Валерий Земсков - Образ России в современном мире и другие сюжеты
Наиболее ярко связь эволюции историографии и истории литературы проявилась во Франции. Подобно древнегреческим историографам, новые историки стремились к профессиональной спецификации жанра Истории, который формирует «научное», «объективное» и «позитивное» знание о событиях и «истинных» фактах, но, как и в древности, обнаружилась невозможность оторвать исторический дискурс от художественного.
Истории литературы были зависимы от историографии, а историография – от языка и приемов литературы. Историография не могла оторваться от литературы, и скорее наблюдается их взаимоперетекание, а не спецификация, и едва ли не слияние романтического историко-эссеистического и литературного дискурсов. Писатель чувствовал себя историком общественной жизни (как В. Скотт, А. Пушкин, О. Бальзак, Л. Толстой), а историограф учился писать у литераторов, ощущая себя при этом медиумом, носителем истины, которую он сообщает обществу.
Синкретизм историографического и писательского дискурсов очевиден в русской культуре («История государства Российского» Н. М. Карамзина). Соединительное звено между историографией и художественным творчеством – историко-философская эссеистика (П. Я. Чаадаев).
Спецификация историографии и истории литературы основывалась на философских позитивистско-натуралистических идеях (историки Франсуа Гизо, Огюстен Тьерри, Жюль Мишле) и на достижениях естественнонаучной мысли (детерминизм, эволюционная теория). Ипполит Тэн, наиболее влиятельный теоретик этого направления, написал «Историю английской литературы» (1863–1864), построив ее на этих принципах (раса, среда, момент, причинный детерминизм).
Насыщенная идеями И. Тэна культурно-историческая школа была влиятельной во всей Европе. На ее принципах создавались истории национальных литератур. Наиболее полно эти принципы воплотили такие крупные историки литературы, как Франческо де Санктис («История итальянской литературы», 1870–1871), Вильгельм Шерер («История немецкой литературы», 1880–1883), Марселино Менендеси-Пелайо («История эстетических идей в Испании», 1883–1891), Гюстав Лансон («История французской литературы», 1894), Луи Пти де Жюльвиль, под редакцией которого вышла всеобъемлющая восьмитомная «История французского языка и литературы» (1896–1899). В Англии наиболее крупный труд этого направления – «Кембриджская история английской литературы» (тт. 1—15, 1907–1927).
В России на рубеже XIX–XX вв. в историях литературы заметное место занимали социологические идеи. В 1898–1899 гг. вышла четырехтомная «История русской литературы» А. Н. Пыпина, в 1902 г. Е. А. Соловьёв издал «Очерки по истории русской литературы XIX века», а в 1905 г. – «Опыт философии русской литературы»; в 1906 и 1911 гг. выходит «Курс истории русской литературы» В. А. Келтуялы (кн. 1, 2).
Созданный в XIX в. формат истории национальной литературы, теоретически и методологически усовершенствованной в XX в., актуален и поныне, и обретает особое значение в результате таких радикальных событий, как деколонизация, распад Советского Союза на самостоятельные республики, национально-культурная активизация народов России и т. д. Он противостоит критике глобалистов, постструктуралистов и опытам создания сравнительных (компаративистских) историй литератур.
О сравнительном литературоведении
Вернемся к началам Истории литературы и особое внимание уделим сравнительному литературоведению, зародившемуся в XIX в. Оно прошло значительный путь и несмотря на различного рода трудности сохраняет актуальность, особенно в результате того кризиса, который пережили и традиционная историография и жанр Истории литературы в последней трети XX в.
Идея создания сравнительной истории литературы рождается практически одновременно с идеей истории национальной, восходит к идеям все тех же блестящих немецких мыслителей – Гердера, Шлегеля и увенчивается в 1827 г. формулой Гёте – «мировая литература», которая означает, что между литературами существуют не только разделительные, но и соединительные линии.
Известный словацкий теоретик компаративизма Дионис Дюришин писал о неизбежности с рождением идеи «мировой литературы» осознания взаимодействия литератур и появления компаративистики. Он отмечал и отсутствие жестких разделительных линий между историями национальных литератур, что побуждало к развитию сопоставительного подхода[140]. После острого кризиса последней трети XX в. стало явно, что колониальный XIX век парадоксальным образом не только разъединял, но и соединял различные культуры, литературные традиции. Рождение идеи сравнительного литературоведения интернационализировало пространство литературы и разделяло его по-новому, по бесспорному принципу сопоставления.
