Коллектив авторов Филология - Русская литература и медицина: Тело, предписания, социальная практика
Постановка диагноза, таким образом, является для раннего реализма чрезвычайно важным моментом, преобладающим над самой терапией. Литература претендует при этом на роль сигнификанта развития общества, дающую право это развитие не только документировать, но и оценить. Социальный, политический, философский и медицинский дискурсы становятся частью литературного и трансформируются в комплексную структуру: этот процесс должен способствовать — по крайней мере, с точки зрения программы реализма — созданию универсальных категорий для объяснения законов общественного развития. Вышеупомянутые дискурсы подобно симптомам маркируют поверхность текста, одновременно отсылая к протекающим внутри процессам. Но возможны ли адекватное отображение и анализ этих процессов?[90]
Именно литературная критика 1840-х годов берет на себя задачу отображения комплексных взаимосвязей между личностью и обществом. Все большее внимание уделяется личному (психологическому) развитию человека и его биографии, что ведет к изменениям как в изображении литературного героя, так и в обосновании литературного психологизирования. Критик А. Плещеев, в частности, подчеркивает, что особая важность отныне придается не реалистическому изображению действительности в ее ситуативном и социальном разнообразии. Гораздо важнее, по его мнению, передать и интерпретировать мотивы поведения героя, что позволит показать причины его поступков. «Пускай литература, которая должна быть воспроизводительницею жизни, показывает нам этих существ, но показывает вместе и причины, почему они сделались такими, какими мы видим их; недовольно быть статистиком действительности, недовольно одного дагерротипизма, мы хотим знать корень зла» (Русский Инвалид. 1847. № X).
Таким образом, человек должен быть показан изнутри, что позволит по-новому интерпретировать находящиеся на поверхности знаки-симптомы. Под «грубой поверхностью» скрывается в большинстве случаев «хорошее ядро» человека: «…то, что положено природой в глубину души, рано или поздно должно всплыть наружу, состояние насильственное не может длиться вечно» (Там же). «Вникнув хорошенько в нравственную сторону этого человека, находишь, что под грубую его оболочкою скрывается очень часто доброе начало — совесть» [Григорович 1956: 6].
Диагноз патологических состояний ставится в рамках качественного различия между по сути своей «доброй» природой человека и его часто порочным окружением. Литературный герой, следовательно, не является больше зеркалом общества. Предметом рассмотрения и интерпретации оказываются общественные условия, увиденные через призму психологизированного героя. Перед литературой ставятся задачи большие, чем простое документирование внешних деталей. Она должна измерить глубину человеческой натуры и наполнить ее анализ психологическим содержанием. Литературный критик А. Галахов в своих «Записках человека» называет это новое понимание «освобождением от внешнего»: «Постепенное освобождение себя от внешнего, наносного, постороннего и торжество внутреннего. Нашей родовой собственности — вот задача всех и каждого. Людям часто всего труднее быть людьми» (цит. по: [Манн 1969: 281]).
Изображение внутреннего мира героя, приходящее на смену его типизации и придающее глубину физиогномической поверхности описания, отчетливо выходит за рамки «физиологического очерка». Такая концепция позволяет создать целый спектр характеров на фоне литературно стандартизированной социальной ситуации. Действительность служит при этом лишь кулисами, на фоне которых показано развитие внутренних задатков литературных героев. Это вносит кардинальные изменения в программу «физиологического очерка», согласно которой при исследовании состояния общества должны учитываться только те факторы, которые влияют на формирование личности: среда, происхождение или воспитание. Существование в определенных социальных условиях должно отныне рассматриваться через призму внутреннего мира отдельного человека.
