Николай Стороженко - Предшественники Шекспира
Другаго рода турниры происходили во время посѣщенія королевой университетовъ оксфордскаго и кембриджскаго. Публичный диспутъ на заданную тему составлялъ необходимую принадлежность почетнаго пріема. Университеты выставляли своихъ лучшихъ бойцовъ, которые состязались другъ съ другомъ по всѣмъ правиламъ схоластической діалектики 222). Въ 1578 г., когда Елисавета проѣздомъ остановилась въ маленькомъ городкѣ Saffron Walden'е, находящемся въ нѣсколькихъ миляхъ отъ Кембриджа, вице-канцлеръ университета извѣстилъ Борлея, что директоры университетскихъ коллегій желаютъ привѣтствовать королеву и приготовились устроить въ честь. ея диспутъ на слѣдующую тему: что въ монархѣ болѣе достойно похвалы — милосердіе или строгость? Борлей отъ имени королевы изъявилъ согласіе на ихъ предложеніе, и въ назначенный часъ депутаты отъ университета въ своихъ традиціонныхъ бархатныхъ мантіяхъ и четыреугольныхъ шляпахъ пріѣхали въ городъ. Несмотря на то, что Елисавета сильно устала послѣ дороги, она однако не заставила долго ждать себя и въ сопровожденіи Борлея и нѣсколькихъ придворныхъ дамъ прибыла въ залу, предназначенную для торжества. Послѣ обычныхъ привѣтственныхъ рѣчей, продолжавшихся болѣе часа, начался диспутъ на латинскомъ языкѣ, длившійся цѣлыхъ три часа. Онъ, вѣроятно, продолжался бы гораздо долѣе, если бы Борлей, замѣтивъ усталость королевы, не принялъ на себя, въ качествѣ канцлера университета, почетной обязанности руководить преніями, которая давала ему право поминутно останавливать разгорячившихся диспутантовъ, напоминаніемъ не уклоняться отъ предмета и диспутировать по правиламъ діалектики: Loquor, ut Cancellarius, disputa dialectice. Королева выдержала терпѣливо эту трехчасовую діалектическую пытку и насказавъ, по своему обыкновенію, диспутантамъ множество любезностей, отпустила ихъ обратно въ Кембриджъ 223).
Ежегодныя путешествія Елисаветы по Англіи, вызывавшія со стороны аристократіи раззорительныя заявленія вѣрноподданническихъ чувствъ въ видѣ праздниковъ, процессій, турнировъ и т. п. весьма нравились народу, сохранившему въ своихъ собственныхъ празднествахъ иного сценическаго. Въ первой главѣ мы уже имѣли случай познакомиться съ нѣкоторыми изъ этихъ сельскихъ торжествъ, которыя, подобно олимпійскимъ играмъ древней Греціи, поддерживали племенную связь и солидарность между различными классами англійскаго населенія, соединяя ихъ въ живомъ чувствѣ общаго веселья. Мы видѣли, что драматическій элементъ съ давнихъ поръ игралъ важную роль въ этихъ увеселеніяхъ, но въ XVI в. онъ получилъ рѣшительное преобладаніе. "Сценическія представленія — говоритъ новѣйшій историкъ царствованія Елисаветы — были любимымъ удовольствіемъ англійскаго народа отъ дворцовъ до хижинъ. Лѣтописцы сообщаютъ намъ много свѣдѣній о маскахъ и различнаго рода пьесахъ, игранныхъ въ это время при дворѣ и въ замкахъ знатныхъ вельможъ. Эти представленія были блистательнымъ выраженіемъ господствовавшаго вкуса къ сценическому, который въ Англіи былъ вполнѣ національнымъ и всеобщимъ явленіемъ" 224). Во второй половинѣ XVI в. число странствующихъ актеровъ увеличилось до такой степени, что правительство, опасаясь разныхъ безчинствъ, могущихъ произойти отъ множества праздныхъ и бродячихъ людей, сочло нужнымъ особымъ указомъ ограничить ихъ распространеніе, изъявъ ихъ изъ подъ покровительства законовъ и поставивъ ихъ на одну доску съ фокусниками, вожаками медвѣдей и т. п. бродягами 225). Эта мѣра не коснулась впрочемъ постоянныхъ актеровъ, обыкновенно приписанныхъ ко двору какого-нибудь знатнаго вельможи и путешествовавшихъ подъ защитой его герба 226), которымъ правительство продолжало оказывать всякаго рода поощренія. Въ 1574 г. Елисавета, уступая настояніямъ своего любимца Лейстера, видала его придворнымъ актерамъ, Джемсу Борбеджу съ товарищами патентъ, въ силу котораго они могли давать театральныя представленія не только вездѣ въ провинціи, но и въ самомъ Лондонѣ, "для увеселенія нашихъ возлюбленныхъ подданныхъ и для нашей собственной утѣхи и