Наум Синдаловский - Петербургский фольклор с финско-шведским акцентом, или Почем фунт лиха в Северной столице
Наконец в 2013 году удалось сделать ещё один шаг к восстановлению исторической справедливости. Железнодорожную станцию «Детское Село» переименовали в «Царское Село». При этом город до сих пор продолжает оставаться Пушкиным.
* * *До начала XVIII века на месте Петергофа – царской летней резиденции на берегу Финского залива – находились финские деревни: Куусоя (Kuusoja), то есть «еловый ручей»; и Похьяёки (Pohjajoki) в значении «северная речка».
Первое упоминание о Петергофе, как назывался Петродворец до 1944 года, относится к 1705 году. В то время, как свидетельствуют легенды, город представлял собой так называемый «заезжий дом», или «попутные светлицы» Петра I на западном берегу Фабричного канала с пристанью для переправы в Кронштадт. По преданию, своим появлением и то и другое обязано супруге царя, Екатерине Алексеевне. Пётр, озабоченный строительством Кронштадтской крепости, которая должна была защищать возводимый Петербург от вторжения неприятеля с моря, часто посещал остров Котлин. И так как поездки совершались морем и потому, особенно в бурную осеннюю непогоду, были связаны с постоянным риском, то Екатерина будто бы уговорила Петра построить на берегу напротив острова, где переезд мог быть наиболее опасным, заезжий дом или путевой дворец, где царь мог бы переждать стихию.
Годом основания собственно Петергофа принято считать 1714-й, когда на берегу залива царь заложил Малые палаты, или Монплезир, хотя ещё задолго до этого в одном из документов того времени появилось сообщение, что «26 мая 1710 года царское величество изволило рассматривать место сада и плотины грота и фонтанов Петергофскому строению». Речь шла о будущем Петергофе, парадной загородной резиденции, которую начали возводить восточнее всех первоначальных «попутных светлиц».
До окончания Северной войны оставалось ещё целых 10 лет, но Россия так прочно врастала в топкие балтийские берега, что могла себе позволить политическую демонстрацию. И действительно, мы знаем, что строительство Петербурга и Кронштадта в значительной степени определялось условиями военного времени и соображениями тактического и стратегического характера, – тогда чем, как не яркой и убедительной декларацией воинской мощи, экономического могущества и политической зрелости можно объяснить появление в самый разгар войны загородной резиденции с весёлыми и дерзкими затеями, радостными забавами и праздничными водяными шутихами?
Большой Петергофский дворец и Фонтан «Самсон»
Центральную часть Нижнего парка Петергофа, или Петродворца, как с 1944 года стал называться этот город, занимает Большой каскад – грандиозное художественно оформленное гидротехническое сооружение, объединившее Петергофский дворец на вершине крутого берега с раскинувшимися у его кромки водами Финского залива. В представлении склонного к символам, эмблемам и аллегориям человека XVIII столетия Каскад олицетворял выход России к морю, идею, реализации которой посвятил всю свою недолгую жизнь Пётр I. Семнадцать водопадных ступеней Большого каскада и канал, который идет от него к морю, украшены сорока одной бронзовой статуей, двадцатью девятью барельефами, четырьмя бюстами, семью маскаронами и ста сорока двумя струями бьющей в небо хрустальной воды.
Смысловым центром всей композиции Большого каскада является скульптурная группа «Самсон, раздирающий пасть льва». Первоначально вызолоченную свинцовую фигуру Самсона, исполненную по модели скульптора Бартоломео Карла Растрелли, установили на Большом каскаде в 1734 году, в 25-ю годовщину Полтавской битвы, хотя сохранилась легенда, согласно которой Самсон был установлен гораздо раньше, ещё при Екатерине I, в 1725 году. Будто бы именно она, едва став императрицей, задумала увековечить великую битву в виде аллегорических фигур – Самсона и льва. Библейский герой символизировал Россию, а лев, изображение которого является частью шведского герба, – побеждённую Швецию. Впрочем, фольклору известно ещё одно предание. Согласно ему, Самсон установлен ещё раньше. Будто бы сам Пётр посвятил его памяти Гангутского сражения.
Сделаем небольшое отступление. Изображение льва в архитектурном убранстве городов известно на Руси давно. Достаточно вспомнить каменные узоры владимирско-суздальских храмов. Может быть, отсюда ведёт свою родословную крылатое выражение «львы стерегут город». Однако скромная и экономная архитектура Петровского барокко животного декора не знала. Тем более что изображение сразу двух львов, поддерживающих геральдический щит, составляет часть государственного герба Швеции – исконного врага Петра I.
