Леонид Гомберг - Дорога на Ханаан
Значит, Всевышний даже не обещает указать Авраму страну, в которую его посылает. Господь говорит, что только, если тот освободится от груза привязанности к земле с устоявшейся порочной традицией идолопоклонства и богоборчества, Он сможет показать ему его суть, его естество.
В этом Высшем Послании впервые говорится о великом народе, основой которого станет Аврам. Но, заметим, дело отнюдь не в том, что семя Аврама ляжет в основание этого народа, а дальше народ этот образуется естественным образом путем биологического размножения. Господь Сам сделает Аврама этим народом, и участие в этом созидательном процессе патриарха, как видим, предполагается лишь опосредованное.
«Авраам лишается своей страны, своего племени и своего дома, – продолжает Б. Берман, – но получает благословение, имя и величие. И сам должен стать благословением людям».[94]
«Благословения вверены (тебе, они в) твоей руке, – комментирует Раши строчку „и быть тебе благословением“. – До сего времени они были в Моей руке, Я благословил Адама и Ноаха. Отныне же ты благословишь того, кого пожелаешь».[95]
Однако из текста ясно, что Всевышний делегирует Авраму лишь часть полномочий, Он обещает благословения и проклятия также и от Себя… Послание Всевышнего содержит огромный мистический смысл, понятный лишь на сакральном уровне. Отметим только: мир оказался поделенным на две части – на тех, кто благословляет Аврама и тех, кто проклинает его. И оценка Всевышним эти двух составляющих человечества противоположна. Я бы посоветовал задуматься над этой идеей некоторых особо ретивых представителей племен земных.
Далее в тексте следуют несколько коротких, но емких фраз, рассказывающих о реакции на Слово Божье Аврама и его близких.
«И пошел Аврам, как сказал ему Господь…» (Б. 12;4) Пошел, стало быть, не потому что прельстился посулами стать родоначальником новой человеческой общности, а потому что получил такое указание…
«…а Аврам был семидесяти пяти лет при выходе из Харана» (Б.12;4). Комментарий Бориса Бермана: «Позади у Авраама и тюрьма, и изгнание, и смерть брата Арана, и бегство с отцом, и многие другие события его напряженной 75-летней жизни. Но Тора не рассказывает нам о них, потому что все это лишь предыстория его жизни. Жизнь его сейчас начинается заново и обращена только и только в будущее».[96]
И взял Аврам Сарай, жену свою, и Лота, сына брата своего, и все достояние, которое они приобрели, и души, которые они приобрели в Харане… (Б. 12;5).
В подлиннике (по Берману) «вэ эт hа нефеш ашер асу бе-харан», т. е. «души, которые они сделали в Харане». Речь идет, конечно, о людях из близкого окружения, которых Аврам сделал своими единомышленниками. «Дом Аврама служил гостеприимным приютом для всякого, – сообщает источники Устной традиции, – и люди находили там не только радушный прием, но также наставления в истинной вере. А приведение хотя бы одной души „под сень крыльев Шехины“ (духа Божия) равносильно созданию ее и утверждению в жизни вечной».[97] Есть сведения, что вместе с Аврамом в путь отправились 72 его ученика.
А что же Терах? Судьба отца, отказавшегося последовать за сыном, не могла не беспокоить Аврама. Фатальную необходимость их расставания Люкимсон и Абрамович объясняют так: «Мысль о судьбе отца угнетала Аврама., но та духовная пропасть, которая всегда существовала между ними, в последние годы не только не уменьшалась, но и росла – Терах так и не уверовал во Всевышнего и не смог принять те истины, которые проповедовал Аврам. И потому то, что он ответил отказом на предложение сына последовать за ним в Ханаан, даже обрадовало Аврама».[98]
В жесткой оценке личности Тераха Люкимсон и Абрамович следуют за Раши, который в примечании к словам «…и умер Терах в Харане», пишет: «А почему Писание говорит о смерти Тераха до (того, как говорится об) уходе Аврама? Чтобы об этом не знали все и чтобы не сказали, что Аврам не исполнил (долг) почитания отца, оставил его на старости лет и ушел. Поэтому Писание говорит о нем как о мертвом. Ибо преступных еще при жизни называют мертвыми, а праведных даже после их смерти называют живыми…»[99]
Иную картину прощания Аврама с отцом рисует нам «Книга Юбилеев». «Тогда говорил он со своим отцом и возвестил ему, что он выйдет из Харана, чтобы идти в землю Ханаан, что он осмотрит ее и возвратиться к нему. И отец Терах сказал ему: „…Иди в мире! И если ты найдешь страну угодную очам твоим, чтобы жить там, возьми и меня с собою…“.[100] Мы видим, что возможность возращения в отчий дом предусматривается Аврамом как вполне реальная альтернатива развития дальнейших событий. И все же чувствуется, что слова эти сказаны больше в утешение отцу. Но и Терах, может быть, до конца не веря в такую возможность, сохраняет надежду на встречу с сыном.
