Наталья Борисова - Литература, гинекология, идеология. Репрезентации женственности в русской публицистике и женской литературе 1980-х — начала 1990-х годов
Следствием этого процесса является тенденция к патологизации женщины. Эта тенденция имеет два аспекта. Социальное давление, требующее от женщины быть прежде всего матерью, делает особо значимым все то, что способствует, сопутствует или препятствует осуществлению главной женской задачи. Становится важно говорить о родовспоможении и гинекологии. Поэтому абортно-репродуктивная тематика становится самой заметной в публицистике и литературе этого времени.
С другой стороны, женщина, чьей социальной ролью становится пассивное страдание, по определению становится пациентом, находясь перманентно в страдательном залоге. Женская пассивность и ее аналоги (анималистичность, биологичность, неосознанность женского поведения) являются вторым важным пунктом, определяющим образ женщины. Женское поведение постоянно описывается как жестко детерминированное, навязанное извне. Женщина находится в плену у тех социальных ролей, которые она не сама выбирает, но вынуждена принимать. Решение ее судьбы всегда принадлежит другому. Этим другим может быть государство, призывающее рожать в силу экономической необходимости, или врач, или старший в семье: муж, родители, свекровь и т. д. Сама женщина растворяется в дискурсе, мы ее либо вообще не слышим, либо она повторяет навязанные ей утверждения. Женщина отклоняется от нормы и телесно: либо переполнена (беременность), либо неполна (аборт или бесплодие) — и социально: она несамостоятельна и несамоценна. Ее ценность определяется внешними слагаемыми: детьми, семьей. Литература о женщине воспроизводит, но практически не рефлектирует подобные стереотипы сознания.
Лишь в конце 1990-х годов — в какой-то мере как реакция на успехи пропаганды контрацепции и знакомство с западным образом жизни — в произведениях В. Калашниковой [Калашникова 1998], М. Рыбаковой [Рыбакова 1999], М. Климовой [Климова 1998] и И. Денежкиной [Денежкина 2002] предлагается новая модель женского поведения. Эта новая женская литература полностью игнорирует гинекологическую тематику и предлагает новую героиню, мобильную, активную, сексуально-раскрепощенную, утверждающую себя в профессиональном плане. Материнство, очевидно слишком связанное со стереотипами предыдущего десятилетия, перестает быть темой литературы: новые русские героини покоряют жизненное пространство без детей и без страха забеременеть.
Литература
Алешина 1988 / Алешина З. Мой малыш // Работница. 1988. № 7.
Бурова 1988а / Бурова С. Мини-аборты и макси-проблемы // Работница. 1988. № 8.
Бурова 1988б / Бурова С. Дурной сон // Работница. 1988. № 11.
Василенко 1991 / Василенко Л. Новые амазонки. М., 1991.
Владина 1989 / Владина Н. Женщины уже не просят — требуют неотложной помощи: так что же для них аборт: операция или пытка? // Семья. 1989. № 23.
Денежкина 2002 / Денежкина И. Дай мне (Song for Lovers). СПб.; М., 2002.
Елагина 1990 / Елагина Р. Вьючно-сумчатоломовое // Работница. 1990. № 8.
Калашникова 1998 / Калашникова В. Ностальгия // Звезда. 1998. № 9.
Климова 1998 / Климова М. Домик в Буа-Коломб. СПб., 1998.
Кон 1997 / Кон И. С. Сексуальная культура в России: Клубничка на березке. М., 1997.
Кондаков 1981 / Кондаков Н. М. Молодым супругам. М., 1981.
Лапутина 1988 / Лапутина О. Неполный рабочий день: блажь или необходимость? // Работница. 1988. № и.
Петрушевская 1993 / Петрушевская Л. По дороге бога Эроса: Проза. М., 1993.
Петрушевская 1995 / Петрушевская Л. Тайна дома. М., 1995.
Петрушевская 1998 / Петрушевская Л. Дом девушек. М., 1998.
Познер 1989 / «Не надо ждать милостей от мужчин!?» (беседа И. Скляр с В. Познером) // Работница. 1989. № 3.
Ременник 1986 / Ременник Л. И. Репродуктивное поведение и онкологические заболевания у женщин // Детность семьи: Вчера, сегодня, завтра. М., 1986.
Рыбакова 1999 / Рыбакова М. Анна Гром и ее призрак. М., 1999.
Суханова 1988 / Суханова Н. Делос // Новый мир. 1988. № 3.
Тольц 1989 / «Одинокая женщина с ребенком и мужчина без…» (беседа Д. Акивис с демографом М. Тольцем) // Работница. 1989. № 5.
Fitzpatrick 1999 / Fitzpatrick S. Everyday Stalinism, Ordinary life in extraordinary times: Soviet Russia in the 1930s. Oxford, 1999.
Gorbatschew 1987 / Gorbatschew M. Perestroika. Die zweite russische Revolution. Eine neue Politik fiiir Europa und die Welt. Mtinchen, 1987.
Heldt 1992 / Heldt B. Gynoglasnost: Writing the Feminine // Perestroika and Soviet Women / Ed. by M. Buckley. Cambridge, 1992.
Nohejl 1996 / Nohejl R. Wunschtraume und Alptraume: Zur Thematisierung von Korperlichkeit und Sexualitat in der postsowjetischer Frauenprosa // Frauenbilder und Weiblichkeitsentwtirfe in der russischen Frauenprose / Hrsg. von C. Parnell. Frankfurt / M., 1996.
Schmitt 1997 / Schmitt B. Zivilgesellschaft, Frauenpolitik und Frauenbewegung in Russland: von 1917 bis Gegenwart. Konigstein, 1997.
Примечания
1
Б. Хелд анализирует распределение ролей в телепередаче «Перестройка: проблемы и решения», отмечая четкое деление участников по гендерному признаку: мужчины — политики и ученые — находятся в центре студии, заняты решением важных вопросов, их окружают молодые женщины-телефонистки, «наши девочки», отвечающие на звонки и периодически появляющиеся в камере, чтобы передать ученым мужам вопросы телезрителей [Heldt 1992:162].
2
«История семьи читается как история женщины. Модели, с помощью которых демография изучает процесс возобновления населения, построены на описании воспроизводства женской его части. У нас даже термина нет, обозначающего роль мужчины в этом процессе» [Тольц 1989:25].
3
О советской семейной политике и «женском вопросе» в 1970–1980-е годы см.: [Schmitt 1997: 201].
4
Подробнее о введении запрета на аборт сталинской Конституцией 1936 года см.: [Fitzpatrick 1999:152–155].
5
См. рассказ Н. Горлановой «Покаянные дни, или В ожидании конца света» (опубликованный в сб.: [Василенко 1991:7–31]) и рассказы Петрушевской «Новые Робинзоны» и «Гигиена» [Петрушевская 1993: 141–150,157–163].
6
«Со времени развода прошло два года, не так много, но ведь никто не знает, что Сашка со мной не жил! Мы спали в одной кровати, но он меня не трогал!.. Я ничего тогда не знала, и была ему даже благодарна, что он меня не трогает, я страшно уставала с ребенком…» [Петрушевская 1995:437].
7
«Он лез в кровавое месиво, в лоскутья, как насосом качал мою кровь, солома подо мной была мокрая, я пищала вроде резиновой игрушки с дырочкой в боку…» [Петрушевская 1995:438].
8
«Да, и от всего этого ужаса и разврата родился чистый, красивый, невинный Тимочка…» [Петрушевская 1995: 4391.
