Николай Вахтин - Русские старожилы Сибири: Социальные и символические аспекты самосознания
Принципиальное отличие таблицы 2.5 от таблиц 2.3 и 2.4 заключается в том, что в левой ее части отсутствует этноним русские . Как уже говорилось в предыдущих разделах, чуванцы никогда не получали этого официального ярлыка и, таким образом, собственно, не конкурировали (по крайней мере, на терминологическом уровне) с доминирующей группой, которая контролирует большую часть ресурсов. Более того, если в вопросе, обращенном к чуванцам, содержится намек на то, что их принимают за русских, они спешат рассеять сомнения спрашивающего, подчеркивая, что русские – это «они», никакого отношения к «нам» не имеющие (см. отрывки 4, 5). Таким образом, постулируется, что существует граница, отделяющая чуванцев от русских, хотя сами чуванцы и допускают некоторое сходство с русскими по различным культурным признакам (см. отрывок 6).
При этом, в отличие от Русского Устья и Походска, приезжие русские иногда называют чуванцев «русскими»:
Вот чуванка NN – абсолютно русская женщина. Для меня чуванцы – обычные русские мужики, только рыбу ловят и охотятся (м 66 МК).Видимо, дело здесь именно в соотношении официального государственного наименования старожилов и восприятия их приезжими русскими. Во всех трех селах русские ощущают несколько бóльшую близость к ним старожилов, чем, например, коренного населения – эвенов, юкагиров, чукчей. Но на Колыме и на Индигирке официальное государственное наименование старожильческих групп – «русские» – как бы навязывает их русским в «родные братья», и естественная реакция русских – выстроить между собой и старожилами этническую границу, отодвинуть от себя слишком близко подошедших старожилов: «Какие они русские?! В лучшем случае местнорусские». На Анадыре, напротив, официальное наименование старожилов – чуванцы, т. е. терминологически эти люди как бы приравнены к коренным народам, и естественная реакция русских, при наличии некоторой вполне осознаваемой общности между старожилами и собой (см. отрывок 6), сделать навязанную государством этническую границу менее явной, приблизить слишком далеко отдалившихся старожилов к себе: «Какие они чуванцы?! Нормальные русские мужики!» Иначе говоря, при внешней противоположности терминологии русские и на Колыме, и на Анадыре решают практически одну и ту же задачу: восстанавливают нарушенное государством равновесие, в соответствии с которым старожилы должны занимать промежуточное положение между русскими и коренными народами – не подходя при этом слишком близко и не удаляясь слишком далеко ни от той, ни от другой группы.
Чуванцы мотивируют свое «право на первородство» постоянными ссылками на свое происхождение от казаков (см. отрывки 9, 10). Термин дежневцы , который употребляется как синоним казаков , как бы относит начало чуванской истории к походам Семена Дежнева и должен указывать на «древность» группы. Оба термина ( казаки , дежневцы ) отделены в таблице двойной чертой, так как являются «историческими»: никто из современных жителей Маркова не считает себя казаком, но многие идентифицируют себя как потомков казаков и используют это в качестве аргумента во взаимоотношениях с другими группами. Апелляция к казакам, и соответственно словосочетание потомки казаков , повторяется настолько часто, что мы (по аналогии с потомками первопроходцев ) сочли возможным поместить это название в левую часть таблицы, т. е. в раздел самоназваний. Другой важный аргумент в пользу такого решения – представители других групп также иногда используют этот термин применительно к чуванцам.
Другая линия противостояния на терминологическом уровне выглядит так: чуванцы – чукчи , ламуты , юкагиры , т. е. чуванцы противопоставлены трем различным группам, которые в свою очередь объединены тем, что все они входят в список коренного населения (и, таким образом, имеют право на льготы). При этом заметим, что частные противопоставления чуванцы – чукчи , чуванцы – ламуты и чуванцы – юкагиры наполнены разным содержанием (на это указывает отрывок 7; подробнее об этом см. следующий раздел). Интересно, что в определенных контекстах чуванцы охотно применяют и по отношению к себе термин коренные ( местные ) (см. отрывки 1, 2, 3). Такое употребление этого термина ставит их в один ряд с чукчами, ламутами и юкагирами в том отношении, что является демонстрацией одинаковой степени «исконности» и, следовательно, равных прав на экономические привилегии. Несмотря на относительную близость чуванских культурных практик к русским, коренное население (возможно, не в последнюю очередь благодаря отдельному этнониму) не отвергает категорически принадлежность чуванцев к коренному населению (см. отрывок 1).
Следует сделать небольшое замечание о ламутах. После образования поселка Ламутское, куда были переселены люди из небольших поселков в округе (в том числе помимо собственно ламутов речные чуванцы), жители Маркова всех жителей этого села стали называть ламутами (см. подробнее следующую главу). К сожалению, у нас нет данных о том, как называют себя сами жители Ламутского и существуют ли у них какие-то внутренние границы, поддерживаемые на терминологическом уровне. Чтобы исчерпать ламутскую тему, еще одно замечание. В Маркове, по официальной статистике, наряду с ламутами (между прочим, термин официально отменен в 1926 году) есть несколько эвенов. На наш вопрос, чем отличаются ламуты от эвенов, один наш информант остроумно заметил: «те, которые более образованные, эвены, остальные – ламуты».
