В. Анишкин - Быт и нравы царской России
Венчание на царство
В день венчания Федора на царство (31 мая 1584 г.), утром, разразилась ужасная буря с грозой, и ливень затопил московские улицы. Народ воспринял это как предзнаменование грядущих несчастий.
Храм был переполнен людьми, так как всем россиянам разрешалось присутствовать на подобных торжествах. Царь и митрополит Дионисий сели на приготовленные для них места, и Федор сказал митрополиту: «Итак, по воле Божией и благословению отца моего, соверши обряд священный, да буду царь и помазанник!». Возложив на царя крест, бармы и венец на голову, Дионисий подвел Федора к особому царскому месту и вручил ему скипетр. Федор, в полном царском одеянии, в шапке Мономаха, в богатой мантии, с длинным скипетром в руке, сделанным из китового зуба, устало слушал литургию. Возле него с правой стороны, как ближайший вельможа, стоял Годунов. Помост церкви был застелен персидскими коврами и красными английскими сукнами. Одежды вельмож, украшенные драгоценными камнями и крупным жемчугом, поражали иностранцев, которые оценивали их в миллионы. В царских дверях[142] митрополит возложил на Федора золотую цепь Мономаха.
Пиры, веселье, всякие забавы продолжались целую неделю. Закончилось торжество за городом, где на большом лугу прошел военный праздник с залпами из 170 медных пушек. Федора сопровождали 20 000 стрельцов и 50 000 всадников.
Федор, утомленный мирской суетой, пытался найти отдых в служении Богу. После утомительных забав и пиров он, как простой богомолец, ходил пешком из монастыря в монастырь, в Сергиеву Лавру и в другие святые места вместе со своей Ириной, и его сопровождали знатнейшие бояре и множество телохранителей царицы, что было решением Годунова. По его мнению, пышность вселяла в народе уважение к его сестре и к ее роду. Годунов старался всеми возможными способами возвысить Ирину в глазах россиян. Для этого он одним ее именем, без имени Федора, стал издавать милостивые указы, прощал и жаловал людей, пытаясь вызвать благодарность и уважение к ней народа. Этим Годунов утверждал и свое величие.
Обычный день царя Федора
Д. Флетчер так описывает праздную жизнь царя Федора: «Феодор вставал обыкновенно в четыре часа утра и ждал духовника в спальне, наполненной иконами, освещенной днем и ночью лампадами. Духовник приходил к нему с крестом, благословением… в 9 часов ходил к Литургии, в 11 обедал, после обеда спал не менее трех часов; ходил опять в церковь к Вечерне и все остальное время до ужина проводил с царицею, с шутами и с карликами, смотря на их кривлянья или слушая песни — иногда же любуясь работою своих ювелиров, золотарей, швецов, живописцев; ночью, готовясь ко сну, опять молился с духовником и ложился с его благословением. Сверх того всякую неделю посещал монастыри в окрестностях столицы и в праздничные дни забавлялся медвежьею травлею. Иногда челобитчики окружали Феодора при выходе из дворца: избывая мирские суеты и докуки, он не хотел их слушать и посылал к Борису!»{143}.
Царский двор
Двор при Федоре отличался благопристойным порядком. Все бояре и государственные чиновники собирались ежедневно утром и вечером в Кремлевских палатах для того, чтобы молиться вместе с царем, а три раза в неделю заседать в Думе с семи часов утра до десяти или больше, принимать послов или просто беседовать друг с другом. Обедать и ужинать шли домой, но двух-трех вельмож Федор иногда приглашал к своему столу. Слабый, болезненный Федор отменил утомительные, многолюдные трапезы, которые отличали времена его отца и деда. Он редко обедал и с послами. Многие иностранные чиновники и греки приезжали для службы в Россию и добавляли пышности царскому двору. Здесь можно было увидеть, например, хивинского царевича, молдавских князей Стефана и Дмитрия, родственника византийского императора, Мануила Мускополовича и др. Перед дворцом обычно дежурило 250 стрельцов с заряженными пищалями и горящими фитилями. Внутренняя стража Кремлевских палат состояла из 200 знатнейших детей боярских (жильцов), которые, сменяясь, ночевали всегда вблизи от царской спальни, а рядом, в соседних комнатах ночевали ближние царедворцы, постельничий и его товарищи (спальники). Каждую дверь охранял истопник, который должен был знать тех, кто имел право входить в эту дверь.