Итак, зарождение компаративистики ненамного отстает от времени появления Историй национальной литературы.
Раньше других в Париже в 1828 г. лекции о необходимости сопоставительного изучения литератур прочел писатель и историк Абель-Франсуа Вильмен и издал двухтомный «Курс французской литературы» (1828–1829), где проповедовал эти идеи.
Но значительно более сложное строение компаративной истории и ее теоретико-методологическое обоснование было обусловлено тем, что первые практические воплощения новых идей появились гораздо позднее. В 1886 г. в Лондоне вышел труд «Сравнительное литературоведение» («Comparative literature») новозеландца ирландского происхождения Хатчесона Маколи Поснетта, возглавлявшего кафедру классической филологии в Оклендском университете. Труд построен на сопоставлении национальных процессов, идеях Герберта Спенсера, социал-дарвинизма, принципа эволюции от «простого» к «сложному», «индивидуальному». В зарубежной науке он считается началом методологически обоснованной компаративистики.
Для русской науки началом стало издание А. Н. Пыпиным и В. Д. Спасовичем в 1879–1881 г. двухтомной «Истории славянских литератур», созданной на принципах культурно-исторической школы. В 1880 г. вышел первый том четырехтомной «Всеобщей истории литературы» (1880–1892) под редакцией В. Ф. Корша и А. И. Кирпичникова. Издание, основанное на выявлении хронологических параллелей, содержало материалы истории античной, западноевропейских, славянских и восточных литератур (древней и новой).
В Германии в 1880–1883 гг. издается оказавшая существенное влияние на развитие немецкой компаративистики «История немецкой литературы» В. Шерера, основанная на принципах культурноисторической школы, но делавшая упор на изучение текста и анализ причинности явлений.
Во многих российских университетах с 1880-х годов существуют кафедры «Всеобщей литературы» (в том числе в Киеве), а среди ученых того времени особое место занимает А. Н. Веселовский, возглавивший с 1870 г. кафедру в Петербургском университете.
Для Веселовского как основателя нового направления в сравнительном литературоведении, увенчанного выдающимся (незавершенным) проектом «Исторической поэтики», принципиально важно изучение в сравнительном русле основы словесности – фольклора. Вместе с тем сфера его интересов включала в себя и постижение «механизмов» формирования, эволюции и функционирования литературы в разных культурных пространствах. А для этого было необходимо создание, как он говорил в лекциях 1870 г., «сравнительного метода». Прокладывая свой путь, А. Н. Веселовский не отказывался от того, что было уже создано, – ни от «мифологической» школы (в России представленной работами Ф. И. Буслаева), ни от «теории заимствований» («миграции») немецкого теоретика Теодора Бенфея[141]. Соединение исторического, общекультурного и теоретического лежит в основе его замечательных прозрений о «механизмах» культурообразования (в том числе о взаимодействии разных народов в области фольклора и литератур). По широте и глубине понимания процесса формирования новых культурных явлений Веселовский сопоставим только с Гердером, который считал, что перенос «чужого» в новую среду ведет не к искажению «образца», а к возникновению нового и иного легитимного феномена.
Так, уже в 1860-х годах Веселовский писал о том, что «влияние чужого элемента» всегда обусловлено уровнем той среды, на которую он воздействует, и готовностью этой среды к восприятию «чужого». Всеобщий «культурный закон», по Веселовскому, – «двойственность образовательных элементов» (т. е. «свое» + «чужое»). Веселовский назовет взаимодействие элементов в разных культурах (в фольклоре, литературе) «встречным течением», которое является необходимым условием «переноса». Такова основа его сравнительного метода. Знаменательно, что черновой план своей «Исторической поэтики» Веселовский набросал на экземпляре книги Х. М. Поснетта, основой компаративизма которого был «принцип динамизма» развития национальных литератур внутри мировой литературы, тогда как А. Н. Веселовский делает акцент на «встречном течении» и на трансформации воспринятого в своей среде[142].