Пара чуванцы ( речные ) – чуванцы ( оленные ) интересна прежде всего в отношении того, каким образом интересующая нас группа отграничивает себя от одноименной группы. Показательно, что уже в самих расширенных названиях содержится указание на оседлый / кочевой образ жизни. Название речные чуванцы привязано к месту – это те, которые живут у реки. В названии оленные чуванцы нет привязки к месту – это те чуванцы, которые занимаются оленеводством, а следовательно, не имеют постоянного места жительства, кочуют. Такое терминологическое разведение чуванцев кажется вполне объяснимым. Речные чуванцы считают оленных чуванцев очукотившимися, следовательно, находящимися ближе к коренному населению (эксклюзивному). Заметим попутно, что оленные чуванцы считаются стоящими ближе не просто к (эксклюзивному) коренному населению вообще, а именно к чукчам. Чукчи же, в свою очередь, с точки зрения самих речных чуванцев, считаются наиболее далеко от них отстоящими по всем параметрам (см. следующий раздел). В свою очередь тот факт, что оленные чуванцы, которые говорят по-чукотски и по образу жизни не отличаются от чукчей, оказались до сих пор не ассимилированными чукчами, указывает на сложные социальные взаимоотношения последних двух групп. Ко всему прочему, даже если бы условия для такой ассимиляции возникли, ей мешал бы официально закрепленный за группой оленных чуванцев ярлык: во всех официальных документах они «числятся» чуванцами. Видимо, именно по этой причине две группы оказались разведенными на терминологическом уровне лишь при помощи прилагательных: речные – оленные .
Внутри речных чуванцев также есть разделение, которое, впрочем, не проявляется на терминологическом уровне, но упоминается в рассказах о собственном происхождении – чуванцы марковские и чуванцы, переехавшие из Еропола (см. отрывок 18). Терминологическое подкрепление этого разделения происходит следующим образом: бывшие ерополские чуванцы полагают себя исконными чуванцами [76] , а марковских чуванцев считают на самом деле камчадалами (отрывок 18; о термине камчадалы см. ниже).
Рассмотрим теперь, как соотносятся термины камчадалы и чуванцы . В предыдущем разделе говорилось о том, что термин камчадалы до начала 1930-х годов был официальным этнонимом для чуванцев. Легко предположить, что в самом начале, когда они только что получили это название в качестве официального ярлыка, оно отвергалось, по крайней мере на бытовом уровне (на официальном не принять его было невозможно). Со временем, вероятно, оно прижилось (видимо, и сами члены общности со временем «подыскали» аргументы в пользу этого названия). На сегодняшний день, по крайней мере, для значительной части чуванцев термин камчадалы продолжает оставаться «исконным», истинным самоназванием в противовес официальному чуванцы (см. об этом выше; ср. отрывки 14, 15). Для другой части дело обстоит как раз наоборот: термин чуванцы полагается истинным самоназванием, совпадающим с официальным, в то время как название камчадалы отвергается как самоназвание, хотя память о нем как о когда-то существовавшем официальном «ярлыке» сохраняется (см. отрывки 12, 16). Видимо, точно так же интерпретируются рассматриваемые термины камчадалы и чуванцы остальными жителями Маркова, которые представляют другие группы: для одних чуванцы на самом деле не являются чуванцами («их так записали») и остаются камчадалами (см. отрывки 19, 20), другие приняли официальный термин чуванцы (точнее будет сказать, вновь приняли, так как этот термин уже функционировал ранее, в XIX – начале XX века) как обозначение данной группы. Вполне вероятно, что устойчивость термина камчадалы среди самих чуванцев (а может быть, и других групп тоже) объясняется существованием еще одной группы с таким же названием – оленных чуванцев. Название камчадалы в данном случае помогает сделать границу между речными и оленными чуванцами на терминологическом уровне более четкой. Существует, правда, и группа с названием камчадалы , живущая на Камчатке (см. предыдущий раздел). Но здесь практически отсутствует какая-либо основа для столкновения интересов. Две группы надежно разделены, с одной стороны, географически (большое расстояние) и административно (принадлежность к разным субъектам Федерации), а главное – отсутствием единой социальной сети. Некоторые информанты используют термин камчадалы как «исторический» для обоснования собственного происхождения (см. отрывок 17). В таблице представлена пара камчадалы – камчадалы и отсутствует пара камчадалы – чуванцы (для этого пришлось бы поместить термин чуванцы и в правый столбец тоже, чтобы отразить ситуацию, описанную выше). Это отсутствие объясняется тем, что чуванцы все-таки является официальным названием и для тех марковцев, которые считают себя камчадалами.
