Уильям Гэддис: искусство романа - Мур Стивен
Шоу видит в этой прелюдии «всю трагедию истории человечества и настоящий ужас дилемм, от которых в наше время уклоняется мир». Они коренятся в эксплуатации капиталистами разочарованного рабочего класса и порабощении последнего при поддержке политических и религиозных структур, никуда не девшихся в «конце несчастного века», когда Шоу опубликовал первое издание этой книги. Своим социалистическим прочтением Шоу затрагивает только один из многих уровней «Кольца», но посредством именно этого уровня Гэддис усиливает свои образы и придает роману мифологический резонанс. Например, параллели между Джей Аром и губернатором Кейтсом становятся тоньше, если сравнить их с Альберихом и Вотаном. Бог у Вагнера — фигура благородная, трагичная, полностью осознающая, что готовность пойти на компромисс со своей этикой низводит его до альбериховского уровня жадного властолюба. Он признает это, называя себя в «Зигфриде» «Светлым Альберихом» в противовес «Черному Альбериху». Как отмечает Дерик Кук: «Вагнер сделал Альбериха и Вотана противоположными сторонами одной монеты, двумя взаимодополняющими образами человека в погоне за властью» [162]. У Кейтса нет ни капли самосознания Вотана, но он нехотя проникается уважением к Джей Ару, узнавая о его финансовых махинациях, и ненароком обращается к тем же черно-белым образам Вотана, ошибочно думая, что компанией Джей Ара управляет «парочка черных». Не видно у Кейтса и стыдливости Вотана в финансовых сделках; Вотан подавленно отворачивается, когда торгуется с великанами из-за Вальгаллы («Жгучим стыдом / сердце горит»), а Кейтс демонстрирует аморальность — такую же пустую, как и Джей Ар в погоне за целью, уместно представленной Вальгаллой другого толка: «Видел на улице место для главной мировой штаб-квартиры, видел знак? Сейчас там нет ничего кроме большой дыры» и эта дыра остается там до конца романа, пока Кейтс так же неизбежно, как и Вотан, погибает, но без повинной, придающей достоинство самоубийству бога.
Кейтс бледнее аналога из «Кольца», в то время как Джей Ар заслуживает симпатию в своей роли Альбериха. Вагнеровский карлик ведом местью и злобой на пути становления «заклятым плутократом», как его называет Шоу: когда его отвергают девы Рейна, «в отмщенье он / Золото Рейна украл», по словам Логе, а получив власть кольца, использует его для порабощения своих собратьев и угрожает тем же самим богам. Хотя Джей Ар и выкрикивает по сценарию «Как от любви отрекся я, так и вы все с нею проститесь!», любовь отреклась от него намного раньше. Он растет без отца, только с матерью, которую почти не видит из-за ее ненормированного графика работы медсестрой. Ему безразличны девушки (как и многим одиннадцатилетним), но и друзей у него, похоже, тоже нет, за исключением сына Хайда. Только Эми замечает: «В нем есть что-то трогательное [...] он такой искренний маленький мальчик, но есть в нем что-то совершенно одинокое, как голод…», и читатель должен разделить ее сочувствие к «этому мрачному маленькому Вансанту». Альберих пользуется Тарнхельмом, чтобы стать невидимым, шпионить и мучить своих рабочих, а Тарнхельм Джей Ара — телефон с носовым платком, заткнутым в динамик, чтобы оставаться «невидимым» для деловых контактов. Следует отметить, что Джей Ар на протяжении романа ничего не покупает себе, но щедр на (непрошенные) подарки Басту, не говоря уже о добродушных советах по поводу налогов и денег, чтобы он мог сочинять дальше. Альберих, теряя империю, швыряется проклятиями и упреками; Джей Ар только шмыгает носом и с некоторым основанием жалуется, что он мальчик, против которого грешат больше, чем грешит он сам. И, хотя Джей Ар остается аморальным и к концу не становится мудрее — за исключением того, что в следующий раз он начнет с банков, он никогда не становится настолько имморальным, как Альберих в конце оперы Вагнера.
Симпатия Эми Жубер к Джей Ару распространяется и на Баста с Гиббсом. Она мечется между благополучным миром «Тифон Интернешнл» и их грязным мирком Лонг-Айленда так же, как Брунгильда в «Кольце» — между сверхъестественным и человеческим царствами. Джордж Г. Уинделл пишет: «Это Брунгильда — богиня, превращенная в человека, когда из-за жалости к Зигмунду ослушалась приказа Вотана, — служит посредником между старым порочным правлением богов и новым миром, что будет искуплен человеческой любовью» [163]. Эми гораздо очевиднее ассоциируется с вагнеровской валькирией на первых страницах версии «Джей Ар» в Dutton Review: изначально описанная как «высокогрудая брюнетка», Эми находит свой аналог в «высокогрудой могучей валькирии, возносящей в седле павшего воина» в одном из наглядных пособий лекции Баста (в финальном тексте опущено «высокогрудая»).
