Клаудио Наранхо - АГОНИЯ ПАТРИАРХАТА
В отличие от медицины и психологии, обучение которым (как и другим профессиям в нашей культуре) происходит путем передачи информации и практических занятий, в феномене призвания (наряду с индивидуальной предрасположенностью) ощущается влияние такого фактора, как заразительность. Это утверждение справедливо не только для бурного распространения фрейдизма, но и для расцвета неошаманизма в наши дни. Когда я учился на медицинском факультете Чилийского университета, в Чили еще не существовало учебных заведений, где можно было изучать психологию, В настоящее время на факультетах психологии учится больше студентов, чем на юридических факультетах, которые в прежние годы отличались наибольшей посещаемостью. Во всем мире наблюдается усиление интереса к психологии. На протяжении существования нашей культуры происходит смена эпох, причем дух каждой эпохи находил воплощение в определенной сфере деятельности человека. Так, если в XIX веке этой сферой была биология, оказавшая заметное влияние на культуру, то во времена Галилея приоритет был отдан физике. Сходным образом можно утверждать, что современное «Движение за развитие человеческого потенциала» возникло не столько усилиями представителей профессиональных или академических кругов, сколько благодаря изменению коллективного сознания, которое проявилось в терапевтической и духовной областях. Свое конкретное выражение это изменение нашло в повышении одухотворенности психологии.
Благодаря заразительности, новый шаманизм, развитию которого мы оказываем поддержку, вышел за пределы любой профессии, что стало причиной определенных разногласий на стыке разных профессий. В течение некоторого времени психотерапия находилась в монопольном ведении врачей. Затем право на практику в этой области получили психологи, после чего этой привилегии удостоились и социологи. В настоящее время интерес к психотерапии приобрел такой масштаб, что многие стали считать себя психотерапевтами-любителями. Профессионалам приходится даже обращаться в суд, чтобы защитить свою территорию от вторжения непрошенных гостей. В испанском языке есть выражение «В каждом из нас есть что-то от врача, поэта и безумца». В какой-то мере это все равно, что сказать, что в каждом из нас есть что-то от шамана. Ибо шаман - это человек, чьи способности являются последствием его соприкосновения с глубинной сущностью. Иначе говоря, глубинная сущность каждого человека имеет «шаманический» характер.
Болезнь, благодаря которой человек становится шаманом (независимо от формы ее проявления: внешнее событие или погружение во внутреннюю бездну), не является единственные способом нисхождения в ад. Подобно тому, как при нормальном развитии процесса кундалини после подъема телесной энергии по чакрам наступает ее нисхождение, так и при развертывании сознания, которое можно сопоставить с физическими изменениями, после его расширения наступает сужение. Некоторые шаманы перед нисхождением в преисподнюю совершают восхождение на небеса. По этой причине практика кундалини всегда считалась чрезвычайно опасной: без специальной подготовки и компетентного руководства кундалини может оказаться вратами, через которые человек может придти как к экстазу, так и к агонии (о чем свидетельствует автобиографический очерк Гопи Кришны). Эта практика представляет собой внутреннее очищение и, в определенной степени, внутреннее умирание - дезинтеграцию прежней личности или ее освобождение от обусловленности, сформировавшейся на ранних этапах жизни.
На стадии расширения в шаманском процессе и даже на этапе восхождения кундалини можно говорить о наличии психотического аспекта в широком смысле этого слова: «высокий психоз», мистическое безумие неотделимо от пути и должно быть познано человеком, чтобы выйти за его пределы. В принципе, в образе Дон Кихота у Сервантеса воплощено понимание состояния безумия как пути. В отличие от таких писателей, как Сервантес и Гете, понимавших, что высшее безумие является неотъемлемой частью озарения (еще в Средние века было распространено понимание, что безумие неотделимо от святости), наша культура до сих пор далека от того, чтобы окружить психотиков атмосферой понимания, признания и дружеского участия, которое в данной ситуации представляется вполне оправданным. Подход нашей культуры коренным образом отличается от подхода, принятого в шаманских культурах, где с одобрением относились к тем, кто вступал на путь^благодаря болезни, и обеспечивали им компетентное руководство. Такие люди получали возможность совершить воображаемое путешествие по миру безумия и проанализировать это безумие, приобретая мудрость и способность исцелять других людей.