удовольствія", какъ сказано въ самомъ патентѣ 227). Лордъ-мэръ и альдермены Лондона протестовали противъ королевскаго патента, такъ какъ по ихъ мнѣнію имъ нарушались права городскаго совѣта; вслѣдствіе чего между городскимъ совѣтомъ и министромъ двора (Lord chamberlain) возникли пререканія. Съ юридической точки зрѣнія, конечно, городской совѣтъ былъ правъ, такъ какъ верховная власть не имѣла права вторгаться въ предѣлы его юрисдикціи. Пока это дѣло разбиралось въ тайномъ совѣтѣ королевы, городской совѣтъ, фанатизируемый пуританскими проповѣдниками, всячески тѣснилъ актеровъ, запрещалъ имъ собираться для репетицій, разгонялъ публику и т. д. Тогда актеры подали въ верховный совѣтъ жалобу на притѣсненія городскихъ властей, не дозволяющихъ имъ упражняться въ своемъ искусствѣ и тѣмъ добывать себѣ кусокъ хлѣба. На это члены городскаго совѣта возражали, что никто не мѣшаетъ актерамъ заниматься какимъ угодно ремесломъ, лишь бы это ремесло было честное, но что они въ первый разъ слышатъ будто такимъ ремесломъ можетъ быть театральное искусство и т. д. 228) Должно полагать что верховный совѣтъ рѣшилъ дѣло не въ пользу актеровъ, и они, видя, что правительство не въ силахъ ихъ защищать, рѣшились удалиться за городскую черту, за предѣлами которой оканчивалась юрисдикція лорда-мэра и основать тамъ первый постоянный театръ. Въ 1575 г. Джемсъ Борбеджъ и его товарищи купили большое мѣсто, нѣкогда принадлежавшее упраздненному доминиканскому монастырю (Blackfriars) и принялись за постройку театральнаго зданія. Постройка шла такъ успѣшно, что въ слѣдующемъ году театръ, получившій названіе блакфрайрскаго, былъ уже открытъ для публики. Какъ велика была общественная потребность въ этомъ учрежденіи можно судить изъ того, что въ томъ же году близь вновь построеннаго театра возникли два другихъ The Curtain и The Theatre, а въ 1578 г. одинъ пуританскій проповѣдникъ насчитывалъ въ Лондонѣ и его предмѣстіяхъ восемь театровъ 229).
Въ концѣ XVI в. къ существующимъ восьми театрамъ прибавилось еще нѣсколько новыхъ, между которыми первое мѣсто занималъ Глобусъ, построенный въ 1594 г. Ричардомъ Борбеджемъ. Глобусъ, принадлежавшій той же компаніи актеровъ, которая основала блакфрайрскій театръ, былъ предназначенъ для лѣтнихъ представленій. Пуританскіе проповѣдники называютъ лондонскіе театры роскошными зданіями (sumptuous Theatre-Houses), тогда какъ на самомъ дѣлѣ это были наскоро сколоченныя деревянныя постройки, напоминающія наши масляничные балаганы. Устройство ихъ было чрезвычайно просто. Представьте себѣ овальное пространство, обведенное крытыми галлереями, но само открытое сверху; это — партеръ Глобуса. Въ немъ нѣтъ даже скамеекъ, и публика, забравшаяся сюда, должна все время стоять на ногахъ, ежеминутно рискуя подвергнуться непріятностямъ капризной лондонской погоды. Въ галлереяхъ, окружающихъ партеръ, находились болѣе удобныя, но за то и болѣе дорогія мѣста для зрителей, а подъ галлереями нѣсколько повыше партера и ближе къ сценѣ были устроены ложи, гдѣ сидѣли дамы. Надъ ложами выходившими на самую сцену, находился балконъ, отданный въ распоряженіе музыкантовъ. Кромѣ того были еще мѣста на самой сценѣ, назначенныя для тѣхъ, кто не поскупится заплатить цѣлый шиллингъ за мѣсто. Тамъ обыкновенно сидѣли или, лучше сказать, полулежали на тростниковыхъ цыновкахъ (rushes), подмостивъ подъ себя свои плащи, знатные покровители театра, литераторы и драматурги, записные театралы, или просто лондонскіе дэнди, желавшіе прослыть тонкими цѣнителями драматическаго искусства и вообще чѣмъ бы то ни было обратить на себя вниманіе публики 230). Деревянныя перила отдѣляли партеръ отъ нѣсколько возвышающейся надъ нимъ сцены, которая дѣлилась на три части: авансцену, балконъ и находившуюся подъ нимъ маленькую внутреннюю сцену. На заднемъ фонѣ сцены возвышался, по крайней мѣрѣ на восемь футовъ отъ пола, укрѣпленный на столбахъ, балконъ, плотно примыкавшій къ наружной стѣнѣ. Назначеніе его было замѣнять собою башню, городскую стѣну, террасу и вообще верхнее жилье. Здѣсь напр. происходила поэтическая