Параллель неточная: Эми — внучатая племянница Кейтса, а не дочь, в отличие от Брунгильды, дочери Вотана, но у нее есть многие черты, которые характеризуют героиню Вагнера. Брунгильда получает волшебное кольцо Альбериха в знак любви от Зигфрида и безразлична к его силе. Ценя любовь выше власти, она говорит сестре-валькирии Вальтрауте, что не вернет кольцо девам Рейна даже ради спасения богов: «Там о кольце моем шепни им всем: / любви похитить нельзя, / с любовью я не расстанусь, / хотя бы во мраке мир Вальгаллы померк!» («Гибель богов», 1.3). Эми проявляет аналогичный дух неповиновения: сначала выйдя замуж за Люсьена Жубера вопреки желанию родителей, а затем отвернувшись от неудачного брака и мира дебютанток, чтобы заняться «преподаванием в школе где-нибудь в лесу, просто чтобы было чем заняться», как она объясняет Битону, «чем-то живым, даже если это, даже если я сама не знаю, чему их учу, просто по методичке, но это хотя бы что-то это, что-то». Эми также следует примеру Брунгильды в готовности выйти замуж за представителей низшего класса: «Если бы папа только видел мужчин которых я встречала, представляю, если бы я, если бы начала встречаться, он бы умер, один был наверное возраста Фредди [164] пьет и делает ставки на скачках у него лицо прямо как, он смеется а его лицо чисто мукаи, и его руки а другой мальчишка, композитор и он мальчишка мальчик просто сплошь, сплошь сияющее опустошение и он теплый». Одна Эми видит эти качества (хотя и несколько романтизированные) в Гиббсе и Басте, и она одна способна разглядеть лучшее в Джей Аре.
Хотя у нее был короткий роман с Гиббсом, в конце концов она выходит замуж не за него и не за Баста, а за партнера «Тифон» Ричарда Катлера, что изначально считала абсурдом: «Это как, как жениться на шести привилегированных процентах […] страховых выплат раз в полгода». Брак Эми без любви в конце романа находит параллель с «браком» Брунгильды и Гунтера, глупого короля Гибихунгов. Брунгильда пошла на это из-за заблуждения, будто Зигфрид бросил ее ради Гутруны, сестры Гунтера. Брунгильда мстит за себя неверному мужу; Эми, очевидно, мстит неверной семье, больше озабоченной собственными финансовыми интересами, чем благополучием детей. Понимая, что финансовая власть — единственный способ вернуть контроль над своей жизнью и жизнями брата Фредди и сына Фрэнсиса, Эми выходит замуж за почтительного Катлера — по-видимому, ради возможности вырвать финансовый контроль из рук мужчин, которые так долго управляли ее жизнью. В конце «Кольца» девы Рейна возвращают себе золото, бывшее у богов, гномов и людей, которые им злоупотребляли; в конце «Джей Ар» ниспровергается патриархальная гегемония — женщины получают контроль над большей частью активов, за которые все борются на протяжении романа. Эми Жубер, Буди Селк и Стелла Энджел в этом отношении — Рейнские девы романа, хотя маловато признаков, что они распорядятся своим «золотом Рейна» ответственнее их родственников-мужчин. Никто из троих не совершает героического самопожертвования, которое искупает Брунгильду в конце «Гибели богов», да и любовь не играет значительной роли в их расчетах.
Уже должно быть очевидно, что Гэддис столь же вольно пользуется «Кольцом», как Вагнер — легендами о нибелунгах. Например, Гэддис отождествляет Стеллу с Фрейей, но затем оставляет Вагнера и возвращается к скандинавским мифам. Вагнеровская Фрейя слаба и, наряду с братом Фро, одна из самых пустых персонажей в «Кольце». Она не показывает ярко выраженной сексуальности скандинавского оригинала. Это соответствует целям Вагнера: Фрейя — не более чем символ, объясняет Кук, потому что она «богиня любви в мире, который отверг любовь. […] В мире „Золота Рейна“, где правит Вотан, любви нет — или, скорее, она сжалась в слабую, беспомощную, затравленную фигуру Фрейи». В отличие от Гэддиса, Вагнер не упоминает и Брисингамен — знаменитое ожерелье Фрейи, символ ее безудержной сексуальности, которое, как сказано в исландской Книге с Плоского острова, она заполучила, «за одну ночь переспав по очереди со всеми четырьмя гномами, которые его выковали». Г. Р. Эллис Дэвидсон отмечает: «Исследователи Фрейда поймут важность ожерелья для богини плодородия (ср. Кольцо у Рабле). Оно иллюстрирует известную тенденцию изображать половые органы другими частями тела, что находятся выше, и украшениями на них» [165]. Исследователи Гэддиса распознают все эти элементы из скандинавских мифов в «Джей Ар»: от похабного юмора насчет склонности мисс Флеш натирать лицо каждому своим «кольцом» до похожего на ожерелье шрама на шее Стеллы, который появился от операции на щитовидной железе и тоже приобретает сексуальный подтекст. Гиббс, бывший любовник Стеллы, открыто отождествляет Стеллу с Фрейей. Узнав от Баста, что Шрамм говорил с молодым композитором о «Фрейе и Брисингамене», Гиббс отвечает: «Так господи я бы сам мог тебе рассказать Баст это я рассказал ему о Брисингамене, видел ожерелье на ее горле я знаю каждое проклятое звено мне надо рассказать тебе о ней Баст», но главное откровение он приберегает для Эйгена: «Не хотел говорить Басту […] двоюродная сестра проклятая ведьма так с ног и сшибает». Как и Венера, Фрейя в первую очередь связана с эротизмом, а еще она одна из опасных белых богинь Грейвса, связанных с колдовством и кастрацией. Гиббс поддразнивает Стеллу, в шутку предлагая ей главную роль инженю в своей гипотетической комедии «Наш дорогой усопший член» — якобы книги от охотников на ведьм и авторов «Молота ведьм».
