Роман Подольный - Без обезьяны
А если говорить не о внешних, а о внутренних изменениях человека, то главным тут должно быть развитие способностей. Чем шире будет изучать человек мир и природу, тем больше возникнет новых областей для применения талантов, тем больше появится и талантов. Что, скажем, было делать три тысячи лет назад человеку с высокими, но узкими способностями к кинорежиссуре? Или авиаконструктору от рождения — тридцать тысяч лет назад? Открытие каждой новой области знаний даёт новые точки приложения сил.
И первый шаг грядущего человека к тому, чтобы стать полным хозяином своего тела, описали в своей книге «Обитаемый остров» Аркадий и Борис Стругацкие. Её герой землянин Максим отделён от нас вовсе не такой уж бездной времени. И имя у него сегодняшнее, и фамилия есть, и другого землянина постарше он зовёт по имени-отчеству, а не как-нибудь «по-будущему».
Но он: умеет залечивать у себя без следа даже раны в сердце, лечить позвоночник, печень; легко пробегает десятки километров с огромным — с нашей точки зрения — грузом; без приборов чувствует радиоактивность, определяет съедобность и несъедобность для человека инопланетных растений; снимает чужую боль и видит в темноте...
Нелегко понять, что же здесь от обучения, а что сделано врождённым качеством человека; что есть у всех жителей Земли, а что — только у разведчиков космоса. Вряд ли, например, стоит обременять организм умением замечать вредную радиацию, когда на родной планете этой радиации нет, а счётчик — на всякий случай — можно держать под рукой. Но это частность.
А вот умение Максима легко рисовать, стремительно читать, невероятно быстро учиться всему новому — оно должно пригодиться всюду.
Максим так воспитан.
Но разве люди, откажутся сделать каждого человека ещё талантливее, ещё умнее, ещё сильнее духом, если путь к этому будет лежать не только через воспитание? Думаю, что нет.
Подробнее об этом мы с тобой поговорим в третьей части книги. Но сначала придётся тебе прочесть вторую.
ЧАСТЬ II.
ЧЕРЕЗ МИРЫ И ВЕКА
КЛАССНОЕ СОЧИНЕНИЕ
Ученику предложили написать сочинение на тему: «Что ты делал вчера в школе?» Он начал так:
«Я выучил наизусть таблицу, позавтракал, изготовил новую дощечку для письма и исписал её до конца; затем я получил устное задание, а после обеда — письменное. После окончания уроков я пошёл домой. Когда я вошёл в дом, там сидел мой папа. Я рассказал ему о письменной работе, а затем повторил выученную наизусть таблицу. Папа был очень доволен».
Я уверен: и в наши дни школьники пишут почти такие же сочинения. Почти — потому что ни одному из нас не приходилось и не приходится изготовлять себе «новую дощечку для письма». (Хотя, я помню, во время войны шили мы сами тетради из старых газет.) А автора этого сочинения от сегодняшнего школьника отделяют десятки веков. Три-четыре тысячелетия! И жил этот мальчик далеко от нас, на юге, между двумя могучими реками Тигром и Евфратом. Сейчас в этих местах раскинулось государство Ирак, а тогда тут лежала великая держава шумеров. В ней был рабовладельческий строй, люди молились многочисленным богам в ступенчатых храмах, отражали удары соседних государств и набеги свирепых кочевников.
Многое, очень многое там было совсем иначе, чем у нас. А вот школьники выполняли — совсем как сегодня — то устные, то письменные задания. Они проходили и таблицу умножения, и извлечение корней, решали задачки по геометрии, учили грамматику, зоологию и минералогию, получали знания по географии и истории. У них тоже проверяли домашние задания, их тоже спрашивал на уроке учитель, и они отвечали ему. И когда делали это хорошо, то их хвалили учителя, а папы бывали очень довольны.
Что же, неужели школа за эти годы не изменилась? Что за вопрос! Представьте только, какие знания получали маленькие шумеры по тому же естествознанию или географии. В хорошо, наверное, знакомом тебе «Старике Хоттабыче» джинн ибн Хоттаб подсказывает Вольке ответы на экзамене:
«Индия... находится почти на самом краю земного диска и отделена от этого края безлюдными и неизведанными пустынями, ибо на восток от неё не живут ни звери, ни птицы... С севера и запада Индия граничит со страной, где проживают плешивые люди. И мужчины и женщины, и взрослые и дети — все плешивы в этой стране, и питаются эти удивительные люди сырой рыбой и древесными шишками...»
Учти, кстати, что Хоттабыч излагает взгляды древних арабов, которые жили в тех же местах, где до них — шумеры, но на тысячи лет позже.