«…и вышли, чтобы идти в землю Кынаанскую…» (Б. 12;5).
Авраму и его спутникам предстояла длинная и нелегкая дорога.
«Путь из Харана, родины патриархов, – пишет Вернер Келлер, – в землю Ханаанскую пролегал на юг более чем на шестьсот миль. Он следовал вдоль реки Балих до Евфрата, а оттуда караванным путем тысячелетней давности через оазисы Пальмиры (библейский Тадмор) к Дамаску, и от него в юго-западном направлении к Галилейскому озеру (т. е. озеру Кинерет – Л. Г.)».[101]
Версия маршрута Аврама, представленная немецким исследователем, в целом соответствует историческому контексту Эпохи патриархов. Однако трудно согласиться с тем, что, переправившись через Евфрат, путешественники прямиком направились в сирийские оазисы. Не забудем: у Аврам не было верблюдов, в качестве транспортного средства «корабль пустыни» будет использоваться на Ближнем Востоке лишь много веков спустя. Сомнительно, чтобы по дороге от Евфрата к Иордану современники Аврама рисковали так глубоко забираться в пустыню. Скорее всего, Тадмор приобрел огромное значение «перевалочного пункта» лишь к концу II тысячелетия до н. э.
Судя по всему, Аврам не избегал крупных центров и не выбирал окольных дорог, как это будет в последствии в Ханаане. Имеются косвенные свидетельства того, что Аврам предпочел миновать Сирийскую пустыню с запада в районе города-государства Эблы, одного из древнейших цивилизационных центров ближневосточного региона, существовавшего уже в начале III тысячелетия до н. э.
Эбла – одно из самых поздних фундаментальных открытий Древнего Востока. Лишь в 60-е годы XX века на холме Тель-Мардих в Сирии были обнаружены первые многообещающие свидетельства древней городской цивилизации. Правда, в уже известных ближневосточных документах Эбла упоминалась не раз, но где она располагалась, и что собой представляла, не знал никто. Первые систематические раскопки в районе Тель-Мадиха начал в 1974 году итальянский археолог Паоло Маттиа. Вскоре ученые поняли: перед ними крупное самостоятельное древнее государство.
Но – поразительно: Эбла располагалась вдали от более или менее значительных рек. Это обстоятельство опровергало давно устоявшуюся в археологии догму, что высокоразвитая цивилизация глубокой древности могла появиться только в непосредственной близости от одной из великих рек, таких, например, как Нил, Тигр, Евфрат или Инд. Ученые не верили своим глазам.
Верхние слои холма относились ко времени Хаммурапи, то есть в эпоху патриархов, во всяком случае, в ее начале город еще существовал во всем своем великолепии.
Дальнейшие раскопки помогли ученым обнаружить надпись «Ибби-Закир – царь Эблы». Это стало вполне убедительным доказательством того, что именно здесь находился город, упоминавшийся в аккадских надписях XXIV–XXIII веков до н. э.
Вскоре ученых ожидала еще одна потрясающая находка: огромная библиотека и архив, состоящие из 17 тысяч клинописных табличек, написанных на неизвестном языке. Текст не поддавался расшифровке до тех пор, пока этнограф экспедиции Джованни Петтинато не обнаружил фрагменты словарей, где были написаны эблаистические слова и их шумерский перевод. Оказалось, что язык напоминал скорее иврит или финикийский, чем аккадский.
Из анализа архивных материалов выяснилось, что Эбла имела тесные экономические и дипломатические связи с Мари, а цари обоих этих городов даже обменивались друг с другом подарками. Из архива всплыли также названия многих городов Ханаана и Сирии, известные нам из ТАНАХа. Ученые даже подумали, что речь идет о столице огромной империи, простиравшейся от Сдома и Газы в Палестине до центральных районов Анатолии. В конце 70-х годов в Италии вышли книги Петтинато «Эбла – империя, оттиснутая в глине» и Маттиа «Эбла – вновь найденная империя». Однако, как это часто случается, археологи и историки поспешили. Дальнейшие исследования показали, что «империя» на самом деле была не столь грандиозной, всего около двухсот километров в диаметре. Иными словами, Эбла оказалась типичным городом-государством шумерского типа. Такой вывод, разумеется, нисколько не умаляет огромного значения этого выдающегося археологического открытия. Ведь была открыта первая в истории археологии развитая не речная цивилизация, ровесница египетской и шумерской. «Поселение, вначале находившееся под месопотамским влиянием, процветало уже в первые годы третьего тысячелетия, а затем, в лучшую свою пору (2300 г.), стало прекрасным городом с высокими трехэтажными строениями, – пишет Майкл Грант. – Ведя оживленную торговлю лесом, медью, драгоценными камнями, Эбла добилась политического статуса сверхдержавы, которая контролировала основные дороги Сирии и Палестины…».[102]
