Светлана Руссова - По Берлину. В поисках следов исчезнувших цивилизаций
Так что обратите внимание на то, как взаимодействуют «арабески» – так называется затейливый орнамент, состоящий из сложных геометрических построений либо из переплетений листьев с геометрическими формами, где одинаковые мотивы плотно прилегают друг к другу – с «арабской вязью», курсивом изречений из Корана в молельной нише мечети из Кашана (1226) или в архитектурных деталях Женской башни из дворца Альгамбры (Гранада, XIV в.), как сочетаются остроугольные геометрические и растительные мотивы с шестилепестковыми розетками и вплетением животного орнамента (львов) в фасаде Мсхаты (дворец калифа, VII – VIII вв.) или как корреспондирует каллиграфическое оформление текста особенной графикой и разного цвета тушью с живописными миниатюрами, на равных правах включенными в текст, – в альбомах и манускриптах XVI в.
Каноничность , или нормативность, мусульманского искусства, сложившаяся в Средние века, сохранилась здесь вплоть до ХХ в. Эта традиция строгого следования сюжетам, жанрам, формам, и даже деталям, предполагает устоявшееся понимание творчества как приобщения к опыту предыдущих поколений, усвоения предшествующих достижений. Отсюда оценка профессионализма творческой личности – в зависимости от его вклада в общее непрерывное традиционно-коллективное начало. А отношение творческой личности к себе – резчика по камню, чеканщика, поэта, миниатюриста, каллиграфа, ткача и т. д. – как к последовательно соединенным звеньям непрерывной цепи традиции.
Так, к канонам мусульманского искусства относилась не только тематика – героическая, лирическая, философская и никогда – сатирическая (!), но и традиционные сюжеты. К примеру, библейско-коранического характера («Юсуф и Зулейха»), из индийского фольклора («Вис и Рамин», «Калила и Димна»), из арабского – «Лейли и Меджнун», «Тахир и Зухра», «Фархад и Ширин», из фольклора тюркоязычных народов – легенды об Александре Македонском (Искандере в арабском варианте).
Каноничным было и отношение к женщине. С одной стороны, кораническая традиция продолжает иудаистское и христианское представление о женщине, ставшей причиной первородного греха, но с другой стороны, женщины семьи Мухаммада – его жена Айша и дочь Фатима – признаны в верованиях мусульман Средней Азии и Поволжья покровительницами женщин и женских работ. Тем не менее следует подчеркнуть, что отношению к женщине в исламе свойствен особенный колорит, присущий всем восточным культурам – от египетской и шумеро-аккадской до иудейской, индийской и китайской: женщина – как источник чувственного наслаждения. Так, в мусульманской картине рая присутствует мотив плотских утех праведников с прекрасными девами-гуриями, к утру восстанавливающими девственность. Поэтому при создании женского портрета (как живописного, так и словесного) подчеркивался отнюдь не интеллект, а внешняя привлекательность, сравнение с экзотическими растениями или драгоценными каменьями (луноликая, стройная – как кипарис, губы – как рубины, глаза – как изумруды, локоны – как агаты, щеки – как гиацинты):Как с обнаженной грудью раб, я шел знакомою тропой,
И вот навстречу мне она, как кипарис, тонка, стройна.
И мне, ласкаясь, говорит: ты истомился без меня?
И мне, смущаясь, говорит: твоя душа любви верна?
И я в ответ: о ты, чей лик затмил бы гурий красотой!
О ты, кто розам красоты на посрамленье рождена!
Мой целый мир – в одном кольце твоих агатовых кудрей!
В човганы локонов твоих вся жизнь моя заключена.
Я сна лишился от тоски по завиткам душистых кос,
И от тоски по блеску глаз лишился я навеки сна.
Цветет ли роза без воды? Взойдет ли нива без дождя?
Бывает ли без солнца день, без ночи – полная луна?
Целую лалы уст ее – и точно сахар на губах,
Вдыхаю гиацинты щек – и амброй грудь моя полна.
Она то просит: дай рубин – и я рубин ей отдаю.
То словно чашу поднесет – и я пьянею без вина...
Рудаки (пер В Левика)
Для справки: лал – драгоценный камень шпинель, рубин. Так что «обмен рубинами» следует рассматривать как метафору поцелуя.
Исключение из этой традиции представляет собой исламское искусство в Южной Азии периода Великих Моголов, с которым можно ознакомиться по книжным иллюстрациям в отделе индийских альбомов .
