Александр Зиновьев - Живи
Вы прямо скажете, что работа бездарна и ничего нового не вносит в науку? Ничего подобного, вы будете хвалить диссертанта за творческий вклад и талант. Разве не так?! Человек, не умеющий лгать в общении с другими, есть существо не социабельное — хам, хулиган, мерзавец, подонок, невежда, дурак. Только плохо воспитанные люди и дураки «режут правду — матку в глаза». Иногда это — стиль поведения (вот, мол, я какой!). Это — форма игры. Обычно она лишь прикрывает клевету, ложь, оскорбления. Ложь есть абсолютно необходимая форма приспособления индивидов к условиям своей социальной среды. Без лжи невозможен никакой социальный расчет, без которого вообще нет социальной формы жизни. Ложь есть общественно признанная форма индивидуальной правды: это есть естественнонаучный факт, не подлежащий никакой моральной оценке. Моральное значение имеет лишь принцип: «Ври, да знай меру!»
Поездка в Москву
Командировки играют в нашей жизни роль огромную. Они выгодны экономически: сохраняется зарплата на работе и выплачиваются командировочные деньги. Они приятны во многих отношениях: высыпаешься, вырываешься из семьи, заводишь знакомства, пьешь без перерыва. Они расширяют кругозор: видишь новые города и новых людей, посещаешь музеи и театры. За возможность поехать в командировку идет борьба. Устанавливается неявная очередность. Борьба становится особо острой, когда люди командируются в Москву, Ленинград, Киев и в южные курортные города. Меня в командировки посылают очень редко, в другие провинциальные города, по маловажным делам. Но тут произошло чудо: по плану подготовки фестиваля инвалидов командировку в Москву запланировали именно мне.
У меня возникла идея взять с собой в Москву Слепого и сходить с ним в московские учреждения, занимающиеся пересадкой органов и их заменителями. Я сказал об этом Слепому. Он взвыл от восторга. Ему положено целых пять дней «отгула» за сверхурочные занятия.
В Москве стоило большого труда устроить Слепого в той же гостинице, в которой мне было положено место как командировочному. Пришлось дать приличную взятку. Я свои дела завершил сравнительно легко и быстро. В Москве оказалось довольно много важных инвалидов, вполне пригодных для участия в фестивале и заинтересованных в этом. Фестивалю придавали большое значение в самом ЦК КПСС, и двери всех учреждений, имеющих дело с инвалидами, для меня были открыты. Гораздо хуже получилось со Слепым, Мы долго болтались в коридорах Министерства здравоохранения, пытаясь добиться разрешения получить консультацию в одном из учреждений, занятых проблемами пересадки органов. Никто не хотел нами заниматься. Требовали направления от Областного отдела здравоохранения. Такового у нас, конечно, не было — не было времени получить его, поскольку это связано с волокитой. Нам надоело ходить из кабинета в кабинет и часами ждать приема. Я продемонстрировал свои протезы и заявил, что если нам нужного разрешения не дадут, мы со Слепым идем на Красную площадь с плакатом, на котором будет написано наше требование. Эта угроза подействовала. Нам даже машину дали, так как нужное нам учреждение размещалось далеко за городом. И приставили двух кагебешников. Они, не скрываясь, следовали за нами повсюду вплоть до поезда, на котором мы покинули Москву. В учреждении (не знаю, что это такое — исследовательский институт или больница) с нас взяли подписку о неразглашении.
Пересадка органов
Принявший нас человек назвался профессором. На осмотр Слепого он потратил не более пяти минут.
— Все ясно, — сказал он профессионально равнодушным тоном. — Не стройте никаких надежд, молодой человек. Лучше мужественно несите свою участь до конца. Может быть, лет через двадцать мы задумаемся над проблемами такого рода. А сколько потребуется на их решение?!
— Но теперь развитие во всем ускоряется, — возразил Слепой.
— Ускоряется, — согласился профессор. — Ну, пусть через десять лет. Пусть через пять. Все равно от научного решения проблемы до внедрения результатов в практику медицины — дистанция огромного размера. Сейчас принципиально доказана возможность пересадки глаз для отдельных случаев. Что за случаи? Несчастный случай с потерей органов зрения и возможность немедленно осуществить операцию. Мы проделали сотни успешных экспериментов на животных. Проделали несколько десятков операций на людях. К сожалению, пока еще очень малоуспешных.
Хотя такой результат визита нам был известен заранее (мы основательно изучили новейшие сообщения на эту тему), настроение испортилось совсем. У нас было в запасе еще два дня. Но мы решили ехать домой. Пробиться в какой — либо институт, изобретающий технические устройства для ориентации слепых в окружающей среде, за это время мы все равно не смогли бы. На оставшиеся деньги мы накупили продуктов, которые в магазинах нашего города либо вообще никогда не появлялись, либо исчезли лет десять назад, — рыбные консервы, вареную колбасу, рис, пшено, муку, сыр.