Федор с юных лет заботился только о спасении души, а в свое царствование еще меньше думал о царстве, ездил из обители в обитель, поощрял духовенство, особенно греческих, иерусалимских и других монахов, и подавал нищим.
Власть мнимая и истинная
Годунов имел личные отношения с монархами Азии и Европы. Он обменивался с ними дарами и торжественно принимал их послов у себя в доме. Желая показать свою скромность, Борис уступал первые места в Совете некоторым старейшим вельможам, но со своего четвертого или другого места пресекал любое противоречие. Все знали, что великий боярин и есть настоящий правитель, а Федор лишь обладает званием царя, и хотя все показывало на умую и активную деятельность правительства, т. е., в конечном счете, Годунова, он был предметом ненависти. В нем видели лишь человека, который посягает на царские права. Престол, по высказыванию Н.М. Карамзина, казался Годунову не только святым местом истинной власти, но и райским местом успокоения, до которого не долетают стрелы вражды и зависти и где смертный пользуется божественными правами. В летописи отмечен случай, когда Борис, который при редком уме все же верил гаданию, позвал каких-то звездочетов или волхвов однажды ночью и спросил, что ожидает его в будущем? Те льстиво ответили, что его ожидает венец, но вдруг замолчали, притворно изобразив испуг. Борис велел договаривать и, узнав, что он будет царствовать только семь лет, с радостью обнял предсказателей и воскликнул: «Хотя бы семь лет, но только царствовать!».
Дворцовые интриги
Как ни хотел Борис примириться с Шуйскими, сделать этого ему не удалось. Митрополит Дионисий, как и Шуйские, не любил Годунова и был на их стороне. И Дионисий и Шуйские считали, что слабохарактерный Федор не может быть сильно привязан к Ирине или к Годунову, и тайно сговорились с купцами и некоторыми гражданскими и военными чиновниками от имени всего народа бить челом Федору и просить, чтобы он развелся с бесплодной Ириной, отпустил ее в монастырь и женился на другой, которая принесла бы наследника. Это хотели подкрепить смутой, по поводу пресечения династии Рюриков на троне. Но у Бориса было множество шпионов, доносивших ему обо всем, что происходит в государстве. Заговор был раскрыт, но Борис поступил великодушно. Он просто пытался доказать митрополиту, что развод — это беззаконие и что Федор еще может иметь детей от Ирины. Дионисий извинялся, дал слово за себя и за своих единомышленников не думать больше о разводе Федора и Ирины, а Годунов обещал не мстить.
И все же Годунов расправился с Шуйскими. По доносу одного из слуг Шуйских их объявили изменниками. Судом Шуйские были осуждены, несмотря на то, что купцы и слуги даже под пытками не подтвердили клеветы доносчика. Шуйских удалили. Главным преступником объявили князя Андрея Ивановича и сослали в Каргополь[144], князя Ивана Петровича — на Белоозеро; князя Скопина-Шуйского лишили наместничества в Каргополе, но разрешили жить в Москве. Многих дворян отправили в Вологду, в Сибирь, а московским купцам, участникам заговора против Ирины, Федору Нагаю и шестерым его товарищам отрубили головы. Митрополит Дионисий отказался от прощения, назвал Годунова клеветником и тираном и вместе с крутицким архиепископом Варлаамом был отправлен в монастырь.
В неволе были задушены два главных Шуйских, Андрей Иванович и Иван Петрович.
Коварство Годунова
Еще при Иване Грозном скончался ливонский король Магнус. Его супруга, Мария Владимировна, осталась с двухлетней дочерью Евдокией на руках без средств, без друзей. Годунов пригласил их в Москву, обещая богатство и хорошего жениха самой Марии Владимировне. Однако, опасаясь, что в случае смерти Федора и царевича Дмитрия эта правнучка Ивана может объявить себя наследницей трона, Борис, вместо богатства и жениха, предоставил ей выбор между монастырем и темницей. Выбрав монастырь, Мария хотела только одного: чтобы ее не разлучали с дочерью. Евдокия вскоре умерла и, вполне возможно, что это была насильственная смерть. Мать прожила еще восемь лет, тяжело переживая смерть дочери.
Из летописи мы узнаем еще об одном коварстве, которое приписывают Годунову. Так называемый царь и великий князь тверской Симеон[145], женатый на сестре боярина Федора Мстиславского, в царствование Федора вынужден был покинуть Тверь и уединился в своем селе Кушалине. Князь был набожным и тихим человеком и не представлял никакой опасности для трона, но Годунов видел опасность в его царском имени.