На языке знаков, символов и эмблем считается, что лев – древний скандинавский символ власти и могущества. Кстати, лев, попирающий саблю, присутствует и в государственном гербе Финляндии. По одной из версий, лев является символом победы Швеции над Россией во второй половине XVI века. Вот почему если львы в России где-то и появлялись, то не иначе, как попираемые или раздираемые русским богатырем Самсоном, как это и происходит в композиции центрального фонтана «Самсон, раздирающий пасть льва» в Петергофе.
В середине XVIII века изображение львов включается в декоративный орнамент пышных фасадов барочных дворцов великосветской знати. Львиные маски становятся символами богатства и роскоши. Но только в архитектуре классицизма львы перестают выполнять подчинённую, декоративную функцию и становятся самодостаточными. Львы сходят с фасадов и занимают места перед зданиями, подчеркивая тот или иной характер самого сооружения и, в зависимости от этого, гостеприимно приглашают войти внутрь или, наоборот, надёжно охраняют входы от нежелательных посещений. Этим они близки к древним изображениям львов на могилах умерших героев. Одновременно с обозначением мирского статуса умершего, они охраняют его вечный покой вне земного существования.
Сказать, сколько всего львов в скульптурном и архитектурном убранстве Петербурга, невозможно. Если не считать львиных масок, украшающих замко́вые камни, оконные переплеты и межоконные пространства на фасадах, то одни из первых, если не вообще первые, фигуры каменных львов находятся у входа в дом Лаваля на Английской набережной. Считается, что они изваяны по рисункам архитектора А. Н. Воронихина. Они лежат на низких ступенях входа, положив могучие головы на сложенные по-кошачьи лапы. Их архаичный вид мирен и мудр. В народе их давно прозвали «Львами-философами».
Особенно много львов появилось в Петербурге благодаря творчеству архитектора К. И. Росси и его последователей. Первые львиные пары, отлитые по его рисункам, украсили невскую набережную у Дворцового спуска. Затем появились их многочисленные копии.
Их сторожевые функции старательно подчеркиваются одним из важнейших композиционных принципов классицистической традиции – симметрией. Сторожевые львы обязаны смотреть друг на друга, как бы замыкая взглядами охраняемое пространство. Иногда для обозначения этого пространства в пасти львов вкладывают кольца провисающей цепи. Этакий кавказский меловой круг. Однажды пара таких львов нарушила этот незыблемый закон симметрии. Молва утверждает, что этот конфуз произошел с львиной парой у входа на Пролетарский (в прошлом – Александровский) чугунолитейный завод. Кстати, именно на этом заводе были произведены почти все отливки петербургских чугунных львов. Одну львиную пару литейщики оставили себе и установили перед зданием заводоуправления на Шлиссельбургском тракте. Так вот, однажды эти львы вдруг отвернулись друг от друга. Согласно городской легенде, это произошло после того, как львов сняли с пьедесталов для съёмок знаменитого фильма Эльдара Рязанова «Необыкновенные приключения итальянцев в России», в основу которого положена петербургская легенда о якобы зарытом под одним из многочисленных ленинградских львов кладе. После съёмок львов возвратили на место, но при установке будто бы их перепутали и поменяли местами.
Петербургские львы занимают достойное место в городском фольклоре. Так, многие из них, особенно те, что с каменными шарами под «подъятыми лапами», в народе называются памятниками знаменитому вратарю сборной Советского Союза по футболу Льву Яшину.
Но вернемся к петергофскому Самсону. Со временем свинцовая фигура ветхозаветного героя оплыла. В 1802 году её заменили бронзовой отливкой, выполненной по модели скульптора М. И. Козловского. Во время Великой Отечественной войны скульптуру похитили немецкие оккупанты и вывезли в Германию. Обнаружить её после войны не удалось. В 1947 году по модели скульптора В. Л. Симонова на основе сохранившихся фотографий она была воссоздана. Впрочем, бытует на этот счет одна любопытная легенда. Будто бы в начале войны скульптуру «Самсона» закопали в землю в одном из уголков Нижнего парка Петродворца, но свидетелей не осталось. В машину с рабочими будто бы попала бомба, и все до одного погибли.