Время правления династии Великих Моголов, захвативших Северную Индию и восточный Афганистан, начиная с Акбара (Джалал ад-Дина Мухаммада, по прозвищу Великий, 1556 – 1605) – это эпоха, которой мы обязаны замечательными памятниками архитектуры – мавзолей Акбара в Сикандре, дворец Махал-и-Хааз в Фатхпур-Сикри, Тадж-Махал в Агре – и расцветом живописной миниатюры. Именно в это время исламское искусство на территории Южной Азии носит отчетливые следы влияния индийской эстетики и индуизма. Сам же Акбар пытался создать новое вероучение, строящееся на объединении индуизма, зороастризма, ислама и христианства.
По книжным иллюстрациям к романтически-чувствительному рыцарскому роману «Лаур Чанда», к притчам «Гитаговинды», к эпосам «Махабхарата» и «Рамаяна», к сказкам «Хитопадеши» и «Панчатантры», и в особенности по живописным миниатюрам, рисующим сценки из придворной жизни, – можно судить и о совершенно иной здесь роли женщины, также сложившейся под влиянием индийской традиции. Достаточно вспомнить сборник сказок «Тысяча и одна ночь», основой которого являются индийские сказки «Панчатантры» и «Веталапанчавиншятики». Главный персонаж обрамления сказок – умная дочь визиря Шахразада, перечитавшая целый сундук сказок и хитростью заставившая шаха изменить своей клятве казнить своих жен наутро после первой свадебной ночи, до того как они станут ему неверны. Пусть при гареме, в качестве одной из жен властителя, однако женщина могла продемонстрировать не только свою привлекательность, но и энергичность, предприимчивость, ум и харизматичность. Не зря одной из таких женщин, любимой жене Шаха Джахана, был посвящен мавзолей Тадж-Махал.Что б женщины ни делали, всегда
Они берут нас в плен – когда смеются,
Когда волнуются, когда грустят,
Когда от нас как будто отвернувшись,
Бросают искоса лукавый взгляд,
Когда смущаются иль размышляют,
Когда беседуют, когда молчат,
Когда ревнуют и когда играют.
Бхартрихари (пер Ю Алихановой)
Удивительно, но факт! В противовес выше сказанному следует оговориться, что наряду со строгой нормативностью в мусульманской культуре сосуществует непреодолимое желание ее нарушения. Как нигде в мире именно на этих территориях практиковалось огромное количество ересей : исмаилиты, сабеи, зороастрийцы, саддукеи, манихеи, карматы, суфии. Почти все выдающиеся арабские и фарсиязычные поэты, несмотря на известность, были «зиндиками» – еретиками, а может быть, это известность приходила к ним вследствие нарушений канонов мусульманства!
Из всех перечисленных выше ересей остановимся вкратце на двух – карматстве и суфизме , так как их концепции представляют собой определенный код, содержащийся в произведениях мусульманского искусства. Эти криптограммы, определившие ход развития всего ориентального искусства, значительно повлияли впоследствии на философию Г. Сковороды, лирику Гете, Тютчева, «Персидские мотивы» Есенина и т. д.
Идея этики карматов , приверженцев наиболее радикального ответвления внутри шиитской секты исмаилитов, состояла в пересмотре коранических догм о непреложном разделении мира на бедных и богатых. Карматы отстаивали общинную собственность на землю, всеобщее равенство и аскетический образ жизни. В Бахрейне с X по XII в. существовало даже государство карматов. Сведения об этом, как кажется, довольно скептического характера, содержатся в знаменитой поэме Фирдоуси «Шах-наме». Там есть один эпизод, повествующий о том, как легендарный царь и полководец, мудрый Искандер (Александр Македонский), посетил некое государство и был поражен его нищетой. На вопрос, почему население не заботится о процветании и не предпринимает мер защиты от соседних государств, могущих напасть, он получил достойный ответ: «А кому мы такие нужны?»
Тем не менее результат влияния идей карматов виден в образе жизни выдающихся персидских поэтов. Легенды о Рудаки, Фирдоуси, Саади, Омаре Хайяме гласят, что все они, достигнув в свое время высокого положения в обществе, оставляли богатство и дервишами уходили странствовать по дорогам. Метафорой, иллюстрирующей эту идею и ставшей необычайно популярной в русской поэзии XIX в., является оппозиция «поэт и царь», где нищий поэт духовно богаче царя.
Другие криптограммы относятся к суфизму , мистической ереси в исламе, сочетающей метафизику с аскетической практикой и переосмысливающей коранические догмы о жизни и смерти.
Так, скажем, пара «гончар и сосуд», метафорически присутствующая в любом гончарном изделии, иллюстрирует мысль о бессмертии. Гончар (Аллах) слепил человека из глины (сосуд), после смерти человек снова станет прахом, из которого снова слепят сосуд, нальют вина, и жизнь снова продолжится:
