Яков Берлин - Дикари, их быт и нравы
«Они совсем не могут представить себе войны, — говорит про эскимосов Нансен. — У них нет даже слова для такого чуждого их жизни явления, а воспитание людей для военных целей кажется им и вовсе непонятным».
А вот как выражал свои недоумения по этому поводу один эскимос в своем письме к датскому миссионеру Павлу Эгеде:
«Ваши люди (т. е. датчане) рассказывают о том, как два народа убивают друг друга на воде и на суше, устраивают друг на друга охоту, как на тюленей или оленей, и убивают людей, которых совсем не знают, только для того, чтобы получить над ними владычество. Я спросил через переводчика одного из иностранных моряков, что заставляет его земляков совершать подобные жестокости. Он отвечал мне, что они ссорятся из-за куска земли, который лежит так далеко от их страны, что они должны ехать три месяца, прежде чем до него доберутся (речь идет тут о войне между англичанами и голландцами из-за их заморских владений). Тогда я подумал, что у них, наверно, очень мало земли, так что им негде жить. Но моряк сказал, что земли у них довольно, и что они поступают так просто из жадности, чтобы захватить себе побольше богатства. Я так удивился такой ненасытной жадности, что чуть не заболел от страха. Но вскоре я опять развеселился, и ты, конечно, догадываешься, почему? Я подумал о своей стране, покрытой снегом, о ее бедных жителях и сказал себе: „Славу богу! Мы так бедны, что этим алчным иностранцам нечего у нас искать“».
Только среди пустынных ледяных полей мог вырасти такой, не ведающий войн, народец. Ему все свои силы приходится отдавать на борьбу с окружающей суровой природой, и потому война кажется ему пустяком, которым могут заняться только праздные люди, не знающие, на что убить свое время и силы. К тому же его страна так редко населена, а море так богато животными, служащими предметом охоты, что столкновения из-за недостатка добычи между отдельными охотничьими племенами совсем неизвестны. Так сама природа воспитала в полярном человеке миролюбие.
Больше таких блаженных стран не рыщешь на земле. Во всех других краях идет вражда между отдельными племенами и народами, и войнам там нет конца. Однако войны многих дикарей совсем не похожи на те, к которым мы привыкли. Эти войны больше похожи на наши драки.
Самого ничтожного повода достаточно, чтобы между соседними племенами началась такая «война». У австралийцев причиной ее может послужить оскорбление какого-нибудь члена племени, «умычка» девушки, похищение собаки, несоблюдение границ охотничьих угодий, спор из-за лужи столь драгоценной в Австралии воды.
Сигнальный столб дыма или нарочитый посол предупреждают враждебную сторону о готовящемся «походе». В назначенный день и в указанном месте враги, наряженные в военный наряд, встречаются. Каждое «войско» составляют от 15 до 200 воинов, которых сопровождают в качестве «обоза» женщины и дети.
Происходит прежде всего жаркая словесная схватка, в которой обе стороны изощряются в насмешках, угрозах и ругательствах. Придумываются самые нелепые и детские обвинения, пока одна сторона не почувствует себя слишком глубоко задетой. Тогда пускается в ход оружие. Раньше всего берутся за «бумеранг», потом за копья. Случается, что обе стороны перекидываются копьями в течение двух часов, и никто не бывает ранен, благодаря той ловкости, с какой австралиец, не сходя с места, уклоняется от копья и отражает его удар своим щитом.
Когда все копья окажутся в расходе, наступает очередь дубинкам «нулланулла», которые воины ловко мечут друг в друга, а затем, когда дело доходит до рукопашной, все хватают свои громадные деревянные мечи, каменные топоры и ножи.
В схватке соблюдается правило — щадить те части тела, поранение которых представляет опасность для жизни, и наносить зато возможно больше ран на мясистых частях. Шрамы, остающиеся после таких ран, составляют как бы знаки отличия австралийского воина, и он гордится ими не меньше, чем прежний старый инвалид своими медалями.
Неопасная война. Борьба австралийцев: схватки между отдельными воинами, в то время как остальные держатся в стороне.
Женщины, сопровождающие воинов, собираются подле места сражения и подстрекают сражающихся своими дикими возгласами и воинственными песнями. Они вооружены своими палками, которые употребляют для выкапывания корней, и когда видят, что один воин из их племени поражен неприятелем, — они спешат ему на выручку. Защищая его своими папками от ударов врага, они вопят в один голос: «Не убивай его! Не убивай его!» Если же побоище затягивается, и враги ожесточаются, — женщины тоже принимают деятельное участие в общей свалке.