Мы и Запад
В комбинате сильное оживление: получен американский журнал, в котором даны чертежи, фотографии и описание ножных протезов, сделанных с использованием самой современной науки и техники. Протезы, если верить журналу, действительно потрясающие. На меня все смотрят с насмешкой: мол, куда тебе, доморощенному кустарю — одиночке, тягаться с американской техникой! В дирекции провели срочное секретное совещание. Но секреты скоро стали общеизвестными. Решено группу наших сотрудников послать в командировку в США. Возглавит группу сам директор. Поедет также Гробовой, сотрудник спецотдела (то есть офицер КГБ) и представитель армии (то есть офицер Главного разведывательного управления). Такая поспешность объясняется тем, что протезы напичканы новейшей электроникой, которая нужна не столько для облегчения жизни наших инвалидов, сколько для военных целей. Кто-то упомянул мое имя. Но Гробовой сказал, что меня брать не следует, чтобы не позориться с нашей отсталой техникой. И мою кандидатуру единодушно отклонили.
Я прочитал эту статью. Мои протезы оказались мне чудовищно примитивными в сравнении с американскими. Настроение у меня упало ниже самого низкого. Но меня успокоил Теоретик. Он сказал, что у нас серийное производство таких протезов все равно не осилят — технология не та и специалистов нету. Так что будут наверняка «усовершенствовать». В результате получатся протезы хуже моих. К тому же нашему брату — Ивану западная техника не годится. Сразу из строя выйдет, а чинить негде и некому.
— Короче говоря, — закончил свою утешительную речь Теоретик, — наберись терпения. Как говорит китайская мудрость, сядь у реки, жди, и труп врага проплывет мимо. Обидно, конечно, какие-то паразиты за государственный счет в Америке побывают, мир посмотрят, барахла дефицитного привезут. А тебя, лучшего советского специалиста в этой области, осмеяли. Были бы у меня руки, я бы этим подлецам пощечин надавал!..
Потом я прочитал американскую статью еще раз. И обнаружил, что мои идеи все-таки лучше американских. Я с минимумом технологии максимально использую способности организма. Они же ориентируются на максимум возможностей технологии и используют способности организма лишь в той мере, в какой это нужно для технологии. Возможно, их путь перспективнее с точки зрения чисто физических возможностей движения инвалидов в пространстве. Но мой, несомненно, лучше с психологической точки зрения.
На собрании отдела я сказал, что изобрел мои протезы раньше американцев. И мои лучше американских. Я предлагаю вызвать американцев на состязание. Я буду выступать на моих протезах, а американец — на своих. После моих слов наступило неловкое молчание. Гробовой перевел разговор на другую тему.
— Возмутительно, — сказал Теоретик, когда мы вновь заговорили на эту тему. — У нас готовы возвеличить любую западную посредственность, лишь бы не дать вырасти своему собственному гению. Сволочи! Хочешь, я перешлю на Запад материалы, касающиеся твоих протезов?
— А ты уверен, что на Западе будут в восторге от появления русского гения (как ты говоришь)?
— Нет, конечно. Но надо же что-то делать!
— Зачем?
— Хотя бы для того, чтобы выразить свой гнев.
— А если у меня уже и этого нет?
В клубе
Прекрасная погода. Прекрасное настроение. Мы — Блаженный, Психолог, Агент, Бард и я — сидим в Клубе. Они не спеша потягивают молдавское вино, которое где-то по блату достал Психолог.
— Странные бывают случаи, — говорит Психолог. — И никакого научного объяснения им нет. Если бы сам не убедился в их реальности, ни за что не поверил бы. Попал к нам один человек. Даже не человек, а человечишко. Обыкновенный маляр. Хилый. Неразговорчивый. Но он обладал одним необыкновенным свойством: всякий, кто пытался причинить или причинял ему зло, так или иначе наказывался. Например, кассирша, выдававшая ему зарплату, решила его обсчитать. Она видела, что перед ней — рохля, и была уверена, что обман пройдет незамеченным. И вместо десятирублевых бумажек выдала ему… сторублевые! Однажды на него напали пьяные хулиганы, готовые за трешку зарезать человека. Один хотел пырнуть его ножом, но получилось как-то так, что попал в своего напарника. Его соседи по квартире три года добивались, чтобы его выселить. Он согласился на комнатушку в каком-то бараке. Так в его комнате после того, как он покинул ее, обвалился потолок и искалечил счастливых соседей!
