Павел Горьковский - Сумерки вампиров. Мифы и правда о вампиризме
Уже в конце 90-х на телевизионных экранах вампиры стали полноправными, хотя и эпизодическими героями молодежных мистических сериалов — таких как «Секретные материалы», «Байки из склепа», но смогли отпраздновать триумф, воцарившись на первых ролях, когда начался показ сериала «Баффи — истребительница вампиров».
На этом плодородном культурологическом грунте взрос и формализовался фэндом[124], который можно условно определить как «поклонники вампиров». Хотя это менее сплоченная группа, чем «готы» или почитатели жанра аниме или романов Толкиена, у них тоже есть собственные традиции, канонические тексты, сюжетно-ролевые игры и обширнейший фан-фикшен и фан-арт. Производители охотно поддерживают «вампироманов» — выпускаются не только компьютерные игры и книги, но и сопутствующие товары — футболки и школьные аксессуары с изображениями полюбившихся персонажей, костюмы для ролевых игр, специализированные издания, огромное количество вставных челюстей с клыками, цветных линз, париков и шелковых плащей. Производители модных шарнирных кукол из Кореи и Японии предлагают поклонникам вампиров особые молды вампиров с соответствующим гардеробом и аксессуарами в виде гробов и миниатюрных летучих мышей.
Кульминацией процесса стало появление экранизаций романов Стефани Майер — вампир окончательно превратился из демонической сущности, повергающей в смертный ужас, в «паренька из соседнего двора» — школьного приятеля или одноклассника — одинокого, скорее необычного и очень притягательного, но при этом абсолютно безопасного!
В семействе Калленов нет ни следа инфернальности, мистичности или способности вызывать у теплокровных немотивированную тревогу, которые были присущи даже самым прекрасным вампирам прежних лет. Эпоха политкорректности сделала с вампирами то, что оказалось не под силу викторианским моралистам, — лишила их ауры порока, тяги к запретным утехам и греховным страстям. Каллены называют себя «вампирами-вегетарианцами», они перешли на кровь животных и словно поменялись местами с жертвами — Эдвард Каллен сам становится объектом искушения со стороны возлюбленной — девушки Беллы, обладательницы крови с редким и весьма притягательным для вампиров запахом[125].
Тень будущего: мистики верят, что будущее умеет отбрасывать тень — стоит лишь внимательно присмотреться к знакам и знамениям вокруг. В забытом XIX веке литераторы-романтики вдохнули в вампиров новую жизнь, протестуя против засилья рационализма, научного прагматизма и жестких моральных ограничений. Вполне возможно, что культурологи будущего усмотрят за феноменом популярности вампирской саги Стефани Майер не только удачное переложение на американские кинореалии романтических суб-жанров японского аниме, но и стихийный протест против систематической демонстрации сцен насилия, агрессии и безудержного секса, захлестнувшей киноэкраны и средства массовой информации на изломе тысячелетий.
На фоне общей кинематографической тенденции особое место занимает картина «Тень вампира», премьера которой состоялась в знаковом 2000 году.
Стоп-кадр: тень вампира. Фильм Элиаса Мериге по сценарию Стивена Каца вышел на экраны в 2000 году и собрал обильный урожай наград, в числе которых оказались приз «Академии фантастики, фэнтези и фильмов ужасов США» за лучшую роль (Шрек — У. Дефо), Bram Stoker Awards — за лучший сценарий и даже специальная премия за талантливое использование кадров из оригинального «Носферату». Фильм — сложное сплетение жанров, обыгрывающее «профессиональную легенду» кинематографистов — якобы талантливый на грани одержимости Мурнау (в фильме его играет Джон Малкович) пригласил на роль графа Орлока настоящего вампира! Теперь новатору киноискусства придется лично обеспечивать кровавое пропитание для восходящей звезды «темного жанра», как минимум — покрывать талантливого кровопийцу, доказывая, что искусство требует жертв. Фильм настолько хорош и гармоничен, что сложно удержаться от киноцитаты в прозе: поведение нового актера настораживает: он прячется от солнца, обходится без грима, странно одет и не слишком дружелюбен. Мурнау пытается убедить перепуганных участников съемочной группы, что актер просто вжился в роль, пользуясь сценической системой «полного перевоплощения». Шреку дружно аплодируют, когда он на глазах потрясенных коллег раздирает и съедает летучую мышь. Но аппетит чудовища разыгрывается — в округе пропадают люди. Новой жертвой намечен оператор. «Почему оператор? Почему не ассистентка?» — возмущается режиссер. «Ассистентку я съем позже. Я ем, как старик писает, — то по капле, то все сразу», — заверяет его прожорливое чудовище. «Если вы будете продолжать есть операторов, я отведу вам второстепенную роль!» — пытается приструнить зарвавшегося актера режиссер. Но увещевания не помогают. «Я голоден! Я хочу есть!» — продолжает канючить жутковатый Шрек и подъедает членов съемочной группы одного за другим. Фанатик киноискусства, Мурнау заканчивает съемку среди обескровленных трупов… Режиссер, сценарист и безупречный актерский состав соткали сложные и многослойные метафорические смыслы в яркое полотно, рождающее у зрителя желание как можно скорее познакомиться с оригиналом — «Носферату. Симфония ужаса», снятым самим Мурнау. И все же в талантливой работе не обошлось без ляпов — таинственного актера-кровопийцу называют «учеником Сергея Эйзенштейна». Хотя в далеком 1921 году Эйзенштейн еще никому не был известен, даже в России, свой первый фильм он снял лишь в 1923 году.