Очень часто на такой «войне» не проливается ни капли крови, и все дело ограничивается одной перебранкой да перебрасыванием копий, не причиняющих никому вреда. Случается также, что после первого же поражения наступает конец битвы; в лагере «победителей» удачно брошенное копье вызывает общее ликование, а на «пораженной» стороне стоит стон от воплей женщин. Неприятели переругиваются опять некоторое время между собой, а затем, когда они излили в брани весь свой гнев, следует примирение, сопровождаемое празднествами.
Иной раз столкновения австралийцев разгораются в более кровавые битвы; но это случается лишь тогда, когда побуждаемые чувством мести воины подкрадываются ночью к стану враждебного племени и врасплох нападают на него, избивая спящих, пока не насытят своих сердец. Вообще же про «войну» австралийцев и других подобных дикарей можно сказать, что она создает «много шума из ничего». Кто находится вблизи места сражения и не видит его, тот готов думать, что тут разыгрывается страшный бой: в такой оглушительный шум сливаются яростные возгласы женщин, свист летящих бумерангов, треск ломающихся копия, удары дубинок о щиты. А «битва» на самом деле обходится без единой жертвы.
Несправедливо было бы думать, что австралийцы «воюют» так из-за недостатка мужества и храбрости. Они просто еще не доросли до настоящей войны с ее страшными жертвами и не научились ей. Австралийцы живут вразброд, их племена малочисленны, где же им составить сплоченное большое войско, необходимое для ведения войн?
И побуждения к этому у них тоже отсутствуют. Австралиец доволен малым, не гонится за наживой, — да он ведь и знает, что его соседи такие же нищие люди, как он сам, а с голого взятки — гладки; и поэтому о войне с целью грабежа у него и помыслов быть не может. И честолюбивого стремления подчинить своей власти другие племена он тоже не знает.
Войне— той страшной войне, которая губит тысячи людей и опустошает хуже урагана богатые края, — такой войне нет места в жизни австралийца и ему подобных дикарей. До такого ужаса довел человек войну лишь постепенно.
Но, однако, только у самых грубых дикарей война носит характер простой драки. У других она стала более кровавой и более страшной.
В Америке, как в Африке, Азии и на островах Великого океана, многие дикие племена ведут между собою жестокую вражду и так привыкли к войне, что смотрят на нее, как на свое высшее призвание. Они воюют между собой из-за той тесноты которая создалась в их странах; воюют, чтобы награбить у соседей всякого добра или обратить их в своих рабов; воюют, наконец, просто из лютой наследственной ненависти, стремясь к тому, чтобы убить на своем веку возможно больше «врагов». Война становится для таких племен жизненной потребностью и настоящей утехой.
Схватка между бушменами, угоняющими скот, и преследующими своих грабителей кафрами. (По рисунку бушменского художника). Рослые кафры со щитами и копьями, а маленькие бушмены с луками. Богатство скотоводов-кафров, служа большим соблазном для охотничьих бушменов, зачастую голодающих, побуждает их совершать свои воровские набеги. Из-за этого происходят схватки между ними и кафрами, причем бушмены стараются обыкновенно спастись бегством.
Кто из нас незнаком по увлекательным повестям Фенимора Купера с дикой воинственностью краснокожих, со всеми этими беспощадными и мужественными, коварными и великодушными воинами, горящими лютой ненавистью к врагу, вечно помышляющими об его истреблении?
И на самом деле война в жизни краснокожего занимала первое место. Он смотрел на нее, как на свое высшее призвание, а военную славу почитал за высшую награду, которую только можно себе пожелать. В среде индейцев «настоящим человеком» считался только тот, кто выказал свои военные способности и убил хотя бы одного врага. Кто не мог добыть себе такой военной славы, тот встречал среди своих одно презрение. Он не слыхал другого имени, кроме «старой бабы», или «никто», он не считался полноправным членом племени и не мог принимать участия в обсуждении общих дел и в празднествах, как не мог жениться и обзаводиться своим домом. На него взваливались самые тяжелые и неприятные для мужчины работы: он должен был заниматься стряпней, обрабатывать поля и собирать кору для «вигвамов» (палаток).