сцена свиданья Ромео и Джульеты; отсюда Джульета должна была произнести свой восторженный, дышащій страстью и нѣгой юга, монологъ къ ночи и отсюда же несговорчивые граждане Анжера (въ королѣ Іоаннѣ) вели свои переговоры съ королями французскимъ и англійскимъ. Подъ балкономъ, въ пространствѣ между поддерживающими его столбами и стѣной, была устроена маленькая внутренняя сцена, закрытая отъ публики занавѣсками. Въ Отелло въ ней помѣщается постель Дездемоны, а въ Гамлетѣ она изображаетъ собой театръ, на которомъ странствующіе актеры играютъ по приказанію принца многознаменательную пьесу объ убійствѣ Гонзаго. Что касается до сценической постановки англійской драмы XVI в., то она поражаетъ своей первобытностію, Тогдашняя сцена не знала ни декорацій, ни подвижныхъ кулисъ; все ея убранство ограничивалось ковровой драпировкой, спускавшейся съ ложъ, выходившихъ на сцену, до самого пола. Потолокъ сцены былъ обтянутъ свѣтло-голубой матеріей, если сцена изображала день; если же, по требованіямъ пьесы, должна была наступить ночь, то свѣтлая драпировка замѣнялась другой, болѣе темной. Во время представленія трагедій вся сцена облекалась въ трауръ, что въ переводѣ на простой языкъ означаетъ, что ее завѣшивали черными коврами. Мѣсто дѣйствія обозначалось на доскѣ, выставляемой на авансценѣ, и чтобы перемѣнить его нужно было только наклеить на доску другую надпись. Единственная роскошь, допускавшаяся на этихъ балаганныхъ театрахъ, была роскошь костюмовъ, изъ которыхъ нѣкоторые, можетъ быть невѣрные исторически, были тѣмъ не менѣе великолѣпны. Изъ бумагъ братьевъ Аллейнъ, изданныхъ Колльеромъ, видно, что за одинъ бархатный костюмъ, по всей вѣроятности предназначавшійся для актера, игравшаго роль короля, было заплачено двадцать фунтовъ — сумма для того времени весьма значительная. Плата за входъ была различна; вообще въ открытыхъ театрахъ она была меньше, чѣмъ въ закрытыхъ, предоставлявшихъ зрителямъ болѣе удобствъ. Партеръ въ открытыхъ театрахъ стоилъ всего одинъ пенсъ; если же пьеса давалась въ первый разъ, то два пенса. За мѣсто на сценѣ нужно было заплатить шиллингъ; ложа стоила нѣсколько больше. Въ Блакфрайрскомъ театрѣ, гдѣ ложи были устроены въ видѣ отдѣльныхъ комнатъ, цѣна ложи доходила иногда до двухъ съ половиною шиллинговъ. Начало представленія возвѣщалось звукомъ трубъ; въ народныхъ (public) театрахъ спектакль обыкновенно начинался ровно въ три часа пополудни и оканчивался за свѣтло. Въ театрахъ менѣе помѣстительныхъ и носившихъ по этому случаю названіе частныхъ (private); къ нимъ принадлежалъ между прочимъ и Блакфрайрскій театръ) иногда играли нѣсколько позднѣе, но это случалось рѣдко, такъ какъ городскія власти бдительно слѣдили за тѣмъ, чтобъ всякое представленіе окончивалось до захода солнца. Относительно порядка представленія нужно замѣтить, что почти всякой пьесѣ предшествовалъ прологъ. При звукахъ музыки выходилъ на сцену актеръ, игравшій роль пролога, одѣтый въ черное бархатное платье и кратко излагалъ содержаніе пьесы. Въ нѣкоторыхъ пьесахъ каждому акту предшествовала пантомима, въ которой символически изображалось то, что должно было произойти въ этомъ актѣ. Примѣръ такой пантомимы мы видѣли въ Горбодукѣ. Если же, по свойству пьесы, пантомимы не полагалось, то въ антрактахъ шуты забавляли публику танцами и пѣніемъ комическихъ куплетовъ. По окончаніи пьесы, послѣ обычной молитвы за королеву, исполняемой всѣмъ персоналомъ пьесы на колѣняхъ, на сцену выходилъ клоунъ и произносилъ свой джигъ (jig), родъ комической импровизаціи, полной намековъ на современныя событія и сопровождаемой пѣніемъ и танцами. Къ характеристическимъ особенностямъ сценической постановки старинныхъ англійскихъ пьесъ нужно еще отнести то, что женскія роли обыкновенно исполнялись мужчинами — обстоятельство, по нашему мнѣнію сильно вредившее художественной правдѣ исполненія, ибо мы даже и не можемъ себѣ представить, чтобъ мальчики актеры могли сколько-нибудь удовлетворительно возсоздать такіе глубоко-женственные характеры, какъ напр. Офелія, Дездемона или Юлія 231).