Но разница между школами не только в знаниях, которые они давали. По почти невероятной исторической случайности археологам удалось найти другое сочинение того же мальчика, рассказывающее о другом дне его жизни. На этот раз — неудачном дне.
Мальчик опоздал в школу — и получил замечание. Опять-таки совсем как у нас. Но дальше... Учитель обнаружил у мальчика ошибку в домашнем сочинении. Двойка? Нет. Учитель просто побил ученика. Потом беднягу поколотил ещё специальный надсмотрщик, следивший за поведением детей, поколотил даже дважды: в первый раз за то, что парнишка был невнимателен на уроке, во второй — за то, что у него одежда была в беспорядке.
А в четвёртый раз в этот день мальчика побил учитель за плохой почерк. И, сами понимаете, от папы дома ему тоже досталось.
Словом, по части похвал мало что изменилось за сорок веков, а вот с наказаниями явно стало полегче. Но такое пристрастие к телесным наказаниям детей родилось на свет только вместе с древними цивилизациями, то есть в далёком, но не самом далёком прошлом. В первобытном обществе, где не было эксплуататоров или они ещё только появлялись, дети почти всюду пользовались удивительно широкой свободой. У некоторых индейцев Южной Америки по капризу четырёхлетнего ребёнка целая семья беспрекословно переезжала на новое место. Ребёнку эскимоса разрешается буквально всё. Даже ругать мальчика или девочку у многих племён мира считалось явно нехорошим поступком. А уж побить... у ирокезов в Северной Америке самое тяжёлое наказание ребёнка — брызнуть ему из плошки в лицо водой. Но и это рискованное дело... для родителей. Потому что если маленький упрямец считает, что родители неправы, то выговор или плескание водой оскорбляет его до крайности. И маленькие мальчики, а то и девочки в ответ иногда кончали жизнь самоубийством.
И ещё, пожалуй, удивительнее, что дети здесь почти но дерутся.
Но тогда, наверное, они вырастают неженками, боящимися боли, не умеющими переносить трудности?
Да ничего подобного!
Те самые дети, которых родители боятся обидеть выговором, время от времени соревнуются: кто дольше продержит на ладони горящий уголь?
И вырастают эти дети в тех самых индейских воинов, беззаветное мужество которых воспели Фенимор Купер и Майн Рид. Мало того. Вы, наверное, помните «столбы пыток», описанные теми же Купером и Майн Ридом.
Страшным мучениям подвергали когда-то индейские племена пленников. Поэтому писал Карл Линней, великий шведский учёный, о «кровожадности» индейцев, и за ним повторяли то же слово десятки учёных и путешественников.
Но тут дело обстоит гораздо сложнее. Во-первых, весьма значительная часть пленников не подвергается пыткам, а просто включается — с помощью обряда усыновления — в состав племени победителей. Во-вторых, цель пыток — не наслаждение муками несчастного, а унижение в его лице всего племени врагов. Если человек запросит пощады — цель будет достигнута. Враг покажет, что он не настоящий мужчина. Не надо забывать, что вряд ли намного меньшие муки каждый индейский воин успел претерпеть в собственном племени. Когда после «безболезненного» детства подходит у будущего мужчины пора зрелости, ему приходится пройти через подлинно инквизиционные пытки.
В одном племени человек намеренно подвергает себя укусам ядовитых насекомых (просто пчёл, например). У другого племени подростка подвешивают в гамаке над костром так, чтобы дым его душил, а языки пламени доставали тело. (При этом все расстояния выверяют так, чтобы смерть и даже серьёзное уродство бедняге не угрожали.)
У третьего племени отроку рассекают в нескольких местах кожу спины и засыпают в раны жгучий перец... Изобретательность поистине неистощимая! Самое странное, что почти в любой момент можно отказаться сдавать этот экзамен: убежать от пчёл, вылезти из гамака над Костром, закричать: «Хватит, хватит!», когда тебе сыплют перец в рану. И в ту же минуту тебя оставят в покое. Но только очень немногие индейцы шли на такой отказ. Потому что «пересдача экзаменов» разрешается очень редко, а «засыпавшихся» никто и никогда уже не будет считать равноправными членами племени. Им часто нельзя даже ходить в мужской одежде, у них нет права голоса на собрании племени, никто не разрешит «трусу» завести семью. Вот и выдерживают экзамены с честью почти все, кто им подвергается, — те самые люди, которых совсем недавно никто пальцем не смел тронуть, которым разрешалось как будто делать всё, что хочется.