Фильм Мериге гораздо больше, чем остроумная зарисовка циничных нравов кинематографистов. По точному замечанию Сергея Бережного, талантливая картина фактически поставила знак равенства между человеком и вампиром[126] — их союз скреплен кровью, которую человек из эгоистических побуждений готов добывать для недавнего врага. Вампиры и люди снова сосуществуют на равных, — но это совсем иное равенство — равенство политкорректности, не лишенное некоторого аморального оттенка: зло, даже хорошо изученное, категоризированное, цивилизованное и взятое под контроль, не перестает быть злом. Это категория безусловная, и примирение со злом, даже из самых достойных мотивов, сродни поражению.
Осторожно — эпидемия!
В XXI веке фигура вампира перестала расцениваться как нечто, вызывающее ужас или отвращение, а поскольку перспектива сосуществования с вампиром больше не несет угрозы, то и вопрос о существовании в реальности вампиров — ночных хищников, питающихся человеческой кровью, — перестал вызывать острые дискуссии. Это вполне естественно, ведь вампиры давно перестали быть плодом вымысла, исключительным достоянием фольклора или принадлежностью «коллективного бессознательного». Вампиры стали вполне материальным явлением и постоянно присутствуют рядом с нами: на страницах книг и прессы, экранах компьютеров и телевизоров, в произведениях концептуальных художников и востребованных дизайнеров, на постерах, значках, в дизайне одежды и аксессуаров, среди готического антуража клубов, магазинов, ресторанов и даже в оформлении игрушек.
Если бы вампиры и в самом деле существовали, то им захотелось бы погрузиться в счастливую эйфорию — благодаря такой стихийной и весьма успешной смене имиджа им больше нет нужды прятаться и тайком выискивать себе добычу, страшась осиновых кольев, костров и серебряных пуль. В таких комфортных условиях количество вампиров — вымышленных или просто еще не идентифицированных в реальности — кто знает? — множится день ото дня…
И хотя типология вампиров, предложенных сегодня на суд публики, чрезвычайно разнообразна, все же их можно условно разделить на несколько крупных групп, приняв за основание квалификации истоки их происхождения и особенности физиологии. Оставим за пределами исследования так называемых «энергетических вампиров» — это определение скорее метафорическое, а также «подражателей» или «лжевампиров» — людей, возомнивших себя вампирами в силу психических расстройств, и сосредоточим внимание только на тех, кто отличен от человека эволюционно и физиологически.
1. Вампиры — отдельная видовая форма, создавшая собственную цивилизацию, которая существует параллельно с человечеством.
Вопрос о возникновении самого первого вампира представлял непростую задачу для «вампирологов» прошлого, но благодаря эволюционной теории на него можно ответить, не выходя за рамки наукообразной гипотезы. В процессе эволюции некий вид высших приматов эволюционировал и — подобно растениям и насекомым паразитам или же летучим мышам — сформировал процесс метаболизма, основанный на гематофагии — потреблении крови в пищу. Затем этот ночной кровососущий паразит, лишь отдаленно напоминавший человека (вспомните легенды про уродливых упырей!), проявил редкостную способность к мимикрии и приобрел облик, практически не отличимый от человеческого, сохранив лишь некоторые прежние видовые черты. Такая эволюция существенно упростила ночному хищнику процесс охоты.
