технику? На пальцах, что ли?
– Увидите!
В это время к нам подходит ректор университета, обращается к сексологу, и, показывая на меня, говорит о том, что я приехал издалека и хотел бы встретиться со студентами и побеседовать с ними о музыке. А поскольку сексолог живет в Ярославле, то ректор, тысячекратно извиняясь, просит сексолога перенести встречу по сексуальной технике на любой другой удобный для него день.
Речь ведь идет об уважении к гостю города Ярославля. Сексолог любезно соглашается. Как все оказывается просто! Рано я радуюсь – необходимо ведь объяснить огромному залу студентов о неожиданном изменении в программе вечера. Но это задача ректора.
Ректор выходит на сцену, приглашает и меня. Раздается гром аплодисментов: зал приветствует меня – сексолога – великого провозвестника перестройки. И тут смелый ректор объявляет сексуально накаленному залу, что я вовсе не сексолог. Что я – музыкант, скрипач, искусствовед, что я – гость города и хотел бы поговорить со студентами об искусстве.
И что законы гостеприимства, которыми всегда так славился город Ярославль, гласят:
сегодня сцена предоставляется мне, а сексолог выступит в любое другое удобное для него и для нас время. Он и живет-то рядом с университетом.
Для того чтобы представить себе то, что произошло в зале после этих слов ректора, нужно поприсутствовать в нескольких метрах от извергающегося Везувия. Таких криков сотен возмущенных студентов, такого топанья ногами, такого свиста, такого извержения негодующей энергии перестроечных студенческих масс я еще никогда в своей жизни не слыхал.
Само собой разумеется, говорить мне не дают. Стою на сцене и различаю в реве сотен отдельные слова:
– Какая музыка!
– Секс давай!
– Давай секс!
– Какие, к черту, гости!
Ни я, ни ректор не знаем, что делать... А студенты театрального института поставленными голосами кричат, пытаясь перекричать озверевшую от такой несправедливости толпу:
– Какой вам секс? Вы будущие учителя!
– Мы вам своих детей не отдадим. Вы их, кроме секса, ничему не научите!
Наконец, ректор берет себя в руки, выходит на сцену, дожидается тишины и говорит следующее:
– Поскольку наш гость все-таки здесь, то у меня есть предложение:
Давайте дадим нашему гостю десять минут для выступления, а потом такое же время получит сексолог. И вы настоящим голосованием решите, кого вы хотите сегодня слушать – музыканта или сексолога. Новое извержение:
– Ура-а-а! Голосование!
МЫ БУДЕМ РЕШАТЬ!
Да здравствует перестройка и гласность!
Выхожу на сцену...
Я очень люблю сцену. Я всегда волнуюсь на сцене. Обычно это волнение – творческое. Но только не теперь.
Меня обуял почти животный страх.
Как психолог понимаю – у меня нет ни одного шанса, будь я сам Господь.
Но тем не менее привлекаю в свое выступление весь опыт жизни, весь опыт тысяч выступлений, выбираю самую беспроигрышную информацию, собираю в комок все виды энергий, которые только существуют.
Все! (соперник-то самый могучий). Тайно поглядываю на часы. Эти десять минут – словно ожидание сапера, словно перед взрывом. Словно между жизнью и смертью.
Я не преувеличиваю: так чувствовалось тогда и даже сейчас, когда, через много лет пишу эти воспоминания, у меня учащенный пульс. Как пятнадцать лет назад. (Сейчас измерю... Точно! 120!).
Десять минут прошло... Не прерывают! Вижу, как у многих зажигаются глаза.
У меня преимущество перед всеми перестроечниками. Только одно, но весьма существенное: мне не нужно перестраиваться.
То, о чем говорю, то, что собираюсь играть, – удел Вечности. ...Прошла еще минута... Две... Господи! Три!!! И меня не прерывают!!! Все, мне удалось! Я победил! И вдруг... над всем огромным залом – громоподобный голос сексолога:
– Между прочим, десять минут давно прошли! А из зала ему говорят:
– Может быть, действительно встретимся с вами в другой день? А человек приехал все-таки издалека.
И еще – голоса:
– Не перебивайте!
– Интересно!
– Пусть продолжает!
И тут взрывается сексолог:
– Если вы сейчас же не прекратите это безобразное издевательство надо мной, то я, вообще, никогда больше не приду в университет!
Но теперь взрывается зал.
– Музыку!
– Секс!
– Десять минут сексологу!
– Все время музыканту!
Театральные студенты опять кричат университетским:
– Мы к вам никогда своих детей учиться не приведем – вы их, кроме секса, ничему не научите!
В общем, это надо было видеть, это надо было слышать!
Теперь уже ни я, ни сексолог не можем выступать!
Скоро международные информационные центры выйдут в эфир с убийственной информацией: “Гражданская война в Ярославском университете!”
Обстановка накалена до предела!
И здесь ректор выходит на сцену и говорит:
– Между прочим, у нас в университете – два зала. Мы принимаем соломоново решение: те, кто хотят слушать сексолога, – остаются в этом зале, те, кто хотят слушать Михаила Казиника, – добро пожаловать в зал нового корпуса.
Гениально!
Бескровно!
Примерно двести из семисот студентов поднимаются и вместе со мной, пианистом и всеми педагогами переходят в зал нового корпуса.
Зал – небольшой, поэтому сидят очень тесно. На полу, вдвоем на одном стуле, даже, на коленях друг у друга.
...Это был один из лучших вечеров в моей жизни. И я был в ударе, и слушатели.
МЕЧТА!
Через час в большом зале закончилось выступление сексолога, и разочарованные студенты бросились в наш зал (И действительно, что можно рассказать о технике секса людям, которые в своих общежитиях прошли через все премудрости этого самого секса). Многие стояли под дверью нашего зала, пытались подслушать.
А мы в своем зале и не думали заканчивать встречу. Мы были такие счастливые, мы залезли в такие глубины красоты, мысли, поэзии, музыки!
Мы познали “величайшую в мире роскошь – роскошь человеческого общения” (Антуан де Сент-Экзюпери).
...После окончания нашей встречи (а она продолжалась свыше четырех (!!!) часов) студенты театрального института принесли мне афишу с надписью “Техника сексуальных отношений” и попросили написать на ней что-нибудь на память.
Я сочинил стихи, но посвятил их не тем, кто пошел со мной в другой зал, а тем, кто остался на лекции сексолога.
Вот оно, это стихотворение
Посвящается слушателям лекции: “Техника сексуальных отношений”.
О, техника! О, заменитель Духа!
(Смеются Пушкин, Байрон, Дон-Жуан)
Учитесь! Ни пера вам и ни пуха!
И ждет вас Промфинсексуальный план.
Уже не раз движенья по указке
Вас привели в безвылазный застой.
Индустриально-сталинские сказки
Нависли над фригидною страной.
Убогие расстелются постели,
Но алгоритм любви вам не добыть,
Поскольку человеческое тело –
Не техникой, а Музыкой любить...
ЧАСТЬ 3. Откровенья поэзии, музыки и живописи
Глава 1. Гении и сверхгении
Если представить себе всех гениев, творивших в области искусства на нашей Планете в виде огромной горы, то на вершине ее будут всего несколько из них.