Белинский предвосхищает начало осуществления структурных изменений в области взаимосвязи между внешней перспективой и изображением внутреннего мира героя. В своей статье «Взгляд на русскую литературу в 1846 году» он пытается, исходя из позиции психологии, перенять научно-психологическую методику как основание для литературной типизации[91], перенося акцент с чисто внешнего описания на изображение мотивов и побуждений:
Психология, не опирающаяся на физиологию, так же несостоятельна, как и физиология, не знающая о существовании анатомии. Современная наука не удовольствовалась этим: химическим анализом хочет она проникнуть в таинственную лабораторию природы, а наблюдением над эмбрионом (зародышем) проследить физический процесс нравственного развития… Но это внутренний мир физиологической жизни человека; все это сокровенные о нас действия, как результат, выказываются наружу в лице, взгляде, голосе, даже манерах человека. А между тем что такое лицо, глаза, голос, манеры? Ведь это все — тело, внешность, следовательно, все преходящее, случайное, ничтожное. <…> Всего случайнее в человеке его манеры, потому что они больше всего зависят от воспитания, образа жизни, от общества, в котором живет человек. <…> Сколько на свете людей с душою, с чувством, но у каждого из них это чувство имеет свой характер, свою особенность [Белинский 1953–1959X: 27].
В рамках реализма постепенно разрабатывается дифференцированный метод перехода от внешней перспективы к внутренней, изображение одной только «поверхности» считается уже недостаточным. «Внешнее» расширяется с помощью «внутреннего», беря за основу психологический дискурс, на основании результатов исследований и терминологической базы которого появляется возможность для изображения внутреннего мира человека. Романтическая «наука о душе» и характерология XVIII — начала XIX века сменяются динамическими моделями развития, разработанными психологией, которые, с одной стороны, рассматривают состояния болезни и здоровья как не имеющие четкой границы, с другой же стороны, подчеркивают влияние, оказываемое на развитие личности жизненными обстоятельствами. В литературе этому соответствуют определенные модусы изображения героя. В реализме (с учетом его амбиций на всестороннее отображение действительности) происходит процесс дискурсивирования психологического и представления его метонимически в виде общепринятого факта. Психологизм приобретает доминантную функцию, когда речь идет о приведении в соответствие образа жизни героя и его мировоззрения. Социальное поведение героя мотивируется теперь процессами, протекающими во внутреннем мире человека, — психологическими импульсами.
Литературный тип превращается в литературный характер — это позволяет изображать (и обосновывать) психическое развитие как «внутреннюю жизнь» персонажа. Таким образом, в литературе реализма 1840–1860-х годов можно выделить по крайней мере два сосуществующих направления: с одной стороны, линию, строго ориентированную на поэтику «натуральной школы» и программные работы социал-утопистов, с другой стороны, течение, занимающееся не разработкой социального окружения литературного героя, а его личностью и внутренней жизнью в рамках определенного контекста.
3
Психологизм как критика общества
Итак, мы наблюдаем развитие различных модусов литературной психологии в ранней фазе реализма. По сути, можно констатировать своего рода челночное движение между материалистическим психологизмом и автономной психологией сознания, концентрирующейся на «открытии личности». Это ведет, с одной стороны, к полному принятию литературой материалистического естествознания, с другой стороны, к использованию медицинского дискурса в качестве литературного стиля, следующего своей собственной «психологической» логике и делающего внутренние структуры человеческой психики предметом новой поэтики.
Генезис психологического реализма можно описать как развитие, начинающееся с «документирования» жизни, проходящее стадию структурирования психологической действительности посредством ее описания и заканчивающее созданием аутентичного (художественного) языка литературного героя и языка описания. На всех этих стадиях психология используется в качестве модели трансформации внешнего во внутреннее и внутреннего во внешнее, как посредник между личностью и обществом, между частным и общим. В литературе рассматривается социальное поведение человека, его поступки и реакции в психологической перспективе. От автора и критика требуется отныне знание из области как литературы, так и психологии. Они занимаются отбором заданных элементов, входящих в комплекс психологии, медицины или антропологии и рассматривают себя как в качестве аналитиков психо-логически-патологических наклонностей индивидуума, так и в качестве диагностов патогенных структур общества. Сопоставление медицинских моделей с другими дискурсивными практиками (социальными, моральными и т. п.) предоставляет возможность критики общества под различными углами зрения: начиная с изображения патогенного процесса цивилизации и составления этиологии «больного века». Поэтика реализма становится экспериментаторской, что позволяет поместить различные модели поведения человека в заранее сконструированные обстоятельства.