Существенное изменение в подходе к психозу можно обнаружить только в новом психологическом направлении. После появления работ Р.Д. Лэнга некоторые специалисты стали рассматривать психоз не только как состояние, подлежащее исцелению, но и как «позитивную дезинтеграцию» (определение принадлежит Дабровскому) или регрессию на службе развития, нисхождение в ад, способное совершить очищение. В нашей культуре, в которой статистическая «нормальность» далеко не совпадает с подлинным психическим здоровьем, идея психоза как пути, а не случайного события на пути, остается революционной даже через 20 лет после того, как Институт Эсален пригласил Лэнга в Соединенные Штаты и объединил ряд специалистов, которые в течение месяца обсуждали «ценность психотического опыта».
Современное терпимое отношение к безумию проистекает из более широкой терпимости к измененным состояниям сознания, из новой открытости перед опытом и готовности уступить ему, которые оправдывают употребление термина «дионисийский» для определения нового духа. Уже в конце прошлого столетия Ницше предсказывал «постепенное возрождение дионисийского духа в современном мире». Можно утверждать, что культурная революция 60-х годов носила преимущественно «дионисийский» характер. Эта особенность психодуховной революции (см. С. Кин «Танцующему Богу») [62] Здесь наша новая духовность также подражает шаманизму, поскольку западное христианство, подобно «другим религиям», проникнуто аполлоновым духом в отличие от традиционного шаманизма, где царит Дионис.
Мысль о том, что дух нашего времени носит шаманский и дионисийский характер поможет пониманию других его появлений, начиная с интереса к галлюциногенам (разновидность «опьянения» в дионисийском смысле «освобождения от всех условностей») и кончая «освоением» (посредством терапевтического процесса) той разновидности безумия, которая, по мнению Мелани Клейн, лежит в основе невротического слоя нашего сознания.
Мир Диониса - это мир опьянения и (порой безумных) порывов души. Но Дионис есть бог, который рождается и умирает. В Дионисе вхождения в безумие и трансформативный процесс смерти и возрождения объединяются в единый процесс.
Проблема смерти и возрождения - основная проблема христианства, в той или иной форме она присутствует во всех духовных традициях, проявляясь в виде символов, мифов и абстрактных концепций. К таким концепциям относятся, например, Фана и Бака в суфизме или Нирвана и Просветления в буддизме. В то же время есть все основания полагать, что существующие в развитых религиях кодификация опыта и возникшие на его основе концептуальные учения уводят нас в сторону от самого опыта. Этим объясняется то удивление, с которым антропологи (особенно Расмудсен. проводивший исследования в среде эскимосов), пытавшиеся понять шаманизм, обнаружили, что те виды опыта, которые мы приписываем историческому Христу и другим аватарам, были вполне квалифицированно описаны их «примитивными» собеседниками.
Теперь обратим внимание на очень важный момент, о котором я еще не говорил. Шаман - это человек, который умер и возродился. Он обладает опытом непосредственного участия в трансформативном процессе, к важнейшим особенностям которого относятся психологическая смерть и духовное возрождение. Однако процесс, который, с одной точки зрения, можно описать как восхождение на небо и нисхождение в ад, с другой точки зрения, воспринимается как путешествие в запредельное, которое (как и в дантовой аллегории) включает расставание с миром и последующее новое рождение в нем. Наряду с опытом восхождения и нисхождения шаман, как отмечает Элиаде, обретает способность посещать небеса и ад, недолго в них оставаясь, и поэтому его называют «владыкой трех миров». Сохраняя способность к экстатическим и иным переживаниям, он воспитывает в себе отрешенность от духовного и земного. Прибегнув к архаичной шаманской метафоре, можно сказать, что он способен перемещаться вверх и вниз по оси мира, останавливаясь в срединной сфере. В эпоху неошаманизма на эту особенность необходимо обратить внимание, поскольку она указывает на существенное различие между шаманом и учеником колдуна.